ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

 

И надо признать, что Павел всесторонне учел изъяны предшествовавшей практики престолонаследия, до деталей продумал все могущие возникнуть неожиданности и осложнения и в итоге оказался прав в главном своем расчете, поскольку его вступление на престол в ноябре 1796 г. совершилось по той же, примерно, схеме, которая была им намечена еще в январе 1788 г.
Свои плодотворные следствия имели и выработанные Павлом и его сторонниками в 1770-1780-х гг. основания его будущей политики. Многое из того, что было тогда намечено в области военного дела, административного устройства, сословной политики и т. д., воплотилось потом в ряде законов и практических мер Павла I. Достаточно сказать, что знаменитый закон Павла I о престолонаследии от 5 апреля 1797 г., определивший с юридической точки зрения устойчивость династии Романовых вплоть до 1917 г., почти дословно воспроизводил акт о порядке престолонаследия от 4 января 1788 г. «Император Павел, — писал по этому поводу М. В. Клочков, — за редким исключением, в своей правительственной деятельности отчетливо и ясно проводил взгляды окончательно сложившиеся у него еще до воцарения и нашедшие себе достаточное выражение в его наказе 1788 года».
Однако многое, очень многое и важное из того, что было задумано Павлом и его сторонниками в 1770-1780-х гг., не получило никакого воплощения. Касается это прежде всего собственно конституционалистской части их реформаторских планов, а уже к исходу 1780-х гг. искания Павла в этой области были исчерпаны.
Более того, с точки зрения основ государственного устройства, Павел I по своем воцарении стал поступать совершенно противоположным образом тем принципам, которые разделял прежде. Парадокс заключается в том, что, вынашивая в бытность наследником идеи конституционного ограничения посредством «фундаментальных законов» самодержавного деспотизма, Павел I на деле оказался одним из самых деспотических самодержцев в России.
Произошло это в силу ряда обстоятельств.
Укажем лишь на главнейшие.
На первое место среди них надо, конечно, поставить многолетнюю эволюцию характера Павла, приведшую в середине 1790-х гг. к деформации самой его личности, повседневными проявлениями которой стали деспотические замашки, произвол, сумасбродные выходки, уничижительное высокомерие в обращении с окружающими и т. д. — обо всем этом уже было сказано выше. Наивно было бы думать, что глубокие сдвиги в психологическом складе врожденно нормального человека не затронули бы его политического миросозерцания, ибо человек един и неделим и по природе вещей не способен раздваиваться до такой степени, чтобы свойства его личности столь круто менялись, а взгляды по коренным вопросам социального бытия оставались бы прежними.
Но этого общего объяснения было бы, разумеется, недостаточно, если бы мы не знали, как сильно и необратимо повлияла на духовный мир Павла Французская революция.
Падение веками казавшегося незыблемым монархического строя, угрожающий вызов революции европейским монархическим государством, буйства черни, преследовавшей знатные аристократические роды, кровавый террор, страшная участь на эшафоте Людовика XVI и Марии-Антуанетты — все это привело Павла в состояние ужаса и ожесточения. Недаром современники считали 1793 г. временем решительного перелома в его характере. Павлу всюду мерещились отпрыски революции, в любом офицере он готов был видеть якобинца и все более склонялся к необходимости самых жестоких деспотических мер пресечения этого наваждения, необходимость править в России «железной лозой».
Естественно, что на таком фоне провозглашенные в ходе революции конституция и объявление Франции республикой, как ничто другое, навсегда вытравило из его сознания былые конституционные идеалы. «Если молодой Павел „…“ связывал свое будущее с конституционными гарантиями (проект Панина — Фонвизина), то 1789-1794 годы окончательно „отбили охоту“ у него к поискам таких форм» (Н. Эйдельман).
Вот при таких политических воззрениях Павел и вступил на престол.

На троне: вместо эпилога
Царствование Павла I было многократно описано в литературе — от учебных пособий до исторических романов почти что детективного толка. Мало-мальски любознательный читатель без труда найдет здесь сведения о политическом курсе Павла I внутри страны и о его деятельности на дипломатической арене, о войнах, которые тогда довелось вести России, и конечно же о знаменитых походах А. В. Суворова в Италию и Швейцарию. Найдет он здесь немало интересного и занимательного и о важнейших событиях павловского четырехлетия, включая и трагические обстоятельства дворцового переворота 11 марта 1801 г. и т. д. Особенно ярко, достоверно, впечатляюще обрисован облик Павла I — императора в упомянутой выше книге Н. Эйдельмана «Грань веков», выдержавшей уже четыре издания.
Отсылая читателя к этой обширной литературе, мы — как бы в завершение всего сказанного — остановимся лишь на некоторых существенных чертах «государственной философии» Павла I и ее преломлении в реалиях его царствования.
Но сперва — несколько слов об одном государственном акте Павла I в первые же дни пребывания на престоле, потрясшем воображение соотечественников: ничего подобного Россия до того не видывала. Он вознамерился публично перезахоронить бренные останки Петра III, воздав ему все подобающие при сем случае царские почести, но не просто перезахоронить, а совместить это с похоронами матери. Стоит здесь напомнить, что Петр III, умерший не царствующим, а отрекшимся от престола монархом, был похоронен не в Петропавловском соборе — традиционной, начиная с Петра I, усыпальнице российских императоров, а в Благовещенской церкви Александро-Невской лавры. Здесь его прах благополучно покоился в течение 34 с лишним лет, и вот теперь ему предстояло заново быть похороненным вместе с прахом только что скончавшейся Екатерины II в Петропавловском соборе. Записи камер-фурьерских журналов — официальной придворной хроники — странным образом умалчивают об этом важном эпизоде, в иных случаях они попросту утрачены, но, по справедливому предположению Н. К. Шильдера, скорее всего уже 8 ноября 1796 г. Павел I распорядился вынуть гроб с останками Петра III из могилы и поставить его там же, в Благовещенской церкви. 9 ноября он повелел отслужить панихиду по Петру III в церкви Зимнего дворца, затем последовало «Объявление»: «каким порядком по их императорским величествам блаженной и вечной славы достойной памяти великом государе Петре Федоровиче и великой государыне императрице Екатерине Алексеевне траур во весь год на четыре квартала быть имеет, начиная от 25-го ноября».
Из этого можно было заключить, что Петр III скончался одновременно с Екатериной II, а до того 34 с лишним года они в трогательном согласии и в одном и том же императорском сане правили страной, из чего, между прочим, следовало, что царствование Екатерины II во всем своем самостоятельном значении словно бы исчезало с исторической арены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249