Ты потеряла право даже просить.
Дел молчала очень долго. Слабый свет костра изрезал ее лицо резкими линиями, но никаких переживаний оно не выдало. Совсем никаких.
Я ждал. Круг учит терпению, терпению во многих ситуациях. Но никогда еще ожидание не было таким напряженным. Никогда еще я так не хотел, чтобы тишина закончилась. И никогда не испытывал такого страха, ожидая ответа. Я боялся узнать, каким будет ее решение.
– Ты хочешь, чтобы я уехала? – еле слышно спросила она.
Да. Нет. Не знаю.
Я сглотнул комок в горле.
– Ты была не права, – сказал я ей.
Дел сжимала одеяла.
– Не права, – мягко повторил я. – И пока ты это не поймешь, пока ты это не признаешь, я ничем не смогу помочь тебе. Я просто не хочу тебе помогать.
Она ответила сразу, не задумываясь. Это было объяснение и извинение, абсолютно бесполезное, потому что извиниться за такое невозможно.
– Я сделала это ради Калле…
– Ради себя.
– Ради моих близких…
– Ради себя.
Она сорвалась на крик:
– Ради чести, Тигр…
– Ради себя, Делила.
Полное имя заставило ее вздрогнуть. От резкого движения она поморщилась. Ее защита рушилась ряд за рядом: против боли, против правды, против меня. Последнее, подумал я, было для нее самым важным. Только это еще поддерживало ее.
– У каждого человека есть гордость, – сказал я. – Ты наплевала на мою. Поступишь ли ты также со своей?
Она смотрела на меня в полном изумлении.
– Я наплевала на твою гордость?
Я резко поднялся, забыв о боли, скручивавшей внутренности. За то, что я стащил ее с седла, поплатились мы оба.
– Аиды, Дел, ты что, совсем все забыла? Я был рабом половину моей жизни! Не невинной Северной девочкой, играющей с ножичками и мечами, которую обожала вся родня, а животным для работы. Чулой. Вещью. У меня не было имени, меня не считали человеком, я жил только для того, чтобы прислуживать другим… А что, ты думаешь, я делал по ночам в хиортах женщин?
Такого изумления на лице Дел я еще не видел, но меня это не остановило.
– Думаешь я всегда получал от этого удовольствие? Думаешь только мужчина может использовать женщину? – я откинул с глаз волосы. – Если для тебя это новость, Делила, я скажу – не всегда пользуются женщиной… и не только женщина может чувствовать себя грязной из-за того, что ею попользовались… Не только женщина.
Аиды, я не хотел все это говорить, или хотел, но не так резко. Но я все равно договорил до конца, потому что это нужно было сказать. Потому что все это должно было быть сказано, если мы собирались возродить хотя бы тень наших прежних дружеских отношений. Хотя бы в круге.
Я с трудом справился с голосом.
– Я завоевал свою свободу – и свое имя – вырвавшись из отчаяния и безнадежности, Дел. Покончил с жизнью, в которой я все время чувствовал боль, физическую и душевную… И ты решила забыть все это ради того, чтобы купить себе время. Значит вот кто я для тебя? Средство? Монета, на которую ты могла купить свою дочь? Товар для обмена? Это все, что что ты меня ставишь, Делила?
Она была так напряжена, что вздрагивала. Когда я закончил, короткими, резкими движениями она согнулась, опустила на землю одеяла и упряжь, ухватилась за рукоять своего меча двумя руками и вырвала его из ножен.
На момент, один ошеломляющий, жуткий момент, я подумал, что она собиралась убить меня. Что я зашел слишком далеко, хотя сказал только то, что нужно было сказать.
Но этот момент прошел. Дел баюкала Бореал, ласково прижав ее к груди. Она моргнула, прошептала что-то, затем медленно, преодолевая боль, опустилась на одно колено. Потом на другое.
Дел стояла передо мной на коленях на грязном снегу. Она положила Бореал на землю и обхватила руками грудь, сжав пальцы в кулаки. Поклон был таким глубоким, что Дел коснулась лбом клинка.
На секунду в напряженной тишине она застыла в такой позе, потом поднялась. Ее глаза смотрели на костер. В них была уверенность. Дел знала, что нужно. Ей и мне.
Отрывисто бросая слова, напряженно сглатывая, она заговорила на Северном. Это был диалект, которого я не знал, возможно рожденный Стаал-Уста и древними ритуалами, созданными чтобы сделать недоступной для чужаков тайну яватм. Такие приемы никогда не производили на меня впечатление – я предпочитал простую, понятную речь – но я даже не пошевелился, чтобы остановить ее. Пусть делает что хочет.
Наконец она замолчала. Снова поклонилась, выпрямилась, посмотрела на меня и повторила все на Южном, чтобы я мог понять.
Первые же слова потрясли меня до такой степени, что я тут же приказал ей остановиться.
Она помолчала, тяжело сглотнула и начала снова.
Я выплюнул проклятие.
– Я сказал…
Она повысила голос, чтобы перекричать меня.
– Аиды, Дел, ты думаешь это мне нужно? Увидеть, как ты унижаешься? Я не этого добиваюсь, глупая. Я просто хочу, чтобы ты поняла, что сделала. Хочу, чтобы до тебя дошло… – но мне пришлось скривиться от отвращения и замолчать, потому что она не слушала.
В конце концов Дел остановилась. Все ритуалы были соблюдены, все требования исполнены. Она была истинной дочерью Стаал-Уста, что бы кто ни говорил. Хотя ее и изгнали из Обители, она завершила ритуал как полагалось.
Дел снова склонилась над Бореал. Потом подняла меч, встала, неуклюже повернулась и пошла к чалому. Несколько раз она споткнулась, с трудом удерживаясь на ногах. Вся ее легкость исчезла, но достоинства она не потеряла.
Дел наплевала на свою гордость. Теперь мы были на равных.
6
«Она прорвалась, нанесла удар и вонзила в меня клинок как раз над широким поясом. Я почувствовал холодок стали, легко прорезавшей сначала ткань одежды, потом мое тело. Потом клинок натолкнулся на ребро, зацепил, вошел глубже и добрался до внутренностей. Боли совсем не было, ее заглушили шок и холод, но лед облепил мои кости и застыл в каждом мускуле».
Во сне я дернулся.
«Я откинулся, вырывая из себя клинок. Саму рану я не чувствовал, но внутри меня поднялась буря. Кровь, струящаяся по венам, замерзала».
Я прижал колено к животу, стараясь прикрыть рану; пытаясь отвернуть клинок, который уже пронзил мою плоть.
«Сдавайся! – закричала Дел. – Сдавайся!
От испуга и гнева ее голос прозвучал непривычно резко.
Я хотел сдаться, но не мог. Что-то внутри меня, в моем мече, вползло в кровь, сухожилия и новую, сияющую сталь. Оно не позволило мне сдаться. Оно требовало от меня выигрыша, крови…»
Я проснулся весь в поту, дыша громче кузнечных мехов, как лошадь, скакавшая несколько часов. От костра остались одни угли, но в небе висело полная луна и света было достаточно. Я поискал глазами Дел, и не увидел ничего кроме глубоких теней.
Аиды, может я спал? Может мне все это приснилось?
Я резко сел и тут же пожалел об этом. Глубоко внутри поднялась боль. Видимо во сне я неловко повернулся и снова потянул свежий шрам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
Дел молчала очень долго. Слабый свет костра изрезал ее лицо резкими линиями, но никаких переживаний оно не выдало. Совсем никаких.
Я ждал. Круг учит терпению, терпению во многих ситуациях. Но никогда еще ожидание не было таким напряженным. Никогда еще я так не хотел, чтобы тишина закончилась. И никогда не испытывал такого страха, ожидая ответа. Я боялся узнать, каким будет ее решение.
– Ты хочешь, чтобы я уехала? – еле слышно спросила она.
Да. Нет. Не знаю.
Я сглотнул комок в горле.
– Ты была не права, – сказал я ей.
Дел сжимала одеяла.
– Не права, – мягко повторил я. – И пока ты это не поймешь, пока ты это не признаешь, я ничем не смогу помочь тебе. Я просто не хочу тебе помогать.
Она ответила сразу, не задумываясь. Это было объяснение и извинение, абсолютно бесполезное, потому что извиниться за такое невозможно.
– Я сделала это ради Калле…
– Ради себя.
– Ради моих близких…
– Ради себя.
Она сорвалась на крик:
– Ради чести, Тигр…
– Ради себя, Делила.
Полное имя заставило ее вздрогнуть. От резкого движения она поморщилась. Ее защита рушилась ряд за рядом: против боли, против правды, против меня. Последнее, подумал я, было для нее самым важным. Только это еще поддерживало ее.
– У каждого человека есть гордость, – сказал я. – Ты наплевала на мою. Поступишь ли ты также со своей?
Она смотрела на меня в полном изумлении.
– Я наплевала на твою гордость?
Я резко поднялся, забыв о боли, скручивавшей внутренности. За то, что я стащил ее с седла, поплатились мы оба.
– Аиды, Дел, ты что, совсем все забыла? Я был рабом половину моей жизни! Не невинной Северной девочкой, играющей с ножичками и мечами, которую обожала вся родня, а животным для работы. Чулой. Вещью. У меня не было имени, меня не считали человеком, я жил только для того, чтобы прислуживать другим… А что, ты думаешь, я делал по ночам в хиортах женщин?
Такого изумления на лице Дел я еще не видел, но меня это не остановило.
– Думаешь я всегда получал от этого удовольствие? Думаешь только мужчина может использовать женщину? – я откинул с глаз волосы. – Если для тебя это новость, Делила, я скажу – не всегда пользуются женщиной… и не только женщина может чувствовать себя грязной из-за того, что ею попользовались… Не только женщина.
Аиды, я не хотел все это говорить, или хотел, но не так резко. Но я все равно договорил до конца, потому что это нужно было сказать. Потому что все это должно было быть сказано, если мы собирались возродить хотя бы тень наших прежних дружеских отношений. Хотя бы в круге.
Я с трудом справился с голосом.
– Я завоевал свою свободу – и свое имя – вырвавшись из отчаяния и безнадежности, Дел. Покончил с жизнью, в которой я все время чувствовал боль, физическую и душевную… И ты решила забыть все это ради того, чтобы купить себе время. Значит вот кто я для тебя? Средство? Монета, на которую ты могла купить свою дочь? Товар для обмена? Это все, что что ты меня ставишь, Делила?
Она была так напряжена, что вздрагивала. Когда я закончил, короткими, резкими движениями она согнулась, опустила на землю одеяла и упряжь, ухватилась за рукоять своего меча двумя руками и вырвала его из ножен.
На момент, один ошеломляющий, жуткий момент, я подумал, что она собиралась убить меня. Что я зашел слишком далеко, хотя сказал только то, что нужно было сказать.
Но этот момент прошел. Дел баюкала Бореал, ласково прижав ее к груди. Она моргнула, прошептала что-то, затем медленно, преодолевая боль, опустилась на одно колено. Потом на другое.
Дел стояла передо мной на коленях на грязном снегу. Она положила Бореал на землю и обхватила руками грудь, сжав пальцы в кулаки. Поклон был таким глубоким, что Дел коснулась лбом клинка.
На секунду в напряженной тишине она застыла в такой позе, потом поднялась. Ее глаза смотрели на костер. В них была уверенность. Дел знала, что нужно. Ей и мне.
Отрывисто бросая слова, напряженно сглатывая, она заговорила на Северном. Это был диалект, которого я не знал, возможно рожденный Стаал-Уста и древними ритуалами, созданными чтобы сделать недоступной для чужаков тайну яватм. Такие приемы никогда не производили на меня впечатление – я предпочитал простую, понятную речь – но я даже не пошевелился, чтобы остановить ее. Пусть делает что хочет.
Наконец она замолчала. Снова поклонилась, выпрямилась, посмотрела на меня и повторила все на Южном, чтобы я мог понять.
Первые же слова потрясли меня до такой степени, что я тут же приказал ей остановиться.
Она помолчала, тяжело сглотнула и начала снова.
Я выплюнул проклятие.
– Я сказал…
Она повысила голос, чтобы перекричать меня.
– Аиды, Дел, ты думаешь это мне нужно? Увидеть, как ты унижаешься? Я не этого добиваюсь, глупая. Я просто хочу, чтобы ты поняла, что сделала. Хочу, чтобы до тебя дошло… – но мне пришлось скривиться от отвращения и замолчать, потому что она не слушала.
В конце концов Дел остановилась. Все ритуалы были соблюдены, все требования исполнены. Она была истинной дочерью Стаал-Уста, что бы кто ни говорил. Хотя ее и изгнали из Обители, она завершила ритуал как полагалось.
Дел снова склонилась над Бореал. Потом подняла меч, встала, неуклюже повернулась и пошла к чалому. Несколько раз она споткнулась, с трудом удерживаясь на ногах. Вся ее легкость исчезла, но достоинства она не потеряла.
Дел наплевала на свою гордость. Теперь мы были на равных.
6
«Она прорвалась, нанесла удар и вонзила в меня клинок как раз над широким поясом. Я почувствовал холодок стали, легко прорезавшей сначала ткань одежды, потом мое тело. Потом клинок натолкнулся на ребро, зацепил, вошел глубже и добрался до внутренностей. Боли совсем не было, ее заглушили шок и холод, но лед облепил мои кости и застыл в каждом мускуле».
Во сне я дернулся.
«Я откинулся, вырывая из себя клинок. Саму рану я не чувствовал, но внутри меня поднялась буря. Кровь, струящаяся по венам, замерзала».
Я прижал колено к животу, стараясь прикрыть рану; пытаясь отвернуть клинок, который уже пронзил мою плоть.
«Сдавайся! – закричала Дел. – Сдавайся!
От испуга и гнева ее голос прозвучал непривычно резко.
Я хотел сдаться, но не мог. Что-то внутри меня, в моем мече, вползло в кровь, сухожилия и новую, сияющую сталь. Оно не позволило мне сдаться. Оно требовало от меня выигрыша, крови…»
Я проснулся весь в поту, дыша громче кузнечных мехов, как лошадь, скакавшая несколько часов. От костра остались одни угли, но в небе висело полная луна и света было достаточно. Я поискал глазами Дел, и не увидел ничего кроме глубоких теней.
Аиды, может я спал? Может мне все это приснилось?
Я резко сел и тут же пожалел об этом. Глубоко внутри поднялась боль. Видимо во сне я неловко повернулся и снова потянул свежий шрам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109