А что, в аиды, мне остается? Бороться с этой штукой весь остаток жизни?
– Думаю, тебе следует осознать, какого рода обязательство ты сейчас на себя берешь, – спокойно сказала Дел.
Я уставился на нее.
– Этот меч только что пытался заставить меня вырезать самому себе кишки. Теперь это личное дело.
На лбу Дел появились морщины.
– Шака Обре это только имя, Тигр… Его трудно будет найти.
Я вздохнул.
– Но мы же нашли Чоса Деи, найдем и Шака Обре, чего бы нам это не стоило.
Дел вдруг широко, искренне улыбнулась.
– Ты что? – насторожился я.
– Ты сейчас говоришь совсем как я.
Я задумался, вспомнил сколько лет Дел искала Аджани и каких жертв ей это стоило.
Теперь пришла моя очередь.
Дел подвела чалого ко мне.
– Сколько еще до Искандара?
– Судя по рассказам Рашада, еще день пути. Завтра вечером должны быть уже в Искандаре, – я проследил взглядом за дорогой, извивающейся среди низкорослых деревьев и высокой спутанной травы.
– Знаешь, а было бы совсем неплохо, если бы джихади оказался настоящим. Может он смог бы справиться с моим мечом.
– Ты и сам прекрасно справляешься со своим мечом, – раздраженно заметила Дел. Помолчав, она добавила: – Главное, Тигр, это желание сделать что-то.
Я долго смотрел на нее, потом поерзал в седле и неожиданно для самого себя сказал:
– А знаешь, я буду просто счастлив, когда узнаю, что Аджани мертв.
Мои слова застали Дел врасплох.
– Почему?
– Потому что может быть тогда ты вспомнишь, каково это, быть человеком.
– Я… – она открыла рот, чтобы возмутиться, но замолчала.
– ИНОГДА ты об этом вспоминаешь, – согласился я, – а потом снова становишься жестокосердной и рассудительной сукой.
Я повернул жеребца и поехал по дороге. Через несколько секунд Дел последовала за мной.
Тишина иногда может сказать больше чем слова.
Как я слышал, Искандар был древним городом. Его построили задолго до того, как появился Харкихал. К руинам не ездили уже много лет и дорога была проложена всего несколько месяцев назад, после предсказания Оракула. Со временем она снова исчезнет, ее сотрут ветра и дожди и земля стряхнет с себя следы пилигримов, стекавшихся в Искандар чтобы увидеть джихади, но многим еще предстоит пройти по этой дороге.
Рашад дал четкие указания, но как выяснилось, мы могли обойтись и без них. Дорога была хорошо наезжена, люди постоянно выходили из Харкихала в Искандар, а нам не хотелось искать попутчиков.
В конце концов мы съехали с дороги. Темнело, становилось прохладнее и мой желудок начал жаловаться. Мы с Дел переехали холм и обнаружили уединенное местечко, вполне подходящее для небольшого лагеря. Мы хотели переночевать без случайных спутников – кто знает, чего ожидать от незнакомых людей.
– Обойдемся без костра, – предложил я, слезая с жеребца.
Дел просто кивнула. Она стащила со спины чалого седло, потник, сумы и сверток шкур и одеял, свалила все это в одну кучу и снова вернулась к мерину, устраивать его на ночь.
Много времени на это не потребовалось. Разобравшись с лошадьми, мы расстелили одеяла и выпили воды из фляг. Солнце медленно опускалось за горизонт, все дела были переделаны, оставалось только лечь спать. Но спать нам не хотелось.
В бледном свете полной луны я сидел на шкуре, накрыв колени одеялами, и втирал масло в жесткие ремни перевязи. Со временем кожа разомнется и будет плотно прилегать к телу, но до тех пор каждый вечер мне придется выполнять один и тот же ритуал.
У меня было свое дело, а у Дел свое. Она вынула из ножен Бореал, достала точильный камень, масло и тряпку – для изысканно нежной заботы.
Дел заплела волосы в косу, и наконец-то они не скрывали ее лицо. В лунном свете оно стало совсем белым с черными пятнами теней.
Вниз по клинку и снова наверх: влекущее шипение. Потом шепот шелка по стали.
Дел склонила голову, осматривая всю длину клинка. Светлые ресницы опустились, скрывая от меня глаза. Толстая светлая коса спадала с покрытого шелком плеча и покачивалась в такт движениям. Вниз по клинку, потом снова наверх: соблазн заострившейся стали.
И вдруг я не выдержал и спросил:
– О чем ты думаешь?
Дел слабо вздрогнула. Она была где-то очень далеко.
Я тихо повторил вопрос:
– О чем ты думаешь, баска?
Дел скривила губы.
– О Джамайле, – мягко сказала она. – Я вспоминаю, каким он был.
Я видел Джамайла только раз. Он был уже не тем человеком, каким знала его Дел.
– Он был… малышом, – заговорила она. – Ничем не отличался от остальных детей. Он был самым младшим в семье – на пять лет моложе меня. Он так хотел, чтобы его считали мужчиной, а все обращались с ним как с ребенком.
Я улыбнулся, представив это.
– По-моему, это естественно.
– Он хотел быть взрослым. Он брал пример с моего отца, братьев, потом с меня. Он говорил, что станет таким же смелым… таким же сильным… Он поклялся стать настоящим мужчиной.
У меня не было детства, я не знал, каково это, жить в семье. Я не мог представить, что чувствовал бы Джамайл, окажись он на моем месте, что сказал бы он, желая успокоить сестру.
– Они схватили нас вместе, – продолжила Дел. – Мы прятались под повозкой и старались стать совсем маленькими, незаметными… но борджуни подожгли повозку и мы побежали, и тут же одежда Джамайла загорелась, – голос Дел сорвался, лицо скривилось. – На нем все горело, но он не кричал. Он засунул пальцы в рот и прикусил их так, что потекла кровь. Мне пришлось толкнуть его, чтобы он упал. Он покатился по земле, а я старалась сбить пламя… тогда нас и поймали.
Мои руки застыли на перевязи. Руки Дел продолжали затачивать клинок, но я сомневаюсь, что она это сознавала.
– Он весь был обожжен, – говорила она, – но им было наплевать. Ожоги были тяжелыми, но не смертельными, и они поняли, что смогут на нем заработать. Только об этом они и думали: сколько заплатят за Джамайла Южные работорговцы.
Нет, они думали не только об этом. Была еще Делила – пятнадцатилетняя красавица Северянка – но о себе Дел не рассказывала. Ее волновал только Джамайл. Важна была судьба только ее брата и семьи.
Дел не считала, что сама она стоит такой одержимости.
Ой баска, баска. Если бы ты только знала…
– Но он выжил, – продолжила Дел. – Ему было тяжелее, чем мне: он провел столько лет в рабстве, его сделали евнухом, лишили языка. И пережил он все это чтобы достаться Вашни, – Дел глубоко вздохнула. – А теперь мне остается только сидеть здесь и думать, жив он или давно мертв.
– Ты этого не знаешь.
– Не знаю. Поэтому мне и больно.
Рука Дел ровно водила точильный камень. Бореал тихонько напевала песню обещаний.
– Не мучай себя напрасно, – сказал я. – Может Джамайл сейчас в полной безопасности у Вашни.
– Они убивают чужеземцев, а он настоящий Северянин.
– Северянин? Или был им?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
– Думаю, тебе следует осознать, какого рода обязательство ты сейчас на себя берешь, – спокойно сказала Дел.
Я уставился на нее.
– Этот меч только что пытался заставить меня вырезать самому себе кишки. Теперь это личное дело.
На лбу Дел появились морщины.
– Шака Обре это только имя, Тигр… Его трудно будет найти.
Я вздохнул.
– Но мы же нашли Чоса Деи, найдем и Шака Обре, чего бы нам это не стоило.
Дел вдруг широко, искренне улыбнулась.
– Ты что? – насторожился я.
– Ты сейчас говоришь совсем как я.
Я задумался, вспомнил сколько лет Дел искала Аджани и каких жертв ей это стоило.
Теперь пришла моя очередь.
Дел подвела чалого ко мне.
– Сколько еще до Искандара?
– Судя по рассказам Рашада, еще день пути. Завтра вечером должны быть уже в Искандаре, – я проследил взглядом за дорогой, извивающейся среди низкорослых деревьев и высокой спутанной травы.
– Знаешь, а было бы совсем неплохо, если бы джихади оказался настоящим. Может он смог бы справиться с моим мечом.
– Ты и сам прекрасно справляешься со своим мечом, – раздраженно заметила Дел. Помолчав, она добавила: – Главное, Тигр, это желание сделать что-то.
Я долго смотрел на нее, потом поерзал в седле и неожиданно для самого себя сказал:
– А знаешь, я буду просто счастлив, когда узнаю, что Аджани мертв.
Мои слова застали Дел врасплох.
– Почему?
– Потому что может быть тогда ты вспомнишь, каково это, быть человеком.
– Я… – она открыла рот, чтобы возмутиться, но замолчала.
– ИНОГДА ты об этом вспоминаешь, – согласился я, – а потом снова становишься жестокосердной и рассудительной сукой.
Я повернул жеребца и поехал по дороге. Через несколько секунд Дел последовала за мной.
Тишина иногда может сказать больше чем слова.
Как я слышал, Искандар был древним городом. Его построили задолго до того, как появился Харкихал. К руинам не ездили уже много лет и дорога была проложена всего несколько месяцев назад, после предсказания Оракула. Со временем она снова исчезнет, ее сотрут ветра и дожди и земля стряхнет с себя следы пилигримов, стекавшихся в Искандар чтобы увидеть джихади, но многим еще предстоит пройти по этой дороге.
Рашад дал четкие указания, но как выяснилось, мы могли обойтись и без них. Дорога была хорошо наезжена, люди постоянно выходили из Харкихала в Искандар, а нам не хотелось искать попутчиков.
В конце концов мы съехали с дороги. Темнело, становилось прохладнее и мой желудок начал жаловаться. Мы с Дел переехали холм и обнаружили уединенное местечко, вполне подходящее для небольшого лагеря. Мы хотели переночевать без случайных спутников – кто знает, чего ожидать от незнакомых людей.
– Обойдемся без костра, – предложил я, слезая с жеребца.
Дел просто кивнула. Она стащила со спины чалого седло, потник, сумы и сверток шкур и одеял, свалила все это в одну кучу и снова вернулась к мерину, устраивать его на ночь.
Много времени на это не потребовалось. Разобравшись с лошадьми, мы расстелили одеяла и выпили воды из фляг. Солнце медленно опускалось за горизонт, все дела были переделаны, оставалось только лечь спать. Но спать нам не хотелось.
В бледном свете полной луны я сидел на шкуре, накрыв колени одеялами, и втирал масло в жесткие ремни перевязи. Со временем кожа разомнется и будет плотно прилегать к телу, но до тех пор каждый вечер мне придется выполнять один и тот же ритуал.
У меня было свое дело, а у Дел свое. Она вынула из ножен Бореал, достала точильный камень, масло и тряпку – для изысканно нежной заботы.
Дел заплела волосы в косу, и наконец-то они не скрывали ее лицо. В лунном свете оно стало совсем белым с черными пятнами теней.
Вниз по клинку и снова наверх: влекущее шипение. Потом шепот шелка по стали.
Дел склонила голову, осматривая всю длину клинка. Светлые ресницы опустились, скрывая от меня глаза. Толстая светлая коса спадала с покрытого шелком плеча и покачивалась в такт движениям. Вниз по клинку, потом снова наверх: соблазн заострившейся стали.
И вдруг я не выдержал и спросил:
– О чем ты думаешь?
Дел слабо вздрогнула. Она была где-то очень далеко.
Я тихо повторил вопрос:
– О чем ты думаешь, баска?
Дел скривила губы.
– О Джамайле, – мягко сказала она. – Я вспоминаю, каким он был.
Я видел Джамайла только раз. Он был уже не тем человеком, каким знала его Дел.
– Он был… малышом, – заговорила она. – Ничем не отличался от остальных детей. Он был самым младшим в семье – на пять лет моложе меня. Он так хотел, чтобы его считали мужчиной, а все обращались с ним как с ребенком.
Я улыбнулся, представив это.
– По-моему, это естественно.
– Он хотел быть взрослым. Он брал пример с моего отца, братьев, потом с меня. Он говорил, что станет таким же смелым… таким же сильным… Он поклялся стать настоящим мужчиной.
У меня не было детства, я не знал, каково это, жить в семье. Я не мог представить, что чувствовал бы Джамайл, окажись он на моем месте, что сказал бы он, желая успокоить сестру.
– Они схватили нас вместе, – продолжила Дел. – Мы прятались под повозкой и старались стать совсем маленькими, незаметными… но борджуни подожгли повозку и мы побежали, и тут же одежда Джамайла загорелась, – голос Дел сорвался, лицо скривилось. – На нем все горело, но он не кричал. Он засунул пальцы в рот и прикусил их так, что потекла кровь. Мне пришлось толкнуть его, чтобы он упал. Он покатился по земле, а я старалась сбить пламя… тогда нас и поймали.
Мои руки застыли на перевязи. Руки Дел продолжали затачивать клинок, но я сомневаюсь, что она это сознавала.
– Он весь был обожжен, – говорила она, – но им было наплевать. Ожоги были тяжелыми, но не смертельными, и они поняли, что смогут на нем заработать. Только об этом они и думали: сколько заплатят за Джамайла Южные работорговцы.
Нет, они думали не только об этом. Была еще Делила – пятнадцатилетняя красавица Северянка – но о себе Дел не рассказывала. Ее волновал только Джамайл. Важна была судьба только ее брата и семьи.
Дел не считала, что сама она стоит такой одержимости.
Ой баска, баска. Если бы ты только знала…
– Но он выжил, – продолжила Дел. – Ему было тяжелее, чем мне: он провел столько лет в рабстве, его сделали евнухом, лишили языка. И пережил он все это чтобы достаться Вашни, – Дел глубоко вздохнула. – А теперь мне остается только сидеть здесь и думать, жив он или давно мертв.
– Ты этого не знаешь.
– Не знаю. Поэтому мне и больно.
Рука Дел ровно водила точильный камень. Бореал тихонько напевала песню обещаний.
– Не мучай себя напрасно, – сказал я. – Может Джамайл сейчас в полной безопасности у Вашни.
– Они убивают чужеземцев, а он настоящий Северянин.
– Северянин? Или был им?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109