«Ты не обманешь надежд, хоть он и будет нападать на тебя. Есть ещё в мире любовь!» «Не обманешь надежд?» — терзала она себя. Великий Боже! Что до любви — так она никогда в неё не верила. И не знает, каков должен быть решительный шаг, который необходимо сделать, чтобы изменить свою жизнь.
Так прошёл день. Уже восковая луна вползла на пустынное небо над безжизненным морем, а Линден все стояла, опираясь на борт и глядя в пустоту, лишь её пальцы бессознательно сплетались и расплетались, словно клубок змей. Пряди на висках слиплись от пота, он стекал каплями, оставляя дорожки на запылённых и грязных щеках, но ей было уже всё равно. Вода стала сгустившимся мраком — недвижимым, безграничным; и лишь луна, светившая только для себя, отражалась в его тусклом зеркале, словно лик мертворождённого младенца. Высоко над головой паруса серыми саванами окутывали реи. И духоту ночи нарушали лишь нечеловеческие вопли Ковенанта, да вспышки белого пламени пятнали небо.
Если она не отважится на этот страшный шаг, сам себя вылечить он не сможет. Это Линден хорошо понимала. Яд Презирающего был скорее моральной отравой, и Томас не настолько здоров, чтобы с ней справиться. Даже если его сила перейдёт к ней, о чём она так мечтала, она всё равно не сумеет уничтожить его болезнь, не исковеркав ему жизнь.
Сзади подошёл Красавчик. Он шёл специально для разговора с Линден, но, увидев её измождённое лицо, просто молча облокотился рядом. Постояв так немного, он повернулся к ней, и она увидела, как что-то блеснуло в его печальных глазах: может, просто свет луны, может, слезы… Что он увидел в её глазах, неизвестно, но этого было достаточно, чтобы он так же молча ушёл.
Линден уже подумала было, что её оставят в покое, но вскоре ощутила приближение ещё одного Великана. Ей даже не нужно было оглядываться, чтобы узнать Мечтателя по его плотной ауре. Он пришёл разделить с ней своё безмолвие. Он был единственным из Великанов, который обладал чем-то схожим с её особым зрением, и поэтому грусть Линден была ему понятна. А его молчание было красноречивее любых вопросов.
— Потому что я боюсь. — Благодаря его немоте Линден могла наконец выговориться. — Это ужасает меня. Я могу понять Ковенанта. Его любовь к Стране… — Она завидовала Томасу, его отваге, его великодушию. Ничем этим она не обладала. — Я бы сделала ради него всё, что угодно. Но это не в моей власти.
И дальше её понесло; она пыталась понять саму себя. Звук её голоса скользил в ночи, не затрагивая ни воздуха, ни моря. Но деликатность слушателя придавала ей мужества.
— Кругом сплошное одержание. Лорд Фоул одержал Джоан, чтобы заставить Ковенанта вернуться в Страну. — Лицо Джоан, искажённое хищнической злобой в жажде крови Ковенанта, будет преследовать Линден до конца жизни. — А Опустошитель одержал Марида, чтобы отравить его. Опустошитель же одержал на-Морэма Верных для того, чтобы они служили Солнечному Яду. А Солнечный Яд сам по себе! С его помощью Фоул пытается одержать Закон. Он хочет сам стать законом Для Земли. Из всех зол величайшее — это одержание. Оно отрицает саму жизнь, оно бесчеловечно. Тот, в кого ты вселяешься, теряет все. И никакие оправдания, что ты делаешь это из благих намерений, не меняют одержания по сути. Я врач, а не Опустошитель.
Линден пыталась придать голосу страсть обвинителя, но чувствовала, что кривит душой.
— Он нуждается, чтобы я вошла в него. Овладела его волей. Заставила бы его выпить «глоток алмазов», не дала бы ему сражаться с теми, кто хочет ему помочь. Но это зло по сути своей. Даже ради спасения его жизни. — Она мучительно подыскивала слова, чтобы наконец сказать правду. — Сделав это, я заберу у него его силу.
Она буквально молила Мечтателя понять её.
— Когда я была в Ревелстоуне, меня коснулся Гиббон. И тогда я многое узнала о себе. — На-Морэм сказал ей тогда, что она таит в себе Зло. И это было правдой. — И некая часть меня действительно хочет этого. Овладеть его разумом. Забрать его силу. Я сама — никто, и сила мне необходима.
Необходима. Всю свою жизнь она стремилась к власти, стремилась одолеть смерть. Всю Жизнь умножала своё наследство, чтобы получить компенсацию за все. И если она овладеет силой Ковенанта, то будет счастлива вытрясти из Гиббона душу.
— Это меня и парализует. Я всю жизнь пыталась бороться со злом внутри себя. Но если дать ему волю, мне от него не спастись.
Но как спастись и от вечных противоречий между желанием жить и томлением по тёмной власти смерти, она тоже не знала. Самоубийство отца породило в ней некую жажду, которую она уже однажды утолила и панически боялась испытать ещё раз. И этот конфликт между её чаяниями не находил разрешения. В конце концов, прикосновение Гиббона-Опустошителя было не страшнее смерти отца; и мрачная жуть воспоминаний доводила её до холодного пота и еле сдерживаемого крика.
— И всё же ты должна помочь ему, — раздался громкий голос.
Линден вздрогнула и резко обернулась. Перед ней стояла Первая. Линден была настолько увлечена тем, что рассказывала Мечтателю, настолько погружена в себя, что не почувствовала приближения Великанши.
Первая в Поиске взирала на неё с неприязнью.
— Я признаю, что твоя ноша тяжела. Это нетрудно понять. — Казалось, слова жгли ей язык. — Но в его руках судьба Поиска. Мы не должны потерпеть неудачу.
Молниеносным движением она выхватила палаш и выставила его перед собой, словно хотела заставить Линден принять решение хотя бы из страха перед острым лезвием. Та отпрянула и вжалась спиной в ванты. Но Первая наклонилась и положила меч между ними. Потом пронзила Линден суровым взглядом и спросила:
— Хватит ли у тебя сил овладеть моим клинком? Линден невольно взглянула на палаш, тускло поблёскивающий в лунном свете, — он казался неимоверно тяжёлым.
— Так хватит ли у тебя сил хотя бы поднять его? Линден вскинула глаза на Первую в немом протесте. Воительница кивнула, словно ожидала именно такого ответа.
— Вот так же и я бессильна перед недугом Друга Великанов. Ты — Линден Эвери, Избранная. А я — Первая в Поиске. И мы не можем обменяться своей ношей. И если ты не хочешь смиренно принять свой жребий, то я — клянусь своим клинком — сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь ему. Он никого не подпускает к себе — что ж, я рискну жизнями своих людей, я рискну «Звёздной Геммой», чтобы вывести его из этого состояния. И если я не найду другого способа, клянусь, этим же самым клинком я отсеку его заражённую руку. Я не знаю, как иначе освободить его от этой хвори, а нас — от воздействия его силы. И если судьба будет к нам милостива, нам удастся остановить кровотечение, прежде чем жизнь покинет его.
Отсечь руку? У Линден ноги подкосились. Если Первая отважится… Мысленным взглядом она уже видела, как тяжёлый меч, словно нож гильотины, врезается в плечо Ковенанта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164
Так прошёл день. Уже восковая луна вползла на пустынное небо над безжизненным морем, а Линден все стояла, опираясь на борт и глядя в пустоту, лишь её пальцы бессознательно сплетались и расплетались, словно клубок змей. Пряди на висках слиплись от пота, он стекал каплями, оставляя дорожки на запылённых и грязных щеках, но ей было уже всё равно. Вода стала сгустившимся мраком — недвижимым, безграничным; и лишь луна, светившая только для себя, отражалась в его тусклом зеркале, словно лик мертворождённого младенца. Высоко над головой паруса серыми саванами окутывали реи. И духоту ночи нарушали лишь нечеловеческие вопли Ковенанта, да вспышки белого пламени пятнали небо.
Если она не отважится на этот страшный шаг, сам себя вылечить он не сможет. Это Линден хорошо понимала. Яд Презирающего был скорее моральной отравой, и Томас не настолько здоров, чтобы с ней справиться. Даже если его сила перейдёт к ней, о чём она так мечтала, она всё равно не сумеет уничтожить его болезнь, не исковеркав ему жизнь.
Сзади подошёл Красавчик. Он шёл специально для разговора с Линден, но, увидев её измождённое лицо, просто молча облокотился рядом. Постояв так немного, он повернулся к ней, и она увидела, как что-то блеснуло в его печальных глазах: может, просто свет луны, может, слезы… Что он увидел в её глазах, неизвестно, но этого было достаточно, чтобы он так же молча ушёл.
Линден уже подумала было, что её оставят в покое, но вскоре ощутила приближение ещё одного Великана. Ей даже не нужно было оглядываться, чтобы узнать Мечтателя по его плотной ауре. Он пришёл разделить с ней своё безмолвие. Он был единственным из Великанов, который обладал чем-то схожим с её особым зрением, и поэтому грусть Линден была ему понятна. А его молчание было красноречивее любых вопросов.
— Потому что я боюсь. — Благодаря его немоте Линден могла наконец выговориться. — Это ужасает меня. Я могу понять Ковенанта. Его любовь к Стране… — Она завидовала Томасу, его отваге, его великодушию. Ничем этим она не обладала. — Я бы сделала ради него всё, что угодно. Но это не в моей власти.
И дальше её понесло; она пыталась понять саму себя. Звук её голоса скользил в ночи, не затрагивая ни воздуха, ни моря. Но деликатность слушателя придавала ей мужества.
— Кругом сплошное одержание. Лорд Фоул одержал Джоан, чтобы заставить Ковенанта вернуться в Страну. — Лицо Джоан, искажённое хищнической злобой в жажде крови Ковенанта, будет преследовать Линден до конца жизни. — А Опустошитель одержал Марида, чтобы отравить его. Опустошитель же одержал на-Морэма Верных для того, чтобы они служили Солнечному Яду. А Солнечный Яд сам по себе! С его помощью Фоул пытается одержать Закон. Он хочет сам стать законом Для Земли. Из всех зол величайшее — это одержание. Оно отрицает саму жизнь, оно бесчеловечно. Тот, в кого ты вселяешься, теряет все. И никакие оправдания, что ты делаешь это из благих намерений, не меняют одержания по сути. Я врач, а не Опустошитель.
Линден пыталась придать голосу страсть обвинителя, но чувствовала, что кривит душой.
— Он нуждается, чтобы я вошла в него. Овладела его волей. Заставила бы его выпить «глоток алмазов», не дала бы ему сражаться с теми, кто хочет ему помочь. Но это зло по сути своей. Даже ради спасения его жизни. — Она мучительно подыскивала слова, чтобы наконец сказать правду. — Сделав это, я заберу у него его силу.
Она буквально молила Мечтателя понять её.
— Когда я была в Ревелстоуне, меня коснулся Гиббон. И тогда я многое узнала о себе. — На-Морэм сказал ей тогда, что она таит в себе Зло. И это было правдой. — И некая часть меня действительно хочет этого. Овладеть его разумом. Забрать его силу. Я сама — никто, и сила мне необходима.
Необходима. Всю свою жизнь она стремилась к власти, стремилась одолеть смерть. Всю Жизнь умножала своё наследство, чтобы получить компенсацию за все. И если она овладеет силой Ковенанта, то будет счастлива вытрясти из Гиббона душу.
— Это меня и парализует. Я всю жизнь пыталась бороться со злом внутри себя. Но если дать ему волю, мне от него не спастись.
Но как спастись и от вечных противоречий между желанием жить и томлением по тёмной власти смерти, она тоже не знала. Самоубийство отца породило в ней некую жажду, которую она уже однажды утолила и панически боялась испытать ещё раз. И этот конфликт между её чаяниями не находил разрешения. В конце концов, прикосновение Гиббона-Опустошителя было не страшнее смерти отца; и мрачная жуть воспоминаний доводила её до холодного пота и еле сдерживаемого крика.
— И всё же ты должна помочь ему, — раздался громкий голос.
Линден вздрогнула и резко обернулась. Перед ней стояла Первая. Линден была настолько увлечена тем, что рассказывала Мечтателю, настолько погружена в себя, что не почувствовала приближения Великанши.
Первая в Поиске взирала на неё с неприязнью.
— Я признаю, что твоя ноша тяжела. Это нетрудно понять. — Казалось, слова жгли ей язык. — Но в его руках судьба Поиска. Мы не должны потерпеть неудачу.
Молниеносным движением она выхватила палаш и выставила его перед собой, словно хотела заставить Линден принять решение хотя бы из страха перед острым лезвием. Та отпрянула и вжалась спиной в ванты. Но Первая наклонилась и положила меч между ними. Потом пронзила Линден суровым взглядом и спросила:
— Хватит ли у тебя сил овладеть моим клинком? Линден невольно взглянула на палаш, тускло поблёскивающий в лунном свете, — он казался неимоверно тяжёлым.
— Так хватит ли у тебя сил хотя бы поднять его? Линден вскинула глаза на Первую в немом протесте. Воительница кивнула, словно ожидала именно такого ответа.
— Вот так же и я бессильна перед недугом Друга Великанов. Ты — Линден Эвери, Избранная. А я — Первая в Поиске. И мы не можем обменяться своей ношей. И если ты не хочешь смиренно принять свой жребий, то я — клянусь своим клинком — сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь ему. Он никого не подпускает к себе — что ж, я рискну жизнями своих людей, я рискну «Звёздной Геммой», чтобы вывести его из этого состояния. И если я не найду другого способа, клянусь, этим же самым клинком я отсеку его заражённую руку. Я не знаю, как иначе освободить его от этой хвори, а нас — от воздействия его силы. И если судьба будет к нам милостива, нам удастся остановить кровотечение, прежде чем жизнь покинет его.
Отсечь руку? У Линден ноги подкосились. Если Первая отважится… Мысленным взглядом она уже видела, как тяжёлый меч, словно нож гильотины, врезается в плечо Ковенанта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164