Естественно, как и против присутствия хоть всех членов вашей компании, но надо ли их будить? Кемпер глубоко скорбит по поводу произошедшего недоразумения, и хотел бы принести извинения. Но стоит ли ради этого лишать их заслуженного отдыха? Ты и один сможешь быть Томасу Ковенанту защитой и опорой.
На лице Бринна не отразилось ровным счётом ничего. Он мысленно взвесил риск, которому подвергался, если поддавался на эту новую уловку кемпера.
Пока он решал, что предпринять, леди Алиф подошла к нему поближе. Но двигалась она так мягко и естественно, что не вызывала никаких опасений. Каждый её шаг сопровождался позвякиванием серебряных подвесок на ножных браслетах. Она подняла руку, разжала её — на ладони оказалась щепотка буроватого порошка — и вдруг с силой дунула так, что порошок полетел прямо Бринну в лицо.
На лице харучая отразилось необычайное удивление, ноги подогнулись, и он рухнул на пол.
Леди Алиф с довольной улыбкой обернулась к Ковенанту и, взяв его за руку, помогла ему подняться с постели. Он автоматически подчинился.
— Не прикасайтесь ко мне, — пробормотал он. Но леди, не обращая на него внимания и не переставая улыбаться, повлекла его к дверям.
В коридоре они прошли мимо лежащего без движения на каменном полу Хигрома. Вейн стоял, вперив взор в двери комнаты Линден, и, по-видимому, ничего вокруг не замечал. Финдейл проводил их испытующим взглядом, но не сказал ни слова.
Фаворитка гаддхи, увлекая Ковенанта за собой, свернула за угол.
Хлопнула дверь, и раздался топот босых ног, словно кто-то из оставшихся харучаев — Кайл или Кир, — услышав шум падения Бринна, сообразил, что что-то не в порядке, и бросился в погоню.
Каменные стены внезапно превратились в зеркала. Леди прекрасно ориентировалась в этом хрупком лабиринте и все дальше и дальше уводила Ковенанта от его друзей. Харучаи метались в толпе отражений, натыкаясь на стёкла, но всё было бесполезно: леди Алиф с Ковенантом исчезли в глубинах Удерживающей Пески.
Пройдя между двумя последними зеркалами, они оказались в круглой, похожей на будуар комнате. Свет трёх или четырёх медных светильников мягко освещал пушистые голубые ковры, манившие ступить на них босой ногой. Тут и там стояли обитые бархатом и шёлком диванчики и банкетки. Воздух был насыщен запахом благовоний, а гобелены на стенах изображали более чем откровенные любовные сценки. Лишь два вооружённых хастина у входа слегка нарушали интимность обстановки. Но на Ковенанта они произвели не больше впечатления, чем узоры ажурной металлической спиральной лесенки, устремлявшейся к потолку. Он смотрел на них и ни о чём не думал.
— Ну, наконец-то, — прощебетала леди с лёгким вздохом облегчения, — наконец-то мы одни.
Она обернулась к нему и облизнула пересохшие губы.
— Томас Ковенант, я сгораю от страсти к тебе. — Её глаза, подведённые черным, казались неестественно большими. — Я привела тебя сюда не потому, что так хотел кемпер, а потому, что так хочу я. Эта ночь вернёт тебе память. Я пробужу в тебе воспоминания о самых смелых твоих снах и воплощу их в жизнь.
Леди Алиф замолчала, ожидая ответа, и, когда его не последовало, даже слегка растерялась. Она с досадой прикусила губу, но тут её глаза снова полыхнули страстью, и, призывно прошептав: «Смотри же!» — она грациозно отбежала на середину комнаты и начала танцевать, отбивая ритм серебряными бубенчиками браслетов. В каждом её движении сквозили нега и сладостная боль желания. Она соблазняла его по всем правилам искусства опытной одалиски. Изображая, что от страсти совсем потеряла голову, она в танце то приближалась к нему, то отбегала, то снова приближалась; окутывавшие её накидки с лёгким шелестом падали на ковёр; руки, лаская, скользили по нежным, как шёлк, бёдрам, животу, груди, ещё больше разжигая огонь желания. Её маленькие твёрдые соски были подкрашены кармином и выглядывали из рассыпавшихся по груди золотистых локонов, как маки на пшеничном поле.
Но когда она обвила шею Ковенанта руками, прижалась к нему всем телом и попыталась страстно поцеловать, его губы остались плотно сжатыми. Ему даже не понадобилось повторять свой обычный рефрен: он видел её, осязал, но она для него не существовала.
Его холодность испугала и насторожила женщину. Она отпрянула и с недоверием спросила:
— Разве ты не хочешь меня? — Она закусила губы, пытаясь это осознать. — Но ты не можешь не желать меня!
В отчаянии она прибегала все к новым и новым попыткам возбудить его, но только лишний раз убеждалась, что её чары бессильны. Перепробовав всё, что она знала и умела, леди Алиф, наконец, призналась себе, что над этим мужчиной она не имеет никакой власти.
Ей так и не удалось пробиться сквозь пустоту, созданную элохимами. Ковенант стал неуязвим, словно их целью было защитить его, а не изуродовать.
Леди Алиф не смогла перенести своего поражения: первый раз в жизни красота предала её. Царапая щеки холёными наманикюренными пальчиками, извивавшимися, как лапки паука, она застонала в тоске:
— О кемпер! Смилуйся! Он не мужчина! Нет мужчины, который отказался бы от меня после всего, что я сделала!
Увидев, что она шевелит губами, и, услышав звук её голоса, Ковенант тоже испытал потребность заговорить. И сказал:
— Не прикасайтесь ко мне!
Подобного унижения леди Алиф вынести уже не смогла.
— Идиот! — закричала она в ярости. — Ты уничтожил меня, но тебе же это не принесёт никакой выгоды! За то, что я не справилась с тобой, кемпер отдаст меня в самый дешёвый бордель, но и тебя не пожалеет! Да он тебя по косточкам разберёт и использует их, чтобы отсрочить свою смерть! Если бы ты был настоящим мужчиной, то не устоял бы против моих чар и тогда остался бы жив. А я могла бы подарить тебе истинное наслаждение. — Она бросилась к нему и, сжав ладонями его заросшее худое лицо, прямо в глаза прошептала, обдавая горячим дыханием: — Наслаждение…
— Достаточно, Алиф, — раздался голос кемпера, спускавшегося по спиральной лесенке, и женщина застыла, сражённая страхом. — Тебе к нему не пробиться. И я не отдам его тебе на растерзание.
Благодаря лесенке казалось, что он ростом с Великана, лишь руки, слабые и морщинистые, слегка умаляли грозный облик. Младенец на спине молчал и, похоже, спал.
— Возвращайся к гаддхи. — Он сказал это спокойно, но от его злобы в комнате словно стало темнее. — Ты мне больше не нужна. Отныне твоё процветание или падение зависят только от его каприза. Посмотрим, долго ли ты сумеешь ему угождать.
Каждым словом он словно забивал гвоздь в крышку её гроба; однако этот приговор был всё же менее страшен, чем тот, которого она панически боялась, и поэтому она сумела удержать себя в руках. Бросив последний взгляд на Ковенанта, она гордо выпрямилась, собрала свои накидки и, волоча их за собой, как королевский шлейф, с высокомерным и презрительным видом стала подниматься по лестнице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164
На лице Бринна не отразилось ровным счётом ничего. Он мысленно взвесил риск, которому подвергался, если поддавался на эту новую уловку кемпера.
Пока он решал, что предпринять, леди Алиф подошла к нему поближе. Но двигалась она так мягко и естественно, что не вызывала никаких опасений. Каждый её шаг сопровождался позвякиванием серебряных подвесок на ножных браслетах. Она подняла руку, разжала её — на ладони оказалась щепотка буроватого порошка — и вдруг с силой дунула так, что порошок полетел прямо Бринну в лицо.
На лице харучая отразилось необычайное удивление, ноги подогнулись, и он рухнул на пол.
Леди Алиф с довольной улыбкой обернулась к Ковенанту и, взяв его за руку, помогла ему подняться с постели. Он автоматически подчинился.
— Не прикасайтесь ко мне, — пробормотал он. Но леди, не обращая на него внимания и не переставая улыбаться, повлекла его к дверям.
В коридоре они прошли мимо лежащего без движения на каменном полу Хигрома. Вейн стоял, вперив взор в двери комнаты Линден, и, по-видимому, ничего вокруг не замечал. Финдейл проводил их испытующим взглядом, но не сказал ни слова.
Фаворитка гаддхи, увлекая Ковенанта за собой, свернула за угол.
Хлопнула дверь, и раздался топот босых ног, словно кто-то из оставшихся харучаев — Кайл или Кир, — услышав шум падения Бринна, сообразил, что что-то не в порядке, и бросился в погоню.
Каменные стены внезапно превратились в зеркала. Леди прекрасно ориентировалась в этом хрупком лабиринте и все дальше и дальше уводила Ковенанта от его друзей. Харучаи метались в толпе отражений, натыкаясь на стёкла, но всё было бесполезно: леди Алиф с Ковенантом исчезли в глубинах Удерживающей Пески.
Пройдя между двумя последними зеркалами, они оказались в круглой, похожей на будуар комнате. Свет трёх или четырёх медных светильников мягко освещал пушистые голубые ковры, манившие ступить на них босой ногой. Тут и там стояли обитые бархатом и шёлком диванчики и банкетки. Воздух был насыщен запахом благовоний, а гобелены на стенах изображали более чем откровенные любовные сценки. Лишь два вооружённых хастина у входа слегка нарушали интимность обстановки. Но на Ковенанта они произвели не больше впечатления, чем узоры ажурной металлической спиральной лесенки, устремлявшейся к потолку. Он смотрел на них и ни о чём не думал.
— Ну, наконец-то, — прощебетала леди с лёгким вздохом облегчения, — наконец-то мы одни.
Она обернулась к нему и облизнула пересохшие губы.
— Томас Ковенант, я сгораю от страсти к тебе. — Её глаза, подведённые черным, казались неестественно большими. — Я привела тебя сюда не потому, что так хотел кемпер, а потому, что так хочу я. Эта ночь вернёт тебе память. Я пробужу в тебе воспоминания о самых смелых твоих снах и воплощу их в жизнь.
Леди Алиф замолчала, ожидая ответа, и, когда его не последовало, даже слегка растерялась. Она с досадой прикусила губу, но тут её глаза снова полыхнули страстью, и, призывно прошептав: «Смотри же!» — она грациозно отбежала на середину комнаты и начала танцевать, отбивая ритм серебряными бубенчиками браслетов. В каждом её движении сквозили нега и сладостная боль желания. Она соблазняла его по всем правилам искусства опытной одалиски. Изображая, что от страсти совсем потеряла голову, она в танце то приближалась к нему, то отбегала, то снова приближалась; окутывавшие её накидки с лёгким шелестом падали на ковёр; руки, лаская, скользили по нежным, как шёлк, бёдрам, животу, груди, ещё больше разжигая огонь желания. Её маленькие твёрдые соски были подкрашены кармином и выглядывали из рассыпавшихся по груди золотистых локонов, как маки на пшеничном поле.
Но когда она обвила шею Ковенанта руками, прижалась к нему всем телом и попыталась страстно поцеловать, его губы остались плотно сжатыми. Ему даже не понадобилось повторять свой обычный рефрен: он видел её, осязал, но она для него не существовала.
Его холодность испугала и насторожила женщину. Она отпрянула и с недоверием спросила:
— Разве ты не хочешь меня? — Она закусила губы, пытаясь это осознать. — Но ты не можешь не желать меня!
В отчаянии она прибегала все к новым и новым попыткам возбудить его, но только лишний раз убеждалась, что её чары бессильны. Перепробовав всё, что она знала и умела, леди Алиф, наконец, призналась себе, что над этим мужчиной она не имеет никакой власти.
Ей так и не удалось пробиться сквозь пустоту, созданную элохимами. Ковенант стал неуязвим, словно их целью было защитить его, а не изуродовать.
Леди Алиф не смогла перенести своего поражения: первый раз в жизни красота предала её. Царапая щеки холёными наманикюренными пальчиками, извивавшимися, как лапки паука, она застонала в тоске:
— О кемпер! Смилуйся! Он не мужчина! Нет мужчины, который отказался бы от меня после всего, что я сделала!
Увидев, что она шевелит губами, и, услышав звук её голоса, Ковенант тоже испытал потребность заговорить. И сказал:
— Не прикасайтесь ко мне!
Подобного унижения леди Алиф вынести уже не смогла.
— Идиот! — закричала она в ярости. — Ты уничтожил меня, но тебе же это не принесёт никакой выгоды! За то, что я не справилась с тобой, кемпер отдаст меня в самый дешёвый бордель, но и тебя не пожалеет! Да он тебя по косточкам разберёт и использует их, чтобы отсрочить свою смерть! Если бы ты был настоящим мужчиной, то не устоял бы против моих чар и тогда остался бы жив. А я могла бы подарить тебе истинное наслаждение. — Она бросилась к нему и, сжав ладонями его заросшее худое лицо, прямо в глаза прошептала, обдавая горячим дыханием: — Наслаждение…
— Достаточно, Алиф, — раздался голос кемпера, спускавшегося по спиральной лесенке, и женщина застыла, сражённая страхом. — Тебе к нему не пробиться. И я не отдам его тебе на растерзание.
Благодаря лесенке казалось, что он ростом с Великана, лишь руки, слабые и морщинистые, слегка умаляли грозный облик. Младенец на спине молчал и, похоже, спал.
— Возвращайся к гаддхи. — Он сказал это спокойно, но от его злобы в комнате словно стало темнее. — Ты мне больше не нужна. Отныне твоё процветание или падение зависят только от его каприза. Посмотрим, долго ли ты сумеешь ему угождать.
Каждым словом он словно забивал гвоздь в крышку её гроба; однако этот приговор был всё же менее страшен, чем тот, которого она панически боялась, и поэтому она сумела удержать себя в руках. Бросив последний взгляд на Ковенанта, она гордо выпрямилась, собрала свои накидки и, волоча их за собой, как королевский шлейф, с высокомерным и презрительным видом стала подниматься по лестнице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164