Когда она удалилась, кемпер отдал приказ одному из стражей привести к нему Ковенанта и тоже исчез наверху.
Когда хастин положил ему на плечо когтистую лапу, Ковенанта пронизала дрожь, и, чтобы избавиться от смутного ощущения опасности, ему пришлось повторить свою спасительную формулу несколько раз подряд. Лестница, спиралями уходившая в потолок, словно витки Рока горгон, вела в Башню кемпера, и, когда она, наконец, кончилась, Ковенант оказался в лукубриуме Касрейна.
На длинных столах было расставлено множество странных аппаратов. Вдоль стен тянулись полки, заполненные фиалами и колбами с различными порошками. Отражавшееся во множестве зеркал сияние свечей казалось ослепительно ярким. Касрейн неслышно скользил по лаборатории, готовя какие-то инструменты. Руки его дрожали от волнения и сдерживаемого нетерпения, но младенец на спине спокойно спал. Золотистая мантия волшебника складками бежала за ним по полу, словно стайка маленьких зверьков. Но голос его был спокоен, и если всё же немного дрожал, то, скорее от дряхлости.
— Честно говоря, я и не ожидал, что у неё что-нибудь получится, — обратился он к Ковенанту, но таким тоном, словно заранее знал, что не получит ответа. — Тебе было бы лучше, если бы она тебя покорила, но ты пренебрёг ею. За эту неудачу она будет наказана так, как ни один мужчина ещё не наказывал женщину. Она пикантная шлюшка, причём не так уж глупа, но меня она больше не интересует. — Он тихо вздохнул. — Пройдёт время, и будут другие. Ведь гаддхи получает фавориток только из моих рук, да и то когда они мне надоедят. Правда, последнее время я способен лишь любоваться сверху на утехи других в той маленькой комнатке. Я таил надежду, что ты уступишь, и меня это несколько развлечёт.
Пока Касрейн болтал, хастин усадил Ковенанта в стоящее в углу кресло, оснащённое какими-то аппаратами. Кемпер отложил инструменты и особыми зажимами стал закреплять его руки и ноги.
— Но подобные развлечения — лишь тень истинного удовольствия. Мне этого мало. И прожитых лет мне тоже мало. Вот для этого ты и здесь. — Он затянул ремень кресла на груди Ковенанта и таким же ремнём закрепил голову. Теперь Неверящий не смог бы пошевелиться, даже если бы захотел, но Касрейн, похоже, знал, что он не имеет никаких желаний.
От всех этих приготовлений у Ковенанта возникло лишь чувство лёгкого дискомфорта, и он, чтобы освободиться, выговорил свою заветную фразу.
Касрейн стал настраивать аппарат, большей частью состоящий из линз различных толщины и размеров, соединённых между собой всевозможными способами. Затем опустил его на шарнирах, как экран, к лицу Ковенанта.
— Ты уже видел, — сказал кемпер, закончив приготовления, — как я внушал свою волю другим с помощью одного маленького монокля. Он изготовлен из золота. Из чистейшего золота без примесей. А в таких руках, как мои, этот редкий металл обладает огромным могуществом. С его помощью я способен на очень многое, на такое, по сравнению с чем Рок горгон — детские игрушки. Но моё искусство слишком совершенно (как совершенен круг) для столь несовершенного мира. Поэтому я волей-неволей вынужден в любом своём творении изыскивать место для щёлочки или зазора, чтобы связать его с этим миром.
Он отступил на шаг, словно для того, чтобы полюбоваться видом Ковенанта в кресле, но вдруг резко нагнулся и, глядя узнику прямо в глаза, прошипел, словно тот мог его понять:
— Поэтому и в моём творении собственного долгожительства также есть трещинка, и моя жизнь утекает сквозь неё капля за каплей. Зная, что такое совершенство, я вынужден страдать от неполноценности своих деяний. Томас Ковенант, я близок к смерти. — Он отпрянул и забормотал, разговаривая уже сам с собой: — И не могу этого допустить.
Он принёс стул, поставил его напротив пленника и сел. Его глаза были на одном уровне с глазами Ковенанта.
— Ты владеешь кольцом из белого золота. — Он ткнул костлявым пальцем в обезображенную руку Томаса. — Это несовершенный металл, искусственный сплав. И его больше нет во всей Стране — только в твоём кольце. Я читал о подобном, но даже не смел мечтать, что однажды оно свалится мне в руки. Белое золото! Томас Ковенант, да ты сам-то понимаешь, чем обладаешь? Его несовершенство — один из величайших парадоксов, но в руках настоящего мастера оно станет залогом изумительных творений и навсегда избавит его от страха. И потому, — он опустил линзы на глаза Ковенанта, и теперь тот видел мир вокруг искривлённым, но это его не волновало, — я собираюсь это кольцо у тебя забрать. Как ты знаешь (или знал), я не могу отнять его у тебя силой. Ты должен сам отдать его мне, по доброй воле. Но в своём нынешнем состоянии ты не способен ни на малейший волевой акт. Поэтому в первую очередь я должен снять покровы, окутывающие твоё сознание. А так как ты полностью в моих руках, то я уж найду способ исторгнуть у тебя согласие. — Он расхохотался, щеря почерневшие от старости зубы. — Да, всё же тебе было бы лучше уступить леди Алиф…
Ковенант начал своё предостережение, но, прежде чем он договорил, Касрейн поднял монокль, направил линзы в левый глаз своего узника, глянул сквозь него, и в мозгу Ковенанта взорвалась боль.
И не только в мозгу: все мышцы словно резало ножами, суставы выворачивало, каждый нерв трепетал, как натянутая струна. Голова горела так, словно с черепа содрали кожу. Ковенант забился в своих путах. Он видел пронзающий взгляд Касрейна, слышал своё хриплое дыхание, ощущал боль, раздирающую тело. Но все его органы чувств функционировали нормально.
Однако боль не вызвала в нём ничего, кроме рефлекторных конвульсий тела. Попав в его пустоту, она растворилась без остатка, без отклика. Связь с его сознанием была разорвана. Он не отвернулся бы и не закрыл глаз, даже если бы смог.
Внезапно всё кончилось. Кемпер откинулся на спинку стула и, довольно немелодично насвистывая сквозь зубы, стал обдумывать новую попытку. Приняв решение, он добавил ещё две линзы и вновь вставил в глаз монокль.
И Ковенанта охватило пламя, словно каждая капля крови, каждая клеточка тела стали нефтью и углём, брошенными в топку. Пронизанный безмерным страданием, из его горла исторгся жуткий вопль, какой способен издать лишь баньши. Кровь, костный мозг — все кипело, и лёгкие не справлялись с раскалённым паром дыхания. Заполыхала даже пустота внутри него, и ничто на свете уже, казалось, не могло спасти от пламени запрятанные где-то на дне её остатки его души.
Все его органы чувств функционировали нормально. При других обстоятельствах он давно бы сошёл с ума от боли. Но ему не с чего было сходить.
Элохимы об этом позаботились.
Касрейн вновь отпрянул, не скрывая разочарования. Он сник и, похоже, сдался.
Но через минуту новая мысль разогнула ему спину и зажгла огонёк в тусклых глазах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164