Пасти коров? — раздраженно проговорил генерал. — Службу мы несем исправно. Вооружение и укрепления в полном порядке. Можете убедиться, — генерал Асахи чуть склонил голову, нехотя отдавая дань вежливости, и скорее распорядился, нежели спросил: — Теперь позвольте идти.
— Идите…
* * *
— В полном порядке. Не сомневаюсь! Все, что касается военных дел — его слабость! Но какая польза провинции — кормить тысячи человек и ничего не получать взамен?
— В случае угрозы нападения или мятежа…
— Ее нет, разве не так?
— Она есть всегда.
— Но ведь уже сделано все, что можно сделать заранее, правильно?
Аоно нелегко приходилось. Молодого наместника он не понимал. Тот либо знал, чего хочет, но не подавал виду, либо не знал совершенно. Всегда выслушает, еще и сам спросит совета и мнения — а поступает по-своему.
Хуже всего, когда лицемерно улыбаются. А когда смотрят зло и свысока — все в порядке. Когда с трудом произносят вежливые фразы, а с языка так и рвется ругательство — все хорошо.
Генерала Асахи не терпят в Столице. Зато здесь он чувствует свою силу. Он поднялся до нынешнего звания сам, из низов. А теперь должен подчиняться мальчишке, столичной бабочке с полномочиями и отсутствием опыта и мозгов. И он с трудом сдерживает грубость:
— Уж поверьте, я не первый год тут и знаю, как поступать!
— Я понимаю.
…Можно отдать приказ. И еще. И добиться повиновения, получив врага — явного. Генерал Асахи не из тех, что бьют в спину. Поэтому он — не опасен?
— Часть гарнизона, стоящая возле Гёру, не занимается делом, я повторю. В предгорьях полно бандитов. Так и оставить, да? Деревни живут в постоянном страхе. А страх часто толкает к волнениям…
— Не беспокойтесь — любое волнение будет подавлено!
— Зачем доводить до крайности, если можно предупредить?
Йири напоминал человека, который готовится перепрыгнуть через стремнину.
— Вы понимаете, так нельзя оставлять дела. А изменения могут повлечь за собой беспорядки. Этого нельзя допускать — лучше не дать человеку заболеть, чем потом отрезать руку.
— Что же теперь, сунуть по паре солдат под каждый куст?! И постоянно отчитываться перед вами за любой их шаг?!
Ревность — сильное чувство. Плевать на Окаэру — генерал не упустит ни толики власти над своими людьми. Приказать… можно.
— Исполняйте, — наместник сворачивает указ трубочкой и протягивает генералу. — И докладывайте обо всем.
Дергается щека со шрамом — генерал готов разразиться бранью. Но сдерживается — и без поклона широким шагом уходит. Занавеска отлетает к стене, едва не оторванная.
Спустя несколько мгновений Йири осознает, что все еще стоит неподвижно, глядя в одну точку. И заставляет себя сдвинуться с места.
Проглядывая бумаги, выслушивая отчеты и беседуя с местными уроженцами, Йири не мог понять, почему край, который мог быть по-настоящему богатым, находится в таком плачевном состоянии. В Столице ему говорили о продажности и лени предшественников, и это было правдой, но почему их оставляли на должности — и сместили только сейчас?
Ответ пришел, как ночной кошмар — неожиданно. Окаэру намеренно держали на положении бедного родственника. Важная провинция, тем более отдаленная от Столицы, могла бы легко диктовать условия всем остальным. Поэтому ей не позволяли подняться. Пытаясь исключить даже малейшую возможность неповиновения, невольно способствовали чуть не развалу всего.
Осознав это, он растерялся. Он не понимал, чего от него хотят, отправив сюда.
Потом Йири почувствовал злость. Значит, он должен навести порядок и преподнести этот край Столице, которая сама превратила провинцию в болото… и потом позволить накинуть очередную узду на Окаэру?
В очередной раз позволить играть с собой, как с куклой. Только вот куклу могут убить, когда она станет действовать во благо Столицы… и даже сама Столица может это сделать, если он переступит дозволенные границы.
А оно застал его в глубоких раздумьях — Йири едва заметил вошедшего. Он смотрел на стоящие в вазе цветы, только лицо у него при этом было холодное — не такое, как уместно при созерцании красоты. Куда холодней обычного.
Йири же вспоминал слова, сказанные Ёши незадолго до прощания:
«Вода может быть ласковой и беспощадной, принимать любую форму, при этом оставаясь собой. Ты — вода. Поэтому так легко превратился в лед».
А из Сиэ-Рэн приходили радостные вести. Золотой Дом принял в себя достойную — ту, что стала женой повелителя.
* * *
Когда молодому наместнику показывали бумаги и рассказывали о делах, он вежливо слушал, не пытаясь диктовать свою волю, и скоро многие были уверены — Столица прислала существо безобидное. Он и впрямь больше смотрел, чем делал — по правде сказать, поначалу чиновники при нем старались соблюдать порядок — мало ли. Спешно были выправлены недостачи в бумагах, приведены отчеты, и первую пару месяцев жизнь катилась словно по смазанной маслом дороге.
А наместник и не пытался придраться к замеченным мелким промахам, и постепенно чиновники успокоились, видя, что он больше занят общением с молодежью и избранными представителями влиятельных семей.
Мало кто знал, что разносчик на рынке, слуга в гостинице и подобная им мелкая сошка умели слушать скрытое от посторонних ушей — и запоминали сказанное. Мало кто знал, что не только видимые слуги пришли с ним в Окаэру.
— Он разрешает людям заниматься тем, что им по душе, если сумеют получать с этого прибыль — почему бы и нет? — заметил как-то один из старейшин города, весьма уважаемый человек, и главный судья, господин Исуру, согласно откликнулся:
— Любопытно, что у него получится. Пожалуй, мы сможем говорить на одном языке.
И еще несколько уважаемых людей города сказали так же.
В неотведенных местах торговля была отныне запрещена, зато появились новые удобные лавки и рыночки. Пытавшихся обойти этот указ и продавать товар где попало ждало весьма серьезное наказание.
— Жестко, надо сказать, — отмечали старейшины, но признавали — деньги таким способом получить куда проще.
Напрасно нарушители просили о снисхождении.
— Указы были оглашены. Если кто-то счел возможным про них позабыть — что же, зря, — сказал Йири судьям, а те прекрасно исполняли все остальное.
* * *
Братья, Шинори и Ниро, скоро получили привилегию прислуживать самому господину. Шинори, наблюдавший за ним, словно кошка за мышиной норой, не мог не заметить столь же пристального внимания к ним молодого наместника.
— Мы высоко взлетели, — пробормотал старший после того, как ему выпала честь прикоснуться к Высокому — после целого дня в седле он позвал именно Шинори, чтобы убрать усталость.
— Он правда настоящий? — жадно спросил младший. — Выглядит, словно из света и водных струй сделанный!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161
— Идите…
* * *
— В полном порядке. Не сомневаюсь! Все, что касается военных дел — его слабость! Но какая польза провинции — кормить тысячи человек и ничего не получать взамен?
— В случае угрозы нападения или мятежа…
— Ее нет, разве не так?
— Она есть всегда.
— Но ведь уже сделано все, что можно сделать заранее, правильно?
Аоно нелегко приходилось. Молодого наместника он не понимал. Тот либо знал, чего хочет, но не подавал виду, либо не знал совершенно. Всегда выслушает, еще и сам спросит совета и мнения — а поступает по-своему.
Хуже всего, когда лицемерно улыбаются. А когда смотрят зло и свысока — все в порядке. Когда с трудом произносят вежливые фразы, а с языка так и рвется ругательство — все хорошо.
Генерала Асахи не терпят в Столице. Зато здесь он чувствует свою силу. Он поднялся до нынешнего звания сам, из низов. А теперь должен подчиняться мальчишке, столичной бабочке с полномочиями и отсутствием опыта и мозгов. И он с трудом сдерживает грубость:
— Уж поверьте, я не первый год тут и знаю, как поступать!
— Я понимаю.
…Можно отдать приказ. И еще. И добиться повиновения, получив врага — явного. Генерал Асахи не из тех, что бьют в спину. Поэтому он — не опасен?
— Часть гарнизона, стоящая возле Гёру, не занимается делом, я повторю. В предгорьях полно бандитов. Так и оставить, да? Деревни живут в постоянном страхе. А страх часто толкает к волнениям…
— Не беспокойтесь — любое волнение будет подавлено!
— Зачем доводить до крайности, если можно предупредить?
Йири напоминал человека, который готовится перепрыгнуть через стремнину.
— Вы понимаете, так нельзя оставлять дела. А изменения могут повлечь за собой беспорядки. Этого нельзя допускать — лучше не дать человеку заболеть, чем потом отрезать руку.
— Что же теперь, сунуть по паре солдат под каждый куст?! И постоянно отчитываться перед вами за любой их шаг?!
Ревность — сильное чувство. Плевать на Окаэру — генерал не упустит ни толики власти над своими людьми. Приказать… можно.
— Исполняйте, — наместник сворачивает указ трубочкой и протягивает генералу. — И докладывайте обо всем.
Дергается щека со шрамом — генерал готов разразиться бранью. Но сдерживается — и без поклона широким шагом уходит. Занавеска отлетает к стене, едва не оторванная.
Спустя несколько мгновений Йири осознает, что все еще стоит неподвижно, глядя в одну точку. И заставляет себя сдвинуться с места.
Проглядывая бумаги, выслушивая отчеты и беседуя с местными уроженцами, Йири не мог понять, почему край, который мог быть по-настоящему богатым, находится в таком плачевном состоянии. В Столице ему говорили о продажности и лени предшественников, и это было правдой, но почему их оставляли на должности — и сместили только сейчас?
Ответ пришел, как ночной кошмар — неожиданно. Окаэру намеренно держали на положении бедного родственника. Важная провинция, тем более отдаленная от Столицы, могла бы легко диктовать условия всем остальным. Поэтому ей не позволяли подняться. Пытаясь исключить даже малейшую возможность неповиновения, невольно способствовали чуть не развалу всего.
Осознав это, он растерялся. Он не понимал, чего от него хотят, отправив сюда.
Потом Йири почувствовал злость. Значит, он должен навести порядок и преподнести этот край Столице, которая сама превратила провинцию в болото… и потом позволить накинуть очередную узду на Окаэру?
В очередной раз позволить играть с собой, как с куклой. Только вот куклу могут убить, когда она станет действовать во благо Столицы… и даже сама Столица может это сделать, если он переступит дозволенные границы.
А оно застал его в глубоких раздумьях — Йири едва заметил вошедшего. Он смотрел на стоящие в вазе цветы, только лицо у него при этом было холодное — не такое, как уместно при созерцании красоты. Куда холодней обычного.
Йири же вспоминал слова, сказанные Ёши незадолго до прощания:
«Вода может быть ласковой и беспощадной, принимать любую форму, при этом оставаясь собой. Ты — вода. Поэтому так легко превратился в лед».
А из Сиэ-Рэн приходили радостные вести. Золотой Дом принял в себя достойную — ту, что стала женой повелителя.
* * *
Когда молодому наместнику показывали бумаги и рассказывали о делах, он вежливо слушал, не пытаясь диктовать свою волю, и скоро многие были уверены — Столица прислала существо безобидное. Он и впрямь больше смотрел, чем делал — по правде сказать, поначалу чиновники при нем старались соблюдать порядок — мало ли. Спешно были выправлены недостачи в бумагах, приведены отчеты, и первую пару месяцев жизнь катилась словно по смазанной маслом дороге.
А наместник и не пытался придраться к замеченным мелким промахам, и постепенно чиновники успокоились, видя, что он больше занят общением с молодежью и избранными представителями влиятельных семей.
Мало кто знал, что разносчик на рынке, слуга в гостинице и подобная им мелкая сошка умели слушать скрытое от посторонних ушей — и запоминали сказанное. Мало кто знал, что не только видимые слуги пришли с ним в Окаэру.
— Он разрешает людям заниматься тем, что им по душе, если сумеют получать с этого прибыль — почему бы и нет? — заметил как-то один из старейшин города, весьма уважаемый человек, и главный судья, господин Исуру, согласно откликнулся:
— Любопытно, что у него получится. Пожалуй, мы сможем говорить на одном языке.
И еще несколько уважаемых людей города сказали так же.
В неотведенных местах торговля была отныне запрещена, зато появились новые удобные лавки и рыночки. Пытавшихся обойти этот указ и продавать товар где попало ждало весьма серьезное наказание.
— Жестко, надо сказать, — отмечали старейшины, но признавали — деньги таким способом получить куда проще.
Напрасно нарушители просили о снисхождении.
— Указы были оглашены. Если кто-то счел возможным про них позабыть — что же, зря, — сказал Йири судьям, а те прекрасно исполняли все остальное.
* * *
Братья, Шинори и Ниро, скоро получили привилегию прислуживать самому господину. Шинори, наблюдавший за ним, словно кошка за мышиной норой, не мог не заметить столь же пристального внимания к ним молодого наместника.
— Мы высоко взлетели, — пробормотал старший после того, как ему выпала честь прикоснуться к Высокому — после целого дня в седле он позвал именно Шинори, чтобы убрать усталость.
— Он правда настоящий? — жадно спросил младший. — Выглядит, словно из света и водных струй сделанный!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161