А лет с пяти не снимала — до дня, когда оно стало мало.
Сегодня Хали не стала следовать заведенному порядку. Она кликнула девушек, немилосердно разбудив их, — и те, протиравшие глаза, помогли Хали одеться. Звать старших по рангу дам Хали не стала, а сами они не проснулись. Быстрыми шагами вышла во двор — там дожидались носилки. Усевшись, опустив занавеску с вышитыми рыбами и морскими змеями, Хали задумалась — и не заметила, как одолела расстояние от Сердца Островка до Храма Иями и Сущего. Не больно-то далеко — особенно по хорошей дороге. А дорога была хороша — золотисто-белые плиты, квадратные, одинаковые на всем отрезке пути.
Носилки остановились не у главных ворот — в небольшом дворике. Каменное кружево стен и нефритовые изваяния, между ними — кустарники с глянцевой жесткой листвой. Никто не стал на пути Аину — напротив, троюродная сестра встретила ее на пороге, провела внутрь.
— Санэ, — улыбнулась девушка. Виделись они редко, но тепло относились друг к другу. Только отец и Посвященная могли без формальностей разговаривать с Аину. Только сюда за пределами Сердца Островка могла наведаться девушка, не испросив позволения. Прозванная за цвет глаз Соколицей, Посвященная выглядела моложе своих двадцати семи лет. В темно-серой накидке — лишь во время обрядов Соколица надевала белоснежные одежды, с оранжевым и золотым. И обстановка — простая до изумления, хоть и не бедная. Девушки-шемэ , которые служили при Храме, жили еще проще. Когда-то Хали все это неприятно поразило. Теперь она завидовала.
— Ах, Соколица, если бы и я могла, как ты…
— Невозможно.
— Как часто я слышу это слово… а еще чаще произношу его сама для себя.
— Твой отец — правитель. Ты не можешь стать Посвященной — сэрини. Благословенный здоров, храни Сущий его дни, — но даже если он не доживет до старости, тебя все равно выдадут замуж. Это важно для страны.
— Да…
— Глупенькая, — голос сестры стал ласковым. — Ты хотя бы получишь счастье иметь детей. А я отслужу свое — и буду доживать дни в почете и одиночестве. А мое место займет другая.
Хали подумала, спросила вскользь:
— Как поживает моя вторая родственница-Посвященная?
— Хорошо. Она обучает девушек-шемэ вышивать и складывать из бумаги фигурки — не впустую проводит время.
— Разве такие занятия положены в Храме?
— Не запрещены, — повела плечом Соколица. — Мы тоже можем испытывать скуку.
Хали сидела молча, сцепив руки.
— Что беспокоит тебя? — мягко спросила сестра.
— Я боюсь. Мы и так лишены права выбора, я же — особенно. Слухов о моем предстоящем замужестве еще нет?
— Я ведь не покидаю Храма. Но могу тебя утешить — об этом разговоры еще не велись. Это я знаю.
— Не знаю, кому меня отдадут. У сууру берут в дом по три жены. Это ужасно — я не смогу…
— Можешь не беспокоиться о западных соседях. Ты же не полностью крови тхай.
— Нет, нет… напротив. Здесь, в этом тихом месте, вы забыли, что такое жизнь. Они будут добиваться меня — ради союза с кочевниками.
— Отец тебя не отдаст. Если ты понимаешь — неужто не догадается он?
— Мало ли что может быть… Сууру сильны…
— Отец твой не станет покупать мир такой ценой.
Соколица протянула руку, взяла Хали за подбородок.
— Ты слишком много думаешь о том, о чем женщине думать не подобает. Как только тебе позволяют просто знать о таких вещах?
Девушка вспыхнула, но быстро совладала с собой.
— У моего отца нет сына. Я — не замена, и все же меня учили. Не знаю зачем. Иногда я думаю — только затем, чтобы сейчас указывать мне на то, что я — женщина и ни к чему не пригодна, даже со всеми своими знаниями и умом.
Соколица всмотрелась в лицо Хали. Медленно произнесла:
— Надеюсь, такие речи ты ведешь только со мной?
— Я могу сказать что угодно, — горько ответила девушка. — Разве кому-нибудь не все равно?
Соколица кивнула. Ее желто-карие в мелкую крапинку глаза словно дымка заволокла.
— Ты можешь кричать об этом на площади. Но я бы и шагу не сделала, чтобы это услышать — ради своей собственной жизни. Дитя… ты ведешь такие речи с тем, кому веришь, и заносишь отточенную лэ над их головой… Меня на днях навестил мастер Весенний Ливень, — переменила тему Соколица. — Подарил мне миниатюру с цветущим деревом. Сетовал, что нет достойных учеников. Подражатели — самое большее. Боится, что канул в прошлое золотой век художников.
Хали улыбнулась краешком губ — улыбка бледноватая, однако настоящая.
— Я люблю смотреть на его работы. От них на сердце светлее.
Скоро Хали собралась обратно. Никто ее не гнал и не ждал, и все же она не могла позволить себе подолгу находиться даже здесь.
— Побудь еще, — уговаривала Соколица. — Ты редко навещаешь меня. Скоро мы станем видеться только по храмовым праздникам.
— Я стану смотреть на тебя снизу вверх, как на облаченную высшей властью, — на миг проглянула веселая девочка и скрылась опять.
Соколица помедлила, глядя на троюродную сестру.
— Остерегайся любых влияний. Два Дома — пауки в одной норке. Пока они еще терпят друг друга, и другие Дома не определились. Но у Лисов родня получает хорошие должности. Скоро… Оберегай тех, кто тебе дорог.
— Ты сама упрекала меня, а говоришь такое…
— Да. Я женщина, и я Посвященная. Но и во мне течет капля Золотой крови.
Девушка встала, чуть поклонилась старшей сестре.
— Я буду помнить, — и вышла во дворик. Соколица провожала Хали, держась на три шага позади.
— Айэ, девочка, — беззвучно произнесли ее губы, когда девушка миновала ворота, направляясь к носилкам.
Храмовая бумага хооли — золотая…
* * *
Квартал в Аэси
— Ты правда сделал что-то со спутниками по дороге сюда?
— А правда, что ты можешь превращаться в дикого зверя?
— А ты в самом деле знаком с оборотнями и маки?
— Нет, — терпеливо отвечал он. Потом перестал. Поводил плечом — пусть думают, что хотят. Но долго еще слышал пересуды у себя за спиной.
Не сразу он в должной мере оценил, в какое место его привезли. Сюда нельзя было попасть с улицы — детей и. подростков тщательно отбирали из лучших. Но слово Отори много значило для хозяйки Сада, и она приняла мальчишку.
Здесь жили красиво и празднично. Алый квартал в Аэси — самый дорогой и яркий плод среди всех, растущих на том же древе. Все тут было особенным. Дворики располагались не спереди, а позади домов и словно состояли из одних укромных уголков. Здесь никогда не было тихо — вечно что-то звенело, наигрывало, пело, смеялось. Остаться одному надолго было еще сложнее, чем отыскать тишину.
…Он смотрел в зеркала — бронзовые или серебряные — и не понимал, кого видит. Собственное лицо казалось чужим и оттого неприятным. Тот, чье отражение он когда-то видел в озерной или речной воде, куда больше был похож на него. Этот — всегда был послушен, его часто хвалили — но похвалы обтекали его, как воздушные струйки — каменный выступ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161
Сегодня Хали не стала следовать заведенному порядку. Она кликнула девушек, немилосердно разбудив их, — и те, протиравшие глаза, помогли Хали одеться. Звать старших по рангу дам Хали не стала, а сами они не проснулись. Быстрыми шагами вышла во двор — там дожидались носилки. Усевшись, опустив занавеску с вышитыми рыбами и морскими змеями, Хали задумалась — и не заметила, как одолела расстояние от Сердца Островка до Храма Иями и Сущего. Не больно-то далеко — особенно по хорошей дороге. А дорога была хороша — золотисто-белые плиты, квадратные, одинаковые на всем отрезке пути.
Носилки остановились не у главных ворот — в небольшом дворике. Каменное кружево стен и нефритовые изваяния, между ними — кустарники с глянцевой жесткой листвой. Никто не стал на пути Аину — напротив, троюродная сестра встретила ее на пороге, провела внутрь.
— Санэ, — улыбнулась девушка. Виделись они редко, но тепло относились друг к другу. Только отец и Посвященная могли без формальностей разговаривать с Аину. Только сюда за пределами Сердца Островка могла наведаться девушка, не испросив позволения. Прозванная за цвет глаз Соколицей, Посвященная выглядела моложе своих двадцати семи лет. В темно-серой накидке — лишь во время обрядов Соколица надевала белоснежные одежды, с оранжевым и золотым. И обстановка — простая до изумления, хоть и не бедная. Девушки-шемэ , которые служили при Храме, жили еще проще. Когда-то Хали все это неприятно поразило. Теперь она завидовала.
— Ах, Соколица, если бы и я могла, как ты…
— Невозможно.
— Как часто я слышу это слово… а еще чаще произношу его сама для себя.
— Твой отец — правитель. Ты не можешь стать Посвященной — сэрини. Благословенный здоров, храни Сущий его дни, — но даже если он не доживет до старости, тебя все равно выдадут замуж. Это важно для страны.
— Да…
— Глупенькая, — голос сестры стал ласковым. — Ты хотя бы получишь счастье иметь детей. А я отслужу свое — и буду доживать дни в почете и одиночестве. А мое место займет другая.
Хали подумала, спросила вскользь:
— Как поживает моя вторая родственница-Посвященная?
— Хорошо. Она обучает девушек-шемэ вышивать и складывать из бумаги фигурки — не впустую проводит время.
— Разве такие занятия положены в Храме?
— Не запрещены, — повела плечом Соколица. — Мы тоже можем испытывать скуку.
Хали сидела молча, сцепив руки.
— Что беспокоит тебя? — мягко спросила сестра.
— Я боюсь. Мы и так лишены права выбора, я же — особенно. Слухов о моем предстоящем замужестве еще нет?
— Я ведь не покидаю Храма. Но могу тебя утешить — об этом разговоры еще не велись. Это я знаю.
— Не знаю, кому меня отдадут. У сууру берут в дом по три жены. Это ужасно — я не смогу…
— Можешь не беспокоиться о западных соседях. Ты же не полностью крови тхай.
— Нет, нет… напротив. Здесь, в этом тихом месте, вы забыли, что такое жизнь. Они будут добиваться меня — ради союза с кочевниками.
— Отец тебя не отдаст. Если ты понимаешь — неужто не догадается он?
— Мало ли что может быть… Сууру сильны…
— Отец твой не станет покупать мир такой ценой.
Соколица протянула руку, взяла Хали за подбородок.
— Ты слишком много думаешь о том, о чем женщине думать не подобает. Как только тебе позволяют просто знать о таких вещах?
Девушка вспыхнула, но быстро совладала с собой.
— У моего отца нет сына. Я — не замена, и все же меня учили. Не знаю зачем. Иногда я думаю — только затем, чтобы сейчас указывать мне на то, что я — женщина и ни к чему не пригодна, даже со всеми своими знаниями и умом.
Соколица всмотрелась в лицо Хали. Медленно произнесла:
— Надеюсь, такие речи ты ведешь только со мной?
— Я могу сказать что угодно, — горько ответила девушка. — Разве кому-нибудь не все равно?
Соколица кивнула. Ее желто-карие в мелкую крапинку глаза словно дымка заволокла.
— Ты можешь кричать об этом на площади. Но я бы и шагу не сделала, чтобы это услышать — ради своей собственной жизни. Дитя… ты ведешь такие речи с тем, кому веришь, и заносишь отточенную лэ над их головой… Меня на днях навестил мастер Весенний Ливень, — переменила тему Соколица. — Подарил мне миниатюру с цветущим деревом. Сетовал, что нет достойных учеников. Подражатели — самое большее. Боится, что канул в прошлое золотой век художников.
Хали улыбнулась краешком губ — улыбка бледноватая, однако настоящая.
— Я люблю смотреть на его работы. От них на сердце светлее.
Скоро Хали собралась обратно. Никто ее не гнал и не ждал, и все же она не могла позволить себе подолгу находиться даже здесь.
— Побудь еще, — уговаривала Соколица. — Ты редко навещаешь меня. Скоро мы станем видеться только по храмовым праздникам.
— Я стану смотреть на тебя снизу вверх, как на облаченную высшей властью, — на миг проглянула веселая девочка и скрылась опять.
Соколица помедлила, глядя на троюродную сестру.
— Остерегайся любых влияний. Два Дома — пауки в одной норке. Пока они еще терпят друг друга, и другие Дома не определились. Но у Лисов родня получает хорошие должности. Скоро… Оберегай тех, кто тебе дорог.
— Ты сама упрекала меня, а говоришь такое…
— Да. Я женщина, и я Посвященная. Но и во мне течет капля Золотой крови.
Девушка встала, чуть поклонилась старшей сестре.
— Я буду помнить, — и вышла во дворик. Соколица провожала Хали, держась на три шага позади.
— Айэ, девочка, — беззвучно произнесли ее губы, когда девушка миновала ворота, направляясь к носилкам.
Храмовая бумага хооли — золотая…
* * *
Квартал в Аэси
— Ты правда сделал что-то со спутниками по дороге сюда?
— А правда, что ты можешь превращаться в дикого зверя?
— А ты в самом деле знаком с оборотнями и маки?
— Нет, — терпеливо отвечал он. Потом перестал. Поводил плечом — пусть думают, что хотят. Но долго еще слышал пересуды у себя за спиной.
Не сразу он в должной мере оценил, в какое место его привезли. Сюда нельзя было попасть с улицы — детей и. подростков тщательно отбирали из лучших. Но слово Отори много значило для хозяйки Сада, и она приняла мальчишку.
Здесь жили красиво и празднично. Алый квартал в Аэси — самый дорогой и яркий плод среди всех, растущих на том же древе. Все тут было особенным. Дворики располагались не спереди, а позади домов и словно состояли из одних укромных уголков. Здесь никогда не было тихо — вечно что-то звенело, наигрывало, пело, смеялось. Остаться одному надолго было еще сложнее, чем отыскать тишину.
…Он смотрел в зеркала — бронзовые или серебряные — и не понимал, кого видит. Собственное лицо казалось чужим и оттого неприятным. Тот, чье отражение он когда-то видел в озерной или речной воде, куда больше был похож на него. Этот — всегда был послушен, его часто хвалили — но похвалы обтекали его, как воздушные струйки — каменный выступ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161