Опускается на колени, сцепив пальцы. Губы шепчут молитву, но лицо безмятежно, словно лик небожителя. Йири привык, что оно должно быть таким.
* * *
Звездная метель охватила небо. Тысячи светящихся капель срывались в бездну — шальное безумие звезд, повторяющееся из века в век.
— Ты тратишь жизнь на мечты и бесполезную страсть. Я ожидал от тебя большего.
— Не могу, — глухо. — Я помню, что надо семье, помню о чести Дома. Но из меня плохая подмога сейчас.
— Чем дальше, тем хуже.
— Да. — Голос — холодный металл.
А старший неторопливо роняет слова, порою переводя взгляд на небо — то, что творится там, нечасто увидишь.
— Лучше бы он умер тогда.
— Тогда и меня бы не было.
— Глупости всё.
— Не глупости, Шену. Я понимаю — уже не ребенок давно. Это либо моя жизнь, либо моя погибель.
Особо крупная звезда сорвалась, на янтарь цветом похожая.
— А если исполнится желание — окажется он в твоем доме, что сделаешь?
— Не знаю пока.
— Это опасная игрушка, Ханари.
— Не игрушка, брат. Он мое сердце держит.
— Ты — как дикарь, не умеешь держать свои влечения в узде. Надо ждать. Этот мальчик не должен жить, но пока умереть ему рано. Он все же кое-что значит… хоть и немного. Я заберу его с Островка и увезу в Приют облаков, мои владения. Там он будет пока, и ты его не тронешь. Этого — не допущу. Если Благословенный поправится… посмотрим; вероятно, Йири все же придется проститься с этим миром. Если же болезнь унесет Благословенного… делай, что хочешь. Только недолго. Никто не должен узнать — или тем паче перехватить твою Ласточку.
В эту минуту Ханари ненавидел брата. Потом обрадовался. Потом ему стало совсем тяжело. Даже если и отдадут — потом вырвут из рук, или придется своей рукой эту нить перерезать.
* * *
Спал Йири чутко, а в последние ночи просыпался даже от тени шороха. Но этим утром сон наконец одолел. Виделось — он куда-то летит по бесконечным черным коридорам и не может понять, кто ждет его в конце пути. Голоса и шаги за дверью разбудили его — не сразу сообразил, что сырая хмарь за окном — осеннее утро, а сам он лежит в постели, и погасший светильник стоит на полу.
Вскочил, накинул свободное домашнее одеяние цвета топленого молока, подбежал к двери. Натолкнулся на высокого человека в форме дворцовой стражи. Испуганно вскинул глаза.
— Что случилось?
— Ничего, господин. С нынешнего утра у ваших дверей будет стоять охрана. Вам запрещено отлучаться из этих покоев.
— Почему?
— Таково повеление нашего господина.
Взглянул на знаки, вышитые на форме, сообразил, кому подчиняется дворцовая стража. Если бы не спросонья, сообразил бы скорее.
— И что еще вам приказано?
— Ничего. Только не пропускать никого — ни сюда, ни отсюда, за исключением нескольких слуг.
— А их, в свою очередь, тоже отрезали от остального мира, так? Только через людей господина Хисорэ, вашего начальника?
Высокий человек посмотрел на него, коротко поклонился и шагнул назад. Значит, и разговаривать с Йири никто не собирается.
Через пару мгновений в комнате появилась испуганная девочка-служанка.
— Что происходит, господин мой? Кто эти люди?
— Не спрашивай. Я и сам не пойму, хорошо это или плохо. Тебе разрешили приходить ко мне? Кому еще?
Она назвала имя.
— Так… Двое всего. Достаточно, впрочем.
— Помочь вам одеться?
— Для чего? — сорвалось с неожиданной злостью. — Если бычка ждет нож мясника, к чему украшать его ленточками! Я не знаю, ждет меня нож или что иное, где одежда не требуется!
Девочка, бледная, стояла на коленях, опустив голову. Опомнился, подбежал к ней, за руки взял.
— Прости, я не хотел тебя пугать. Прости. А мне… помоги мне, хочу выглядеть хорошо. Пусть делают, что хотят — это их решение, не мое.
* * *
Ханари сто раз уже проклял себя за несдержанность, глупость и высокомерие. Он ведь помочь хотел. Что тут скрывать, рад был, что мальчишка без защиты остался — не сомневался, что сам защитить сможет. Наконец-то ломалась преграда, которая не пускала его к самому дорогому, именно так — помочь, спрятать от всех и от брата — и потом не сможет не оттаять снежная птица. И все станет, как должно. Невозможно же столько ждать, ночами не спать — и впустую? Ведь не может Сущий позволить такого! И знал Ханари — не допустит, чтобы кто-то ему вред причинил. Лучше своей рукой отправить в Небесный дом. А потом уйти следом. Только так, ежели защитить не сможет.
И вот — все напрасно. Теперь его помощь не примут — разве поверит Йири теперь? Ханари сам бы — поверил?
Зол он был. Подумать только, посмел ударить!.. Тварью назвал. А потом — слова брата. И жестокость, и грязь, и надежда.
А потом узнал, что Хисорэ выставил стражу. Теперь — все. Сейчас он — сильнейший.
Так — из рук ускользает, болотный огонь. Только с ума сходить и остается.
* * *
Только в первое утро слуги видели Йири потерявшим самообладание, и то недолго. После — передвигались по коридорам с опаской, а к нему в покои входили и облегченно вздыхали. Он не расспрашивал ни о чем, но взгляд был теплым, утешающим. Девочка-служанка немного играла на ахи, и порой он просил ее поиграть. Конечно, до искусных музыкантов девчонке было далеко, но незамысловатые мелодии устраивали юного господина, и благодарность его была искренней. Но все же предпочитал сейчас одиночество. Думал.
Он понимал — умные не будут спешить. Некуда. Если они захотят, чтобы Йири не жил, — он жить не будет. За него некому вступиться. Да если и будет кому… Найдут способ, не выдав себя — другой, медленный яд или нечто иное. А те, что боятся Благословенного, спешить не станут тем более — вдруг смерть пройдет мимо Юкиро.
А долг обязывал его оставаться здесь. Долг — и покорность судьбе. Она вознесла, пусть и решает теперь. Даже если… не один ведь Ханари. Вряд ли кто вступится — он не больше, чем пыль, если умрет Юкиро. Пыль, которая знает много, и успела нажить врагов — пусть не желая того.
Потом Хисорэ поставил охрану, умно сделал, и защитят — пока, и сбежать наверняка не дадут.
…Никто не знал, как пальцы сжимали флакончики с краской — и краска оставалась на них. И он, аккуратный до безупречности, не замечал ее.
Стража сменилась четыре раза, когда пришел Хисорэ. Короткий высокомерный кивок. Ответное приветствие было вежливым и спокойным — заметив, что Йири не собирается подчеркивать свое положение — ни страхом, ни ложной надменностью, — Хисорэ усмехнулся. Так, краешком губ. Но заметно.
Йири повел рукой, приглашая — долг хозяина. Хотя трудно считать его хозяином даже этой маленькой комнаты. Однако Хисорэ принял предложенный тон. Значит, побудет гостем…
«Да он же почти мальчишка», — подумал внезапно, взглянув на грустную складку рта, затененные печалью глаза.
— Тебе доставляют вести о нем? — спросил сам для себя неожиданно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161
* * *
Звездная метель охватила небо. Тысячи светящихся капель срывались в бездну — шальное безумие звезд, повторяющееся из века в век.
— Ты тратишь жизнь на мечты и бесполезную страсть. Я ожидал от тебя большего.
— Не могу, — глухо. — Я помню, что надо семье, помню о чести Дома. Но из меня плохая подмога сейчас.
— Чем дальше, тем хуже.
— Да. — Голос — холодный металл.
А старший неторопливо роняет слова, порою переводя взгляд на небо — то, что творится там, нечасто увидишь.
— Лучше бы он умер тогда.
— Тогда и меня бы не было.
— Глупости всё.
— Не глупости, Шену. Я понимаю — уже не ребенок давно. Это либо моя жизнь, либо моя погибель.
Особо крупная звезда сорвалась, на янтарь цветом похожая.
— А если исполнится желание — окажется он в твоем доме, что сделаешь?
— Не знаю пока.
— Это опасная игрушка, Ханари.
— Не игрушка, брат. Он мое сердце держит.
— Ты — как дикарь, не умеешь держать свои влечения в узде. Надо ждать. Этот мальчик не должен жить, но пока умереть ему рано. Он все же кое-что значит… хоть и немного. Я заберу его с Островка и увезу в Приют облаков, мои владения. Там он будет пока, и ты его не тронешь. Этого — не допущу. Если Благословенный поправится… посмотрим; вероятно, Йири все же придется проститься с этим миром. Если же болезнь унесет Благословенного… делай, что хочешь. Только недолго. Никто не должен узнать — или тем паче перехватить твою Ласточку.
В эту минуту Ханари ненавидел брата. Потом обрадовался. Потом ему стало совсем тяжело. Даже если и отдадут — потом вырвут из рук, или придется своей рукой эту нить перерезать.
* * *
Спал Йири чутко, а в последние ночи просыпался даже от тени шороха. Но этим утром сон наконец одолел. Виделось — он куда-то летит по бесконечным черным коридорам и не может понять, кто ждет его в конце пути. Голоса и шаги за дверью разбудили его — не сразу сообразил, что сырая хмарь за окном — осеннее утро, а сам он лежит в постели, и погасший светильник стоит на полу.
Вскочил, накинул свободное домашнее одеяние цвета топленого молока, подбежал к двери. Натолкнулся на высокого человека в форме дворцовой стражи. Испуганно вскинул глаза.
— Что случилось?
— Ничего, господин. С нынешнего утра у ваших дверей будет стоять охрана. Вам запрещено отлучаться из этих покоев.
— Почему?
— Таково повеление нашего господина.
Взглянул на знаки, вышитые на форме, сообразил, кому подчиняется дворцовая стража. Если бы не спросонья, сообразил бы скорее.
— И что еще вам приказано?
— Ничего. Только не пропускать никого — ни сюда, ни отсюда, за исключением нескольких слуг.
— А их, в свою очередь, тоже отрезали от остального мира, так? Только через людей господина Хисорэ, вашего начальника?
Высокий человек посмотрел на него, коротко поклонился и шагнул назад. Значит, и разговаривать с Йири никто не собирается.
Через пару мгновений в комнате появилась испуганная девочка-служанка.
— Что происходит, господин мой? Кто эти люди?
— Не спрашивай. Я и сам не пойму, хорошо это или плохо. Тебе разрешили приходить ко мне? Кому еще?
Она назвала имя.
— Так… Двое всего. Достаточно, впрочем.
— Помочь вам одеться?
— Для чего? — сорвалось с неожиданной злостью. — Если бычка ждет нож мясника, к чему украшать его ленточками! Я не знаю, ждет меня нож или что иное, где одежда не требуется!
Девочка, бледная, стояла на коленях, опустив голову. Опомнился, подбежал к ней, за руки взял.
— Прости, я не хотел тебя пугать. Прости. А мне… помоги мне, хочу выглядеть хорошо. Пусть делают, что хотят — это их решение, не мое.
* * *
Ханари сто раз уже проклял себя за несдержанность, глупость и высокомерие. Он ведь помочь хотел. Что тут скрывать, рад был, что мальчишка без защиты остался — не сомневался, что сам защитить сможет. Наконец-то ломалась преграда, которая не пускала его к самому дорогому, именно так — помочь, спрятать от всех и от брата — и потом не сможет не оттаять снежная птица. И все станет, как должно. Невозможно же столько ждать, ночами не спать — и впустую? Ведь не может Сущий позволить такого! И знал Ханари — не допустит, чтобы кто-то ему вред причинил. Лучше своей рукой отправить в Небесный дом. А потом уйти следом. Только так, ежели защитить не сможет.
И вот — все напрасно. Теперь его помощь не примут — разве поверит Йири теперь? Ханари сам бы — поверил?
Зол он был. Подумать только, посмел ударить!.. Тварью назвал. А потом — слова брата. И жестокость, и грязь, и надежда.
А потом узнал, что Хисорэ выставил стражу. Теперь — все. Сейчас он — сильнейший.
Так — из рук ускользает, болотный огонь. Только с ума сходить и остается.
* * *
Только в первое утро слуги видели Йири потерявшим самообладание, и то недолго. После — передвигались по коридорам с опаской, а к нему в покои входили и облегченно вздыхали. Он не расспрашивал ни о чем, но взгляд был теплым, утешающим. Девочка-служанка немного играла на ахи, и порой он просил ее поиграть. Конечно, до искусных музыкантов девчонке было далеко, но незамысловатые мелодии устраивали юного господина, и благодарность его была искренней. Но все же предпочитал сейчас одиночество. Думал.
Он понимал — умные не будут спешить. Некуда. Если они захотят, чтобы Йири не жил, — он жить не будет. За него некому вступиться. Да если и будет кому… Найдут способ, не выдав себя — другой, медленный яд или нечто иное. А те, что боятся Благословенного, спешить не станут тем более — вдруг смерть пройдет мимо Юкиро.
А долг обязывал его оставаться здесь. Долг — и покорность судьбе. Она вознесла, пусть и решает теперь. Даже если… не один ведь Ханари. Вряд ли кто вступится — он не больше, чем пыль, если умрет Юкиро. Пыль, которая знает много, и успела нажить врагов — пусть не желая того.
Потом Хисорэ поставил охрану, умно сделал, и защитят — пока, и сбежать наверняка не дадут.
…Никто не знал, как пальцы сжимали флакончики с краской — и краска оставалась на них. И он, аккуратный до безупречности, не замечал ее.
Стража сменилась четыре раза, когда пришел Хисорэ. Короткий высокомерный кивок. Ответное приветствие было вежливым и спокойным — заметив, что Йири не собирается подчеркивать свое положение — ни страхом, ни ложной надменностью, — Хисорэ усмехнулся. Так, краешком губ. Но заметно.
Йири повел рукой, приглашая — долг хозяина. Хотя трудно считать его хозяином даже этой маленькой комнаты. Однако Хисорэ принял предложенный тон. Значит, побудет гостем…
«Да он же почти мальчишка», — подумал внезапно, взглянув на грустную складку рта, затененные печалью глаза.
— Тебе доставляют вести о нем? — спросил сам для себя неожиданно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161