«Рыжего выбрал? Словно к огню тянется», — подумал Ёши. «Да… Он еще в тех годах, когда нет серьезной разницы между мужчиной и женщиной, когда не поймешь, дитя или взрослый. Все в нем — и нет ничего. Вынужден чужой свет отражать».
* * *
Все внимание Островка сосредоточилось сейчас на Тхэннин. Трудно было подавить очаги недовольства, разве что выжечь пол-области. Но в таком случае сууру ничто не мешало бы передвигаться по пустой территории.
Отношения с восточными варварами тоже нельзя было назвать дружескими. Брак Хали служил пока залогом мира — но среди синну всерьез начинали поговаривать о смене вождя. Дед Хали был уже стар, а достойных преемников в его роду не находилось. Оставался муж Хали как гарантия мира — но, сменись у кочевников правящий род, толку от этого брака никакого не будет. Поэтому так важно было подтвердить союз с Береговым народом. Они пропускали сухопутные караваны по своим дорогам, а кроме того, земли их граничили с землями синну. В случае войны можно было бы наносить удары с территории Береговых. Если они примут главенство тхай, потом не смогут противиться воле детей Солнечной Птицы.
Северо-восточные провинции, весьма удаленные от Сиэ-Рэн, пользовались невероятно большой свободой — не до них сейчас было Столице. Окаэра, важнейшая среди них, единственный поставщик соли в стране, постоянной беспокоила повелителя. Лет десять назад Окаэра управлялась железной рукой, но, к сожалению, тамошний наместник решил поставить свой Дом слишком высоко — и создал маленькое государство, правдами и неправдами добившись, что все его родственники оказались в Окаэре на важных постах. Но родственники, на беду, не отличались умом и слишком задирали нос, чуть не в открытую игнорируя столичных ревизоров. Пришлось наводить порядок… В результате сменилось еще три наместника — первый, человек разумный, но в годах, неожиданно умер, толку от второго было — как молока от вороны, а третий, нынешний, жаден и легкомыслен. И чиновников своих распустил. Этот наместник панически боялся повелителя, что не мешало ему воровать.
Юкиро махнул на него рукой — провинция худо-бедно приносила доход, а лучше безвольный вор, чем очередной умник, возомнивший себя хозяином.
И оставил дела на северо-востоке, как были.
* * *
Повелитель призвал Ёши, хотя был здоров. Врач поспешил на зов — гадая, о чем пойдет разговор. После выздоровления Йири Благословенный стал относиться к врачу с заметно большим расположением, по крайней мере, его мнения спрашивал.
Повелитель смотрел со ступеней в сад, где качались над дорожками огромные темно-красные цветы с теплым горчащим ароматом. И одежда на Благословенном цветом была — остывающий уголь. Без предисловий Юкиро спросил:
— Ты часто видишься с ним. Он тебе доверяет?
— Конечно. Его жизнь была в моих руках, а во время выздоровления — и душа. — Не требовалось пояснений, чтобы понять, о ком речь.
— Скажи, что ты думаешь, — потребовал Юкиро.
— Что бы я ни сказал, решение принято. Я вижу — во взгляде, повелитель.
— И все же?
— Ему бы стоило получить хоть какую защиту. Пока его считают немногим выше домашней кошки, хоть и очень опасной — за попытку наступить ей на хвост можно поплатиться головой.
— Я подумаю.
— Вы это обещали ему? — не надо бы так говорить — но кто еще скажет слово за Йири?
— Это.
Кажется, Ёши колеблется.
— Не всякая ноша ему по силам. Он же еще мальчик. И потом… Я бы хотел, чтобы он обрел положение — но не потерял себя.
— Себя? Кто же он? Ребенок с наивным взглядом, что появился здесь четыре года назад? Или тот, кто взял жизнь у троих за смерть своей лошади?
…Пара вышитых шелком подушек брошена на пол. Шелковая одежда — струящиеся лепестки, зеленый и белый оттеняют друг друга. Волосы собраны нарочито небрежно, и весь облик его — охапка цветов полевых, сбрызнутая росой, упавшая на циновку. За ажурной решеткой из горного клена — играют на тоо. А в руках Йири — лист бумаги, закрепленный на тонкой широкой доске, и черная кисть. Заслышав шаги, он поднимает голову — и Ёши тут же отступает назад, опасаясь увидеть — и в самом деле понять, чья душа у юного художника теперь.
* * *
Мало кто знал про эту белую крепость, спрятанную в горах. Посторонним туда вход был заказан. И мало кто из бывших воспитанников туда возвращался — своих опознавали по особым приметам, по тайным знакам, по меткам на подкладке рукава, — но не стремились глядеть на лица. И женщины сюда приходили — на равных. Их всех называли — шин, Скользящие в тени. Огромной стране требовались люди, умеющие забраться в любую щель, подслушать и разузнать. Лишь единицы могли быть уверены, что шин не следят за ними, что не станет известным то, что отчаянно хочется скрыть.
И другая крепость была — из серого в искорках камня. Не пряталась — люди сами обходили ее стороной.
Хэата — на службе у повелителя. Обученные убивать. Особое ведомство. Лазутчики — другое совсем, эти не отнимают жизни сами. Между двумя школами — уважение, но никто не вмешивается в дела другого.
Хисорэ, один из ближайших советников повелителя, стоит во главе дворцовой охраны — и посвященные знают, что и хэата его. А Зимородкам-Мийа принадлежит школа шин. И старший сын в роду занимает должность начальника над Скользящими в тени уже четвертый год.
* * *
Суэ
Ее имени, данного при рождении, никто не знал — только прямое начальство. Для всех она была — Суэ, Ручей. Ей исполнилось тридцать шесть. Лицо приятное — и вместе с тем неприметное. Тугой узел волос, маленькие загорелые кисти с загрубевшей кожей ладоней. Странница в блеклой одежде, беженка из разоренной деревни, вдова, потерявшая мужа, — у нее были сотни обличий. И все скромные, вызывающие сочувствие. А могла и величавой казаться, только пользовалась этим редко.
Среди шин все слыхали о ней, хотя мало кто мог бы узнать в лицо. И точно уж не жалели — завидовали. Пятилетней девочкой попала она в белую крепость. Двенадцатилетней впервые покинула ее в одиночку. И, вернувшись через полгода, получила награду.
Суэ не поднимает глаз — и без того ее удостоили чести великой, лично с господином говорить.
Занавески задернуты — от яркого утреннего солнца спасают, и лица обоих в тени. А голос Высокого негромкий, отчетливый, как и все голоса придворных.
— Отыщи его родных.
— Да, господин.
—Если живы, приведи в надежное место — сама подберешь куда. Там дождешься, пока заберут.
— Поняла, господин.
— Если мертвы — все про них разузнай, как звали, кто такие.
— Будет исполнено, господин.
Суэ удаляется в полупоклоне, не осмеливаясь повернуться спиной, пока не доходит почти до самой двери. И лишь тогда выпрямляется.
И словно просачивается сквозь занавеску, не качнув складок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161