Он слушал с легкой усмешкой. Я увлеклась строками своего любимого поэта и спохватилась не сразу:
— Простите… Может быть, я наскучила вам? Вы… не любите все это, да? У вас есть дела поважнее, чем слушать красивые фразы.
— Отчего же. Среди них есть воистину мудрые.
— Но ведь здесь и вправду красиво… столько цветов — смешалась я окончательно. — Ведь сказано было — «когда расцветают цветы, в них заключено многое»… так, кажется?
— Не совсем. — Он взглянул на землю, усеянную золотыми солнечными слезами. — Помните, госпожа Юхимэ, мы уже говорили о чем-то подобном? О цветах и жалости, если не ошибаюсь?
— Да… — я растерялась. Теперь он точно примет меня за дурочку.
— Сказано было так: «Когда поднимается одна пылинка, в ней содержится вся земля. Когда распускается один цветок, раскрывается целый мир». Правильно, Юхи? — мое имя в его устах прозвучало так… мягко и даже привычно. А он улыбнулся. Сердце мое забилось — почему он назвал меня так? Но тут же все оборвалось в груди.
— Мне пора в город, — он оглянулся на свиту.
— Я хотела бы еще вот так встретиться с вами — там, где только поле и ветер, — сказала я, удивляясь, как язык мой решился произнести такие слова.
— Я был бы рад снова стать вашим спутником, — откликнулся он с улыбкой.
— В таком случае мне позавидуют все девушки Окаэры!
— Почему бы и нет? — он простился со мной коротким кивком и ускакал вместе со своими людьми. Я осталась в растерянности — он и в самом деле сказал, что думает? Или же это была обыкновенная учтивость? Лицо мое полыхало. Я теребила косичку на виске, пока не расплела ее окончательно. Тут и вся моя прическа рассыпалась.
Сегодня, чтобы отвлечься, я опять подслушивала под дверью. Говорил один из гостей отца:
— Закон и кодекс должного — это хорошо и правильно. Только если задуматься, сколько мы нарушаем мелочей изо дня в день. А если нам перестанут это прощать?
— Кто имеет право судить? Разве что Небо.
— Или высшее существо.
— Кто же? Тех, что избирают путь служения и безупречности и на самом деле следуют ему, не сыскать. Разве монахи? А остальные — увы. Даже если в голове сплошь долг и высокие идеалы, не могут быть все поступки человека безукоризненны.
— А надо ли? Боюсь, найдись такой, он не был бы человеком. Интересно, правда ли это.
Вечером ко мне прибыла Ясу, как обычно, в розово-красных шелках. Интересный узор у нее на платье — цветы апельсина, а между ними — крылатые рыбки. Ее свадьба с Инари дело решенное. Конечно, Инари красив, но слишком уж самовлюблен, гордится семейным богатством. Мне будет трудно гостьей входить в дом подруги. Впрочем, Ясу человек этот нравится, так что желаю им счастья.
Я сочиняла письмо двоюродной сестре, Ясу удивлено заметила, что кисть моя выписывает странные вензеля, и ехидно добавила, что, видимо, я влюбилась. Я чуть не чиркнула кистью ей по носу, но вместо этого сделала вид, что любуюсь тем, как солнечный луч играет на занавесе.
Ясу насмешница и очень умна, хотя в последнее время занята только собой.
— Я привезла подарок, — сказала она и достала рукопись, украшенную изящными рисунками.
— Это стихи древнего поэта о человеке, полюбившем девушку-оборотня. Ты же любишь красивые сказки.
Мне захотелось возразить, что я не считаю подобные истории сказками, хотя они происходят и не часто. Когда мы с Ясу росли, она представляла себя облачной девой, а я — героиней-воительницей прежних времен. А сейчас я — всего лишь Юхи из дома Саэ, и призрачный меч мой направлен на себя самое.
* * *
Лесоруб, поглядывая на товарища, пошевелил угли в костре.
— Говорят, нечисти больше стало… Я и сам видел.
— И я видел, — согласился товарищ. — А еще говорят… — Он склонился к самому уху и прошептал несколько слов. Тот недоверчиво покачал головой.
— Опасные речи ведешь. Да мало ли что болтают… Быть того не может, чтобы из Столицы оборотня прислали!
— Прислали! — Фыркнул товарищ. — Да ты сам подумай. Трудно ли подменить настоящего? Может, и слуги его — не люди, а кто человек и знает, боится до безумия, вот и молчат?
Первый лесоруб покачал головой.
— Как бы там ни было, пусть их… живем в глуши, главное — помалкивать, и все обойдется.
— Так подобные обычно в глуши и охотятся… чтобы следов не оставить.
Огонь ни с того ни с сего начал потрескивать, гаснуть.
— И как часто они… ну, эти… на охоту выходят? — опасливо спросил первый. Товарищ его только рот раскрыл, как с ближайшего дерева сорвалась небольшая черная птица и описала круг над поляной. Лесорубы с криками кинулись в разные стороны.
Записки Юхимэ
Только слепой не заметил бы, что он отличает меня. На меня поглядывали с завистью — я же чувствовала неуверенность. У меня никогда не было увлечений сердца, однако… мне казалось, что он держится вовсе не так, как держатся с девушкой, к которой чувствуют склонность. Он ни разу не сказал мне лестного слова, кроме как об умении держаться в седле. Ни разу не прикоснулся ко мне.
Что ж… я не ровня ему. Он мог бы взять меня в дом… от такой мысли кровь приливает к щекам — да, но женой мне ему не стать.
Дурочка Мышка пришла и заговорила о том, что он опасен. Что он заберет мою душу… и души моих близких, если я не остерегусь.
Он все же во многом отличается от других высокородных. Например, не любит драгоценные камни. Носит только кольцо с изумрудом — знак власти — и больше ни одного камня при нем нет. Странно. Почему? Зато застежки и заколки, серебряные и золотые, делают по его рисункам. Он понимает красоту изящных изделий. Я знаю, лучшие ювелиры города чуть не из рук друг у друга рвут его наброски мелких вещиц. Он мог бы задавать тон в одежде и украшениях, ему подражают, — но он, кажется, не принимает это всерьез. И предпочитает живые цветы драгоценным поделкам.
Как-то сказал мне:
«Цветок — он скоро умрет. Можно сделать драгоценную копию цветка, но, как бы ни был искусен мастер, создавший подобный шедевр, такой цветок не требует нежности в обращении. Золотые лепестки гораздо менее уязвимы. А то, что не так легко потерять, меньше ценишь».
А еще он лучший наездник Окаэры, в седле держится, будто рожден на лошади. Легкий, как перышко, — только вот взгляд бывает тяжелым. И не подступишься.
Глава 2. ВЛАСТЬ
Хэйтэни прибыл из Столицы недавно, годом раньше Йири.
Йири долго приглядывался к нему — тот был довольно молод и неуловимо напоминал Тами — каким тот мог бы стать через несколько лет.
Только был почти лишен честолюбия, хоть и носил звание старшего офицера. Не по своей воле он поступил в военную школу, но обязанности исполнял образцово. С нынешним командиром отношения у Хэйтэни сложились не лучшие — тот поднялся до нынешней должности совершенно самостоятельно, выходец из семьи мелкого торговца — способность сделать подобную карьеру внушала уважение, но не придавала знания тонкостей обращения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161
— Простите… Может быть, я наскучила вам? Вы… не любите все это, да? У вас есть дела поважнее, чем слушать красивые фразы.
— Отчего же. Среди них есть воистину мудрые.
— Но ведь здесь и вправду красиво… столько цветов — смешалась я окончательно. — Ведь сказано было — «когда расцветают цветы, в них заключено многое»… так, кажется?
— Не совсем. — Он взглянул на землю, усеянную золотыми солнечными слезами. — Помните, госпожа Юхимэ, мы уже говорили о чем-то подобном? О цветах и жалости, если не ошибаюсь?
— Да… — я растерялась. Теперь он точно примет меня за дурочку.
— Сказано было так: «Когда поднимается одна пылинка, в ней содержится вся земля. Когда распускается один цветок, раскрывается целый мир». Правильно, Юхи? — мое имя в его устах прозвучало так… мягко и даже привычно. А он улыбнулся. Сердце мое забилось — почему он назвал меня так? Но тут же все оборвалось в груди.
— Мне пора в город, — он оглянулся на свиту.
— Я хотела бы еще вот так встретиться с вами — там, где только поле и ветер, — сказала я, удивляясь, как язык мой решился произнести такие слова.
— Я был бы рад снова стать вашим спутником, — откликнулся он с улыбкой.
— В таком случае мне позавидуют все девушки Окаэры!
— Почему бы и нет? — он простился со мной коротким кивком и ускакал вместе со своими людьми. Я осталась в растерянности — он и в самом деле сказал, что думает? Или же это была обыкновенная учтивость? Лицо мое полыхало. Я теребила косичку на виске, пока не расплела ее окончательно. Тут и вся моя прическа рассыпалась.
Сегодня, чтобы отвлечься, я опять подслушивала под дверью. Говорил один из гостей отца:
— Закон и кодекс должного — это хорошо и правильно. Только если задуматься, сколько мы нарушаем мелочей изо дня в день. А если нам перестанут это прощать?
— Кто имеет право судить? Разве что Небо.
— Или высшее существо.
— Кто же? Тех, что избирают путь служения и безупречности и на самом деле следуют ему, не сыскать. Разве монахи? А остальные — увы. Даже если в голове сплошь долг и высокие идеалы, не могут быть все поступки человека безукоризненны.
— А надо ли? Боюсь, найдись такой, он не был бы человеком. Интересно, правда ли это.
Вечером ко мне прибыла Ясу, как обычно, в розово-красных шелках. Интересный узор у нее на платье — цветы апельсина, а между ними — крылатые рыбки. Ее свадьба с Инари дело решенное. Конечно, Инари красив, но слишком уж самовлюблен, гордится семейным богатством. Мне будет трудно гостьей входить в дом подруги. Впрочем, Ясу человек этот нравится, так что желаю им счастья.
Я сочиняла письмо двоюродной сестре, Ясу удивлено заметила, что кисть моя выписывает странные вензеля, и ехидно добавила, что, видимо, я влюбилась. Я чуть не чиркнула кистью ей по носу, но вместо этого сделала вид, что любуюсь тем, как солнечный луч играет на занавесе.
Ясу насмешница и очень умна, хотя в последнее время занята только собой.
— Я привезла подарок, — сказала она и достала рукопись, украшенную изящными рисунками.
— Это стихи древнего поэта о человеке, полюбившем девушку-оборотня. Ты же любишь красивые сказки.
Мне захотелось возразить, что я не считаю подобные истории сказками, хотя они происходят и не часто. Когда мы с Ясу росли, она представляла себя облачной девой, а я — героиней-воительницей прежних времен. А сейчас я — всего лишь Юхи из дома Саэ, и призрачный меч мой направлен на себя самое.
* * *
Лесоруб, поглядывая на товарища, пошевелил угли в костре.
— Говорят, нечисти больше стало… Я и сам видел.
— И я видел, — согласился товарищ. — А еще говорят… — Он склонился к самому уху и прошептал несколько слов. Тот недоверчиво покачал головой.
— Опасные речи ведешь. Да мало ли что болтают… Быть того не может, чтобы из Столицы оборотня прислали!
— Прислали! — Фыркнул товарищ. — Да ты сам подумай. Трудно ли подменить настоящего? Может, и слуги его — не люди, а кто человек и знает, боится до безумия, вот и молчат?
Первый лесоруб покачал головой.
— Как бы там ни было, пусть их… живем в глуши, главное — помалкивать, и все обойдется.
— Так подобные обычно в глуши и охотятся… чтобы следов не оставить.
Огонь ни с того ни с сего начал потрескивать, гаснуть.
— И как часто они… ну, эти… на охоту выходят? — опасливо спросил первый. Товарищ его только рот раскрыл, как с ближайшего дерева сорвалась небольшая черная птица и описала круг над поляной. Лесорубы с криками кинулись в разные стороны.
Записки Юхимэ
Только слепой не заметил бы, что он отличает меня. На меня поглядывали с завистью — я же чувствовала неуверенность. У меня никогда не было увлечений сердца, однако… мне казалось, что он держится вовсе не так, как держатся с девушкой, к которой чувствуют склонность. Он ни разу не сказал мне лестного слова, кроме как об умении держаться в седле. Ни разу не прикоснулся ко мне.
Что ж… я не ровня ему. Он мог бы взять меня в дом… от такой мысли кровь приливает к щекам — да, но женой мне ему не стать.
Дурочка Мышка пришла и заговорила о том, что он опасен. Что он заберет мою душу… и души моих близких, если я не остерегусь.
Он все же во многом отличается от других высокородных. Например, не любит драгоценные камни. Носит только кольцо с изумрудом — знак власти — и больше ни одного камня при нем нет. Странно. Почему? Зато застежки и заколки, серебряные и золотые, делают по его рисункам. Он понимает красоту изящных изделий. Я знаю, лучшие ювелиры города чуть не из рук друг у друга рвут его наброски мелких вещиц. Он мог бы задавать тон в одежде и украшениях, ему подражают, — но он, кажется, не принимает это всерьез. И предпочитает живые цветы драгоценным поделкам.
Как-то сказал мне:
«Цветок — он скоро умрет. Можно сделать драгоценную копию цветка, но, как бы ни был искусен мастер, создавший подобный шедевр, такой цветок не требует нежности в обращении. Золотые лепестки гораздо менее уязвимы. А то, что не так легко потерять, меньше ценишь».
А еще он лучший наездник Окаэры, в седле держится, будто рожден на лошади. Легкий, как перышко, — только вот взгляд бывает тяжелым. И не подступишься.
Глава 2. ВЛАСТЬ
Хэйтэни прибыл из Столицы недавно, годом раньше Йири.
Йири долго приглядывался к нему — тот был довольно молод и неуловимо напоминал Тами — каким тот мог бы стать через несколько лет.
Только был почти лишен честолюбия, хоть и носил звание старшего офицера. Не по своей воле он поступил в военную школу, но обязанности исполнял образцово. С нынешним командиром отношения у Хэйтэни сложились не лучшие — тот поднялся до нынешней должности совершенно самостоятельно, выходец из семьи мелкого торговца — способность сделать подобную карьеру внушала уважение, но не придавала знания тонкостей обращения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161