— Знаешь, когда я остался один в степи, думал, стоит ли возвращаться? Ненадолго — на пару мгновений мне показалось разумным затеряться в предместьях, среди ремесленников. Потом понял — бессмысленно это, найдут. Может быть, на кого-то беду навлеку…
Ни тени волнения в голосе — словно озерная гладь в безветренную погоду, спокойный. И тенями от склоненных к воде деревьев — подлинная грусть. Губы Лисенка дрогнули зло:
— Что же совсем не ушел? Было бы меньше беды!
— Разве в Ай-Ташина верности не учат? — спросил с укоризной.
— Не тебе меня учить! — бешенство в голосе, но сам приучен был ставить достойное поведение выше страстей. И, пока собеседник не проявляет неучтивости или страха, был бессилен.
— Не мне. Я и не пытаюсь. Каждый сам выбирает — ты помнишь?
Обоим кажется — они говорят долго, потому что говорят — не словами. Сколько мыслей вмещается в один миг? Не счесть, и не только то, что может быть сказано — травы вечерние, скачка, когда то ли конь, то ли ветер несет тебя, и неясно, ты взлетишь или упадешь, так тонка грань. Так и жизнь — тоньше волоска граница между падением и взлетом, и стремителен бег.
— Мне бы хотелось иметь семью, где родные любят друг друга, — задумчиво говорит Йири, отводя взгляд от Лисенка. — Но это и тяжело, наверное — если пересечется долг перед семьей и перед кем-то иным…
Все внимание отдано черной бабочке на стене, сухим пыльным крыльям. Он не боец. Он отводит в сторону взгляд и чужое намерение убить — как отводят клинок. Чтобы убить, нужно приблизиться. А это не удается, и Тами, невольно принимая заданный тон, тоже следит за бабочкой.
— Тебе никогда не узнать счастья, — наконец говорит тяжело. — Нет, это не проклятие мое… это правда. Подлинного — никогда.
Поворачивается и уходит. И сталь тихонько и тоскливо напевает в ножнах, сетуя, что не увидела света.
Никогда? Наверное, Йири был счастлив. Словно молчаливое соглашение заключили они с Благословенным: «будь таким, как мне надо, и получишь все». Мало что изменилось внешне, однако он понимал — с низшими договоров не заключают. Если рисунки способны отразить душу, то он ничего не скрывал. Бабочка порхала среди метели — такими были они. Рисовал много — и по его эскизам делались ткани и перестраивались покои. Но по-прежнему не брал учеников.
Зимой на Островке росли цветы — под открытым небом и в роскошных оранжереях, колыхались под ветром листья вечнозеленых растений. Одни темнели, другие словно покрывались сизым налетом — в тон инею, который постоянно лежал по утрам на дорожках. А снег выпадал редко. В искусственные цветники Йири не ходил. Напротив, цветы приносили туда, где был он. Ведь и он был — цветок орхидеи лесной. А Ёши, следившему издалека, казалось, что фигура в зеленом или фиолетовом — только тень. Слуги теперь боялись вызвать недовольство Йири — боялись до дрожи, до замирания сердца.
Он не держал певчих птиц. Когда-то, в Аэси, он выпустил их на волю. Сейчас этого делать не стал бы. И не хотел видеть их в клетках.
Кто-то сказал, что совершенная красота мертва. В этом боялся убедиться Ёши и старался не заглядывать туда, где могло таиться чудовище.
Йири представлялся врачу скорее картиной, нежели человеком, картиной великого мастера, — хотя отыскать тех, кто красивей, поначалу представлялось нетрудным. Однако чуть позже любой из них проиграл бы ему. А он даже не замечал игры. Его создавали, словно по волоску вымеряя жесты, интонации, слова — все в меру, максимально наполненное и вместе с тем невесомое. Живое воплощение идеала и кодекса тхай — порою жестокого кодекса.
Он больше не был игрушкой.
К нему теперь приходили часто. Однако другом не звал никого. Многим нужно было от него слово перед Благословенным. Среди них встречались гости высокого ранга — их нельзя было не принять. Но те, кто умнее, сразу понимали, что тратят время впустую. Кто-то хотел иного — и тоже уходил ни с чем. Он был — как вода, как ветер между пальцев — чувствуешь, но его нет. Не понять, о чем думает.
Некоторые просто смотрели с восхищением — таким он позволял находиться рядом.
Но Тами Асано покинул столицу. И не нашлось смельчаков вслух обсуждать эту историю.
— Тебе хорошо здесь? — спросил только раз Ёши. — Действительно — хорошо?
— Зачем тебе это знать? — ответил он в обычной манере.
— Я имею право спросить. Знать мне нужно.
Йири ответил почти сразу:
— Все, что мне могли дать, теперь отдано. Да, мне хорошо. — И прибавил: — Гора, как бы ни была высока, все не достанет до неба — даже величайшая в мире. Но люди тянутся к небу, невзирая на это, и поднимаются в горы, порой находя там свою смерть. Небо лишь смотрит на них, но не протянет руки.
И Ёши больше не спросил ничего.
Глава 9. БЕРЕГОВОЙ НАРОД
Кору привела к госпоже своего старшего сына — пятилетнего мальчика в светло-красной одежде. Малыш вертел головой по сторонам, на Хали не смотрел, зато сразу подхватил котенка и прижал к себе. Так и не расставался с котенком.
— А он у тебя избалованный, — улыбнулась Аину.
— Детям надо многое позволять, — отозвалась дама несколько нервно. Целый год ее не было при дворе. И место ее заняла другая. Амарэ, светлый жемчуг, с ровным характером, далекая от интриг. И Хали была иной — все меньше видели в ней ту, что хоть сколько-то значит. «Если хочешь власти, не возвращайся ко мне», — читалось в ее глазах.
Однако гора, где стояла Хали, все еще была высока.
Кору подивилась небывалому убранству покоев.
Комнаты тонули в озерных растениях — остролист и осока, касатики, водяные лилии. В узких чашах стояли они и плавали в чашах широких. Серебряные зеркала, отражая, умножали зелень и воду. Прозрачные занавесы почти ничего не скрывали.
— Дворец девы речной. Кто это придумал?
— Амарэ.
Губы поджала, но рассыпалась в похвалах.
Оглядела госпожу. Прическа — сложная сеть из распущенных и заплетенных волос, перевитых голубыми жемчужинами. Невесомое широкое платье, по цвету точь-в-точь озерная вода в тени листьев. Подвески височные и ожерелье — в тон, металл — серебро.
— Раз я из покоев не выхожу, надо выглядеть им под стать, — пошутила она и серьезней добавила: — Мне Амарэ создала маленькие владения, каких ни у кого нет. Раньше я все под себя перестраивала, но и меня саму делали, какой надо. Как ни глянь — все фальшиво. А ныне — никому не нужна и никто не указывает. Всегда бы так жить.
— Ах, госпожа, вы все же не из Бестелесных, — Кору велела служанкам забрать мальчика. Тот и котенка с собой утащил.
* * *
Дождь с утра не прекращался, травы потемнели от влаги, вода пузырилась на дорожках из разноцветных камешков и плит. Йири смотрел на движение воды — лишь она постоянно менялась. Остальное изо дня в день оставалось прежним, строгим и ослепительным, подчиненным внутреннему прихотливому ритму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161