— А ведь мог бы. Его побаиваются… на его стороне не только сила закона, но и солдаты. И он многое знает… и то, куда могут нанести удар. Я — не знаю.
Записки Юхимэ
Я наконец смогла мельком его увидеть. Я проезжала в носилках по улице, и он с небольшой свитой двигался нам навстречу. Мышка просто глупа. А он… ох. Лучше написать о том, что было вечером.
Мне стыдно думать об этом, но вряд ли я всегда веду себя подобающим для девушки образом, Я всегда была любимицей отца — он говорит, что мои черты очень напоминают ему мою мать. К младшему брату, Найли, отец всегда был строже — насколько он вообще может быть строгим.
К стыду своему, признаюсь этим листам бумаги, я часто покидала женскую половину, когда у отца бывали гости, и подслушивала под дверью. У меня легкий шаг, и даже слуги не догадываются… правда, у нас их всего двое, и легко улучить момент, когда их нет поблизости.
Девушке не следует интересоваться делами, но я умирала от любопытства. Ведь наверняка скажут о новом наместнике!
Я прокралась к двери, за которой отец принимал гостей, и слушала около четверти часа. Говорили, что он кажется очень спокойным. Отец говорил, что он никогда не меняет приветливого, ровного тона, с кем бы ни разговаривал. Это необычно. Но какой он на самом деле, пока никто не может понять. Его отношения с чиновниками Окаэры напоминают плавное скольжение водных птиц по озеру, друг против друга, один против стаи. Он никому не позволяет приблизиться настолько, чтобы оказаться беззащитным, и в то же время не отходит слишком далеко, вынуждая их двигаться за собой.
Это все интересно!
Порой я жалею, что родилась женщиной. Конечно, мой брат, окажись он здесь, смеялся бы надо мной. Ну и пусть. В конце концов, я не глупее его, и в детстве мы даже дрались с ним иногда…
Мне запали в душу слова одного из гостей: «Хотелось бы знать, чего он боится».
А весна уже кончилась. Весь цвет с деревьев давно облетел…
* * *
День, когда проведена была настоящая проверка, запомнился чиновникам копей. Не только доступные бумаги были изъяты, но и тайные, не предназначенные для посторонних глаз. Откуда узнали о тайниках?
А преступления государственных служителей наказывались строго.
Со-Ину звериное чутье подсказало — грядет что-то неладное. Он поспешил к беседке в саду, достал из-под пола несколько тугих свитков, поднял голову — и услышал:
— Благодарим, что избавили нас от поисков. А теперь отдайте бумаги.
У стоящих на пороге людей была нарукавная эмблема — белый журавлик-хита в синем круге.
Ему приходилось и раньше распоряжаться жизнями людей, но тогда это было прихотью повелителя… А сейчас была власть поступать по-своему… и обязанность поступать, как должно.
Бросив взгляд на бумагу с вынесенным судом приговором — обычным, вполне справедливым, — он в первый раз приложил печать к подобному документу. И негромким, шелестящим был голос:
— Закон есть закон.
* * *
Врачей города приглашал к себе. О каждом узнал — много ли у него умирают, много ли выздоравливают. Самым умелым оказали поддержку.
— Вы будете получать деньги не только от пациентов, но из казны округа, — сказал он двум лучшим врачам города. — Конечно, если больные не начнут отправляться на небеса.
Два человека в полосатой одежде почтительно поклонились.
— Я надеюсь, вы сумеете воспитать достойных учеников, — отметил Йири между делом, вспоминая Ёши.
— Мы не тратим время на обучение бездарностей, Высокий. — Слова были сочтены приказом, правда, удивившим и без того преданных своему делу людей.
— Да… Хороших врачей смерть боится… А люди все равно не проживут дольше положенного. Делайте все, что можно.
Когда люди в полосатой одежде скрылись за дверью, ощутил облегчение. Неужели у всех, кто держит в руках человеческую жизнь, такие похожие лица?
* * *
— У вас был срок — три недели на починку этой дороги. И вы согласились с ним.
— Так дожди пошли, господин.
— Вот как?
Нет смысла напоминать, что дождь лил всего один день и просохло все быстро, — а работа не возобновлялась еще несколько дней и потом велась из рук вон плохо.
Вполоборота к помощнику:
— Почему их вообще впустили ко мне?
— Они ведь не совершили никакого преступления и настаивали, что обвинение несправедливо…
— Может, и так. Переведите их в район восточного предгорья — там, в глуши, тоже много работы. Я думаю, она будет исполнена в срок.
Запоздалых попыток оправдания слушать не стал. Провел кончиками пальцев по кромке деревянной напольной вазы — похоже, резьба занимала его куда больше коленопреклоненных людей. Резной рисунок — подлинное искусство — а оправдываться — недостойно.
Больше всего пугало, что он ни с кем не спорил, не выходил из себя и не пытался навязывать свою волю. Он просто исполнял то, что положено по закону, не больше и не меньше, благо, сила и власть позволяли так поступать.
Многие лишились имущества, и оно пополнило казну Окаэры. Некоторые потеряли жизнь.
…Нет смысла спорить с камнем на дороге или преградившим путь деревом — их не должно здесь быть. Значит, не будет.
* * *
— А вы иной, чем мне показалось вначале, — чрезмерно почтительно произносит Аоно.
Не откликается. Только смотрит большими темными глазами.
Высших не обсуждают. Намеренная неловкость… тонко рассчитанная.
— Быть может, вы тоже?.. — почти с улыбкой. И задумчиво:
— Так часто приходится разочаровываться в людях… хорошо, когда этого не происходит. Не так ли?
После недолгого молчания Аоно склоняется перед высшим:
— Простите.
— Мышка показала клыки, — угрюмо пробормотал человек с причудливым ожогом на шее.
— Мышки долго не живут, — успокаивающе сказал второй, в неумеренно пышной одежде.
* * *
Двоюродный брат Аоно, помощника Йири, пригласил господина в свой дом. Судейский чиновник еще не удостаивался этой чести — и теперь, получив согласие, постарался быть безупречным хозяином.
Половинка луны показалась на небе, когда Йири покинул его дом. Воздух последнего месяца лета был пряным и пьянящим, тяжелым, прозрачным и темным.
Йири не обратил никакого внимания на уличного разносчика, который устало плелся в обнимку с плоской корзиной. И когда тот склонился в глубоком поклоне — лишь взглядом скользнул.
Человек бросился под копыта его коня — испуганное животное взвилось на дыбы, и в этот миг тень мелькнула на невысокой крыше. Охранники заметили бы ее сразу, но отвлеклись на человека под копытами.
Но не зря их отбирали особо — от взмаха руки одного нож отлетел в сторону, не успев коснуться плеча.
— Подберите, — велел Йири. Спрыгнул на землю, прикусил губу и не двигался. Лишь несколько мгновений спустя, когда охрана убедилась, что человек на крыше был один, вновь взлетел в седло и, ни слова не говоря, поскакал дальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161
Записки Юхимэ
Я наконец смогла мельком его увидеть. Я проезжала в носилках по улице, и он с небольшой свитой двигался нам навстречу. Мышка просто глупа. А он… ох. Лучше написать о том, что было вечером.
Мне стыдно думать об этом, но вряд ли я всегда веду себя подобающим для девушки образом, Я всегда была любимицей отца — он говорит, что мои черты очень напоминают ему мою мать. К младшему брату, Найли, отец всегда был строже — насколько он вообще может быть строгим.
К стыду своему, признаюсь этим листам бумаги, я часто покидала женскую половину, когда у отца бывали гости, и подслушивала под дверью. У меня легкий шаг, и даже слуги не догадываются… правда, у нас их всего двое, и легко улучить момент, когда их нет поблизости.
Девушке не следует интересоваться делами, но я умирала от любопытства. Ведь наверняка скажут о новом наместнике!
Я прокралась к двери, за которой отец принимал гостей, и слушала около четверти часа. Говорили, что он кажется очень спокойным. Отец говорил, что он никогда не меняет приветливого, ровного тона, с кем бы ни разговаривал. Это необычно. Но какой он на самом деле, пока никто не может понять. Его отношения с чиновниками Окаэры напоминают плавное скольжение водных птиц по озеру, друг против друга, один против стаи. Он никому не позволяет приблизиться настолько, чтобы оказаться беззащитным, и в то же время не отходит слишком далеко, вынуждая их двигаться за собой.
Это все интересно!
Порой я жалею, что родилась женщиной. Конечно, мой брат, окажись он здесь, смеялся бы надо мной. Ну и пусть. В конце концов, я не глупее его, и в детстве мы даже дрались с ним иногда…
Мне запали в душу слова одного из гостей: «Хотелось бы знать, чего он боится».
А весна уже кончилась. Весь цвет с деревьев давно облетел…
* * *
День, когда проведена была настоящая проверка, запомнился чиновникам копей. Не только доступные бумаги были изъяты, но и тайные, не предназначенные для посторонних глаз. Откуда узнали о тайниках?
А преступления государственных служителей наказывались строго.
Со-Ину звериное чутье подсказало — грядет что-то неладное. Он поспешил к беседке в саду, достал из-под пола несколько тугих свитков, поднял голову — и услышал:
— Благодарим, что избавили нас от поисков. А теперь отдайте бумаги.
У стоящих на пороге людей была нарукавная эмблема — белый журавлик-хита в синем круге.
Ему приходилось и раньше распоряжаться жизнями людей, но тогда это было прихотью повелителя… А сейчас была власть поступать по-своему… и обязанность поступать, как должно.
Бросив взгляд на бумагу с вынесенным судом приговором — обычным, вполне справедливым, — он в первый раз приложил печать к подобному документу. И негромким, шелестящим был голос:
— Закон есть закон.
* * *
Врачей города приглашал к себе. О каждом узнал — много ли у него умирают, много ли выздоравливают. Самым умелым оказали поддержку.
— Вы будете получать деньги не только от пациентов, но из казны округа, — сказал он двум лучшим врачам города. — Конечно, если больные не начнут отправляться на небеса.
Два человека в полосатой одежде почтительно поклонились.
— Я надеюсь, вы сумеете воспитать достойных учеников, — отметил Йири между делом, вспоминая Ёши.
— Мы не тратим время на обучение бездарностей, Высокий. — Слова были сочтены приказом, правда, удивившим и без того преданных своему делу людей.
— Да… Хороших врачей смерть боится… А люди все равно не проживут дольше положенного. Делайте все, что можно.
Когда люди в полосатой одежде скрылись за дверью, ощутил облегчение. Неужели у всех, кто держит в руках человеческую жизнь, такие похожие лица?
* * *
— У вас был срок — три недели на починку этой дороги. И вы согласились с ним.
— Так дожди пошли, господин.
— Вот как?
Нет смысла напоминать, что дождь лил всего один день и просохло все быстро, — а работа не возобновлялась еще несколько дней и потом велась из рук вон плохо.
Вполоборота к помощнику:
— Почему их вообще впустили ко мне?
— Они ведь не совершили никакого преступления и настаивали, что обвинение несправедливо…
— Может, и так. Переведите их в район восточного предгорья — там, в глуши, тоже много работы. Я думаю, она будет исполнена в срок.
Запоздалых попыток оправдания слушать не стал. Провел кончиками пальцев по кромке деревянной напольной вазы — похоже, резьба занимала его куда больше коленопреклоненных людей. Резной рисунок — подлинное искусство — а оправдываться — недостойно.
Больше всего пугало, что он ни с кем не спорил, не выходил из себя и не пытался навязывать свою волю. Он просто исполнял то, что положено по закону, не больше и не меньше, благо, сила и власть позволяли так поступать.
Многие лишились имущества, и оно пополнило казну Окаэры. Некоторые потеряли жизнь.
…Нет смысла спорить с камнем на дороге или преградившим путь деревом — их не должно здесь быть. Значит, не будет.
* * *
— А вы иной, чем мне показалось вначале, — чрезмерно почтительно произносит Аоно.
Не откликается. Только смотрит большими темными глазами.
Высших не обсуждают. Намеренная неловкость… тонко рассчитанная.
— Быть может, вы тоже?.. — почти с улыбкой. И задумчиво:
— Так часто приходится разочаровываться в людях… хорошо, когда этого не происходит. Не так ли?
После недолгого молчания Аоно склоняется перед высшим:
— Простите.
— Мышка показала клыки, — угрюмо пробормотал человек с причудливым ожогом на шее.
— Мышки долго не живут, — успокаивающе сказал второй, в неумеренно пышной одежде.
* * *
Двоюродный брат Аоно, помощника Йири, пригласил господина в свой дом. Судейский чиновник еще не удостаивался этой чести — и теперь, получив согласие, постарался быть безупречным хозяином.
Половинка луны показалась на небе, когда Йири покинул его дом. Воздух последнего месяца лета был пряным и пьянящим, тяжелым, прозрачным и темным.
Йири не обратил никакого внимания на уличного разносчика, который устало плелся в обнимку с плоской корзиной. И когда тот склонился в глубоком поклоне — лишь взглядом скользнул.
Человек бросился под копыта его коня — испуганное животное взвилось на дыбы, и в этот миг тень мелькнула на невысокой крыше. Охранники заметили бы ее сразу, но отвлеклись на человека под копытами.
Но не зря их отбирали особо — от взмаха руки одного нож отлетел в сторону, не успев коснуться плеча.
— Подберите, — велел Йири. Спрыгнул на землю, прикусил губу и не двигался. Лишь несколько мгновений спустя, когда охрана убедилась, что человек на крыше был один, вновь взлетел в седло и, ни слова не говоря, поскакал дальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161