— Ну-ка, расскажи, что я тогда говорила. Верно, ты на меня в тот раз здорово обозлился, да?
— Нет, не обозлился.
— А сейчас злишься? Завел себе подружку — и сразу против матери пошел.
— Я против тебя не пошел, — сказал Кречет.
— Тогда не отворачивайся, гляди мне в глаза. Чего ты такой несчастный? Что с тобой неладно?
— Не знаю, — беспомощно сказал Кречет.
Клара откинула волосы у него со лба, словно хотела получше его разглядеть. Пальцы у нее ловкие, прохладные. Если бы она оставалась подле него, вот такая, совсем близкая, или если б так близко, что дышишь ее духами, прижалась бы к нему Лоретта, быть может, он бы избавился от этой вечной тревоги, от гнетущего уныния, что надвигается на него… точно бездонные черные воды подступают ближе, ближе, к самым ногам.
8
Но Кларк все-таки женился на своей Розмари — маленькой толстушке, похожей на какую-то пичугу; она красила волосы и тоненькие, выщипанные брови в черный цвет, чтоб еще резче оттенить белизну кожи: лицо белое-белое, как мука, и на ощупь такое же гладкое и мягкое. Кларк объявил о своих намерениях и в тот же день ушел из дому, подальше от отцовского гнева, а через неделю они с Розмари поженились. Женская половина семейства Ревиров, да и все женщины в Тинтерне принялись считать недели и месяцы и всякий раз при встрече пялили глаза на аккуратный животик Розмари, но ничего такого не дождались. Первый ребенок у них родился только через год, а к тому времени все уже забылось и отношения Кларка с отцом установились окончательно: Ревир опять начал с ним разговаривать, Кларк получил приличное место и, если покажет себя дельным работником, через несколько лет, пожалуй, дослужится до управляющего лесным складом; но, обдумывая свои грандиозные планы и судьбы своих необъятных богатств, Ревир больше не принимал его в расчет. Кларк с Розмари поселились в Тинтерне, на втором этаже стандартного белого домика на одной из лучших улиц города.
Кларк стал прибавлять в весе в одно время с женой, когда та забеременела, — полноватый, серьезный, озабоченный молодой супруг. Возможно, через годик-другой он сможет привести ее в отцовский дом; а пока их приняло в свое лоно семейство Розмари: ее родные обихаживают молодых, всячески привечают и так гордятся зятем, словно он сошел за нею с неких горных высот и не сегодня-завтра вновь вознесется с ней туда.
За неделю и один день до этой свадьбы Кларк ехал на своей машине на вокзал: надо было взять кое-что для Клары. Это был длинный, тяжелый сверток — еще один ковер из магазина восточных товаров. Кларк пораньше кончил работу, чтобы поспеть с лесного склада на вокзал, пока там не закрыли багажную камеру, и еще выкроил минутку — проехал мимо аптеки и перекинулся словечком с Розмари; потом покатил домой. Уже начинался апрель. На душе у Кларка было празднично — не от весны и не от встречи с Розмари, хоть он и любил ее нежной, бесхитростной любовью и очень восхищался ее маленьким, ладным телом, — нет, он радовался, что везет домой этот сверток. Это был подарок, подношение. Кларк с гордостью вез его Кларе — она всегда так удивляется, так благодарна, когда что-нибудь для нее делаешь, — правда, и забывает в два счета.
Когда он приехал домой, старого ковра в столовой уже не оказалось. Клара расхаживала босая, в джинсах и старой блузе.
— Ух какой огромный! — сказала она. — Думаешь, размер правильный? — Мебель из столовой была тоже вся выставлена в другую комнату, и Кларк с удивлением понял, что Клара управлялась сама. — Хочу все устроить, пока отец не вернулся, — сказала она. — Хочу его удивить!
Кряхтя и обливаясь потом, они долго бились над узлами и обертками.
— Был бы дома Кречет, он бы помог, — сказала Клара.
Но у Кречета была теперь своя машина, и он не спешил возвращаться домой, а Кларк только радовался, что его нет. У него было такое чувство, будто он сам выбрал для Клары этот тяжеленный, точно каменный, намертво запакованный ковер.
Наконец они его развернули и изумились его краскам. Даже оробели немного.
— Лучше мне его не трогать, у меня руки грязные, — сказал Кларк.
Клара наклонилась и внимательно разглядывала ковер. В раздумье покусывала нижнюю губу. Но Кларк перед красивыми вещами всегда терялся, точно они ставили под сомнение его мужское достоинство; и он поспешил нарушить молчание:
— Пожалуй, я втащу барахло обратно.
«Барахло» — старинная добротная мебель, которая принадлежала первой жене Ревира, — давно убрано было на чердак, а потом Клара его оттуда извлекла: оказалось, изящество линий и мягкий цвет дерева в точности совпадают с тем, что теперь изображают в модных журналах.
Потом они подсели к обеденному столу, но стулья повернули так, чтоб ковер был перед глазами. Пили пиво и мирно разговаривали обо всем и ни о чем. Клара высоко подобрала колени, босые пятки упирались в краешек стула; она все разглядывала новый ковер и неудержимо улыбалась. Кларку стало до странности приятно.
— Когда ты женишься, я тебе помогу обставить дом, — сказала Клара. — Я сразу вижу, стоящая вещь или нет.
— Кто сказал, что я женюсь? — спросил Кларк.
Клара только рукой махнула:
— А ну тебя, надоел!
После ужина Кларк поехал в один придорожный бар — просто так, немножко развлечься. Обычно он не ездил один, но в этот вечер захотелось разнообразия — как-то неспокойно ему было. Он стоял в баре у стойки и громко, серьезно рассуждал о политике с посетителями-фермерами. И чувствовал: на него смотрят по-доброму. А ко всякому, кто так на него смотрел, он и сам тотчас преисполнялся добрых чувств и порой озадачивал людей своей щедростью: они не привыкли к такому дружелюбию со стороны кого-либо из Ревиров. Но Кларк и вправду им нравился. Около одиннадцати в бар зашел один из его былых приятелей; этот молодой парень уже пять лет как женился, дела его шли неважно, и он давно избегал Кларка. А тут за десять минут разлад позабылся. Кларк вновь завоевал дружбу старого приятеля, это неплохо. Они сверстники, обоим по двадцать пять. На глаза Кларка навернулись слезы: подумать только, они знают друг друга целую вечность! Приятель решил позвонить жене, объяснить, почему он так задержался, и Кларк пошел с ним к телефону. Оба уже порядком напились. Когда приятель поговорил с женой, Кларк снял трубку и позвонил Розмари. Подошла мать: Розмари уже легла, а что, дело спешное? Кларк сказал — да, спешное. И когда подошла Розмари, сказал — он ее любит, как она там поживает? Глаза его опять наполнились слезами. Потом бар закрылся, и ему пришлось отвезти приятеля домой — тот упился до потери сознания, — а затем в одиночку проделать весь длинный обратный путь; он вел машину старательно, как только мог, особенно на поворотах. Ехал то быстро, то медленно. И кажется, сам не понимал, что делает, только на поворотах иной раз ощущал странную тошную слабость в животе — стало быть, чересчур гонит машину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138