Обочины дороги тоже совсем раскисли. Того, который ждал в машине, Клара уже встречала, и он ей не понравился; вроде он женатый, а может, недавно бросил жену. Но она засмеялась и только рукой махнула, когда он сказал:
— Вы, Клара, нынче прямо как картинка.
Он открыл перед ней дверцу и подвинулся на заднем сиденье. Клара села с ним рядом, расправила юбку. Под ногами в машине валялись окурки и смятые бумажки. Соня уселась на переднем сиденье, вместе с нею в машину облаком вкатился запах ее духов. Клара поглядела в окошко на мокрую, уходящую в туман дорогу, на окрестные поля, потом снова на Сонин дом — убогий каркасный домишко, в сущности, просто лачуга, дощатые стены прогнили и почернели. Только тахта на крыльце, покрытая желтым одеялом, выглядит празднично. Распахнув дверь, затянутую москитной сеткой, на пороге стала мать Сони — низенькая, коренастая, грузная. Клара помахала ей рукой.
— А ну ее к черту, — резко сказала Соня.
— Да я так только, попрощаться, — объяснила Клара.
— Чем плоха твоя мамаша? — спросил Соню Кларин сосед.
— Сострить хочешь? — огрызнулась Соня.
— Может, она стала хуже?
Соня не ответила. Наклонилась к своему дружку и шепнула что-то ему на ухо. Он засмеялся, и машина тронулась.
— Я после не останусь, на угощенье, — сказала Клара.
Ее сосед был моложе Сониного дружка — должно быть, лет тридцати. Немного сутулый, руки грубые, красные. Он работал в другом городе на лесопилке.
— Я потом одна уйду.
— С чего это?
— Может, я кого жду в гости.
— Кого же это? Того самого, как его там? Которого нигде не видать?
— А, да ну вас! — оборвала его Клара.
Но она не сердилась. Она точно опьянела — и сама не знала отчего. Этот, рядом, от которого так и несет табаком и еще чем-то, не поймешь, такой особенный дух всегда идет от неудачников, — этот не в счет. Таких везде полно, они скитаются по стране, как перекати-поле, ненадежные и недоверчивые, полагаться на них никак нельзя, они и сами не понимают, что они такое и что с ними стряслось, они всюду кишмя кишат. Он рассказывал Кларе: когда-то у него была хорошая работа. Ему всего-то было двадцать, и тогда у него была хорошая работа… Но Кларе это не любопытно. Какое ей дело до прошлого, до тех далеких времен, когда она была совсем маленькая?
— Братаны мои и я — мы здорово зарабатывали, — рассказывал он. — Работа у нас была что надо. И у наших родичей тоже. А потом все прикрылось. Ну, мы и погорели.
— А машина у вас была? — спросила тогда Клара.
— Нет, но…
Клара ужасно не любила такое слушать. Вот он говорит, говорит, что-то подробно и нудно объясняет, а если не он, так другие — все они словно считают своим долгом объяснять, что они за люди, почему они такие бедные и жалкие. Были когда-то хорошие времена, да прошли. Отец потерял свою землю. Ферма, деньги, скот, урожай — все пропало. И теперь все они, сыновья разорившихся отцов, работают на других, нанимаются на мельницы, на лесопилки или на большие процветающие фермеры, которые не пострадали во время кризиса. Клара смутно представляла: была какая-то тяжелая пора, какая-то борьба, но это прошло, так что же об этом думать. Это как долгая борьба, которую вел ее отец, — безнадежная борьба, ведь от него ровно ничего не зависело. Лаури не такой. Ей казалось, он совсем не такой, как эти печальные и сердитые люди и как ее отец, которому теперь ее уже не найти; должно быть, он где-нибудь в восточных штатах, разъезжает взад и вперед по всему побережью. Клара старалась ожесточиться, растравляла в душе недоброе чувство к отцу.
— Приходила какая-то тетка, приставала ко мне на счет школы, — по своему обыкновению начала она болтать, чтоб провести время и занять спутника. — Все расспрашивала, сколько мне лет да где мои родители, все ей надо знать. Надо было послать ее к чертям, чего пристала? Приходит в магазин, — будто купить чего-то, а потом спрашивает, сколько мне лет. Я говорю — семнадцать. А она — ей, мол, говорили, что я живу в Тинтерне одна, и у меня нет разрешения работать, и я не хожу в школу. А я сказала, мне уже семнадцать, и ваши разрешения мне без надобности, и школа без надобности. Такое зло меня взяло. Это неделю назад, а вчера она снова-здорово является. Зануда чертова, только и знает мешаться не в свое дело. А метрика, мол, у меня есть? Я говорю, мне сроду никто никаких метрик не давал. А она: мол, семнадцать никак не дашь, с виду не похоже.
— Очень даже похоже, — сказала Соня.
— Вид — лучше не надо, — поддержал Кларин сосед.
— Ну и вот. Я еще в четырнадцать работала в этой чертовой дыре. Сколько меня Лаури водил по ресторанам да по барам, меня всюду пускали и выпивку для меня подавали, а теперь мне и правда шестнадцать — и на тебе, привязались, сволочи! — Клара говорила капризно и небрежно, примеряясь, как станет рассказывать все это Лаури. — Надо же, она вчера спрашивает, когда я последний раз была у доктора!
Все засмеялись.
— Клара, а может, у тебя есть какой секрет, только ты нам не говоришь? — съехидничала Соня.
Клара покраснела:
— Я здоровая. Сроду не хворала.
— А я не про то, — возразила Соня.
— Чего они ко мне прицепились? — продолжала Клара. — Мне уже правда шестнадцать, на что мне сдалась ихняя школа. Мне надо работать. Та старая ведьма все приставала, сколько я получаю да на что трачу… какое ей дело? Я говорю — раньше ко мне в Тинтерне никто не приставал, а она — я, мол, на своей службе человек новый, мне надо весь округ проверить. Я говорю, вы лучше за собой глядите, чем в чужие дела мешаться. Вы, говорю, что ли, полиция или, может, сыщица? — Клара засмеялась. Потом спросила не без тревоги: — По-вашему, может, она напустит на меня полицию?
— Черта с два! — сказал Кларин сосед.
— Ты ничего худого не делала, — сказала Соня. — Тут у нас не такие фараоны, как в комиксах да в кино, а просто шериф с помощниками. Я что хочу сказать, это просто наши знакомые парни. Они почти что никого и не забирают.
Кларин сосед накрыл ручищей ее руку в белой перчатке.
— Может, я сам потолкую с той теткой, — предложил он. — Нечего ей пугать маленьких девочек вроде тебя.
— Сроду не была маленькой, — рассеянно отозвалась Клара и отняла руку.
Она поглядела в окно. Недавнее возбуждение прошло, она вдруг приуныла. Где-то там, в конце долгой отсыревшей дороги, смутно маячит эта самая свадьба, куда они приглашены, и почему-то это для нее, Клары, важно, а почему — не понять. Соня со своим кавалером принялись поддразнивать друг друга; а ей вовсе не нравится слушать такие разговоры. Сосед коснулся ее плеча, потом играючи сжал ее запястье. А она по-прежнему смотрела в окно на дорогу, будто надеялась увидеть что-то такое, отчего все разом станет по-другому. Выехали на окраину Тинтерна. Миновали старую винодельню с огромным, навек застывшим колесом и давным-давно забитыми наглухо дверями, и замершие в высокой траве на последней стоянке ветхие грузовики, которым уже не сдвинуться с места.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138
— Вы, Клара, нынче прямо как картинка.
Он открыл перед ней дверцу и подвинулся на заднем сиденье. Клара села с ним рядом, расправила юбку. Под ногами в машине валялись окурки и смятые бумажки. Соня уселась на переднем сиденье, вместе с нею в машину облаком вкатился запах ее духов. Клара поглядела в окошко на мокрую, уходящую в туман дорогу, на окрестные поля, потом снова на Сонин дом — убогий каркасный домишко, в сущности, просто лачуга, дощатые стены прогнили и почернели. Только тахта на крыльце, покрытая желтым одеялом, выглядит празднично. Распахнув дверь, затянутую москитной сеткой, на пороге стала мать Сони — низенькая, коренастая, грузная. Клара помахала ей рукой.
— А ну ее к черту, — резко сказала Соня.
— Да я так только, попрощаться, — объяснила Клара.
— Чем плоха твоя мамаша? — спросил Соню Кларин сосед.
— Сострить хочешь? — огрызнулась Соня.
— Может, она стала хуже?
Соня не ответила. Наклонилась к своему дружку и шепнула что-то ему на ухо. Он засмеялся, и машина тронулась.
— Я после не останусь, на угощенье, — сказала Клара.
Ее сосед был моложе Сониного дружка — должно быть, лет тридцати. Немного сутулый, руки грубые, красные. Он работал в другом городе на лесопилке.
— Я потом одна уйду.
— С чего это?
— Может, я кого жду в гости.
— Кого же это? Того самого, как его там? Которого нигде не видать?
— А, да ну вас! — оборвала его Клара.
Но она не сердилась. Она точно опьянела — и сама не знала отчего. Этот, рядом, от которого так и несет табаком и еще чем-то, не поймешь, такой особенный дух всегда идет от неудачников, — этот не в счет. Таких везде полно, они скитаются по стране, как перекати-поле, ненадежные и недоверчивые, полагаться на них никак нельзя, они и сами не понимают, что они такое и что с ними стряслось, они всюду кишмя кишат. Он рассказывал Кларе: когда-то у него была хорошая работа. Ему всего-то было двадцать, и тогда у него была хорошая работа… Но Кларе это не любопытно. Какое ей дело до прошлого, до тех далеких времен, когда она была совсем маленькая?
— Братаны мои и я — мы здорово зарабатывали, — рассказывал он. — Работа у нас была что надо. И у наших родичей тоже. А потом все прикрылось. Ну, мы и погорели.
— А машина у вас была? — спросила тогда Клара.
— Нет, но…
Клара ужасно не любила такое слушать. Вот он говорит, говорит, что-то подробно и нудно объясняет, а если не он, так другие — все они словно считают своим долгом объяснять, что они за люди, почему они такие бедные и жалкие. Были когда-то хорошие времена, да прошли. Отец потерял свою землю. Ферма, деньги, скот, урожай — все пропало. И теперь все они, сыновья разорившихся отцов, работают на других, нанимаются на мельницы, на лесопилки или на большие процветающие фермеры, которые не пострадали во время кризиса. Клара смутно представляла: была какая-то тяжелая пора, какая-то борьба, но это прошло, так что же об этом думать. Это как долгая борьба, которую вел ее отец, — безнадежная борьба, ведь от него ровно ничего не зависело. Лаури не такой. Ей казалось, он совсем не такой, как эти печальные и сердитые люди и как ее отец, которому теперь ее уже не найти; должно быть, он где-нибудь в восточных штатах, разъезжает взад и вперед по всему побережью. Клара старалась ожесточиться, растравляла в душе недоброе чувство к отцу.
— Приходила какая-то тетка, приставала ко мне на счет школы, — по своему обыкновению начала она болтать, чтоб провести время и занять спутника. — Все расспрашивала, сколько мне лет да где мои родители, все ей надо знать. Надо было послать ее к чертям, чего пристала? Приходит в магазин, — будто купить чего-то, а потом спрашивает, сколько мне лет. Я говорю — семнадцать. А она — ей, мол, говорили, что я живу в Тинтерне одна, и у меня нет разрешения работать, и я не хожу в школу. А я сказала, мне уже семнадцать, и ваши разрешения мне без надобности, и школа без надобности. Такое зло меня взяло. Это неделю назад, а вчера она снова-здорово является. Зануда чертова, только и знает мешаться не в свое дело. А метрика, мол, у меня есть? Я говорю, мне сроду никто никаких метрик не давал. А она: мол, семнадцать никак не дашь, с виду не похоже.
— Очень даже похоже, — сказала Соня.
— Вид — лучше не надо, — поддержал Кларин сосед.
— Ну и вот. Я еще в четырнадцать работала в этой чертовой дыре. Сколько меня Лаури водил по ресторанам да по барам, меня всюду пускали и выпивку для меня подавали, а теперь мне и правда шестнадцать — и на тебе, привязались, сволочи! — Клара говорила капризно и небрежно, примеряясь, как станет рассказывать все это Лаури. — Надо же, она вчера спрашивает, когда я последний раз была у доктора!
Все засмеялись.
— Клара, а может, у тебя есть какой секрет, только ты нам не говоришь? — съехидничала Соня.
Клара покраснела:
— Я здоровая. Сроду не хворала.
— А я не про то, — возразила Соня.
— Чего они ко мне прицепились? — продолжала Клара. — Мне уже правда шестнадцать, на что мне сдалась ихняя школа. Мне надо работать. Та старая ведьма все приставала, сколько я получаю да на что трачу… какое ей дело? Я говорю — раньше ко мне в Тинтерне никто не приставал, а она — я, мол, на своей службе человек новый, мне надо весь округ проверить. Я говорю, вы лучше за собой глядите, чем в чужие дела мешаться. Вы, говорю, что ли, полиция или, может, сыщица? — Клара засмеялась. Потом спросила не без тревоги: — По-вашему, может, она напустит на меня полицию?
— Черта с два! — сказал Кларин сосед.
— Ты ничего худого не делала, — сказала Соня. — Тут у нас не такие фараоны, как в комиксах да в кино, а просто шериф с помощниками. Я что хочу сказать, это просто наши знакомые парни. Они почти что никого и не забирают.
Кларин сосед накрыл ручищей ее руку в белой перчатке.
— Может, я сам потолкую с той теткой, — предложил он. — Нечего ей пугать маленьких девочек вроде тебя.
— Сроду не была маленькой, — рассеянно отозвалась Клара и отняла руку.
Она поглядела в окно. Недавнее возбуждение прошло, она вдруг приуныла. Где-то там, в конце долгой отсыревшей дороги, смутно маячит эта самая свадьба, куда они приглашены, и почему-то это для нее, Клары, важно, а почему — не понять. Соня со своим кавалером принялись поддразнивать друг друга; а ей вовсе не нравится слушать такие разговоры. Сосед коснулся ее плеча, потом играючи сжал ее запястье. А она по-прежнему смотрела в окно на дорогу, будто надеялась увидеть что-то такое, отчего все разом станет по-другому. Выехали на окраину Тинтерна. Миновали старую винодельню с огромным, навек застывшим колесом и давным-давно забитыми наглухо дверями, и замершие в высокой траве на последней стоянке ветхие грузовики, которым уже не сдвинуться с места.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138