— Бог с ним, с ужином.
— Тебе ж надо поесть, и Кречету…
— Бог с ним со всем. Пойдем-ка.
— Лаури, я не могу.
— Пойдем.
Клара несчастными глазами уставилась в пол. Она была как выжатый лимон — ушла, иссякла вся ее сила и вся ненависть, благодаря которой Лаури так долго был с нею, словно и не уезжал. Так вот оно что, она только и жила этой ненавистью, только ею и держалась! А теперь, когда он и правда здесь, перед нею, даже не вспомнить, за что же она его ненавидела.
— Подлец ты, — прошептала она. — Нагрянул, как с неба свалился… ах ты…
— Дай-ка я тебя успокою, — сказал Лаури.
Клара подняла глаза — он улыбался той самой, незабываемой улыбкой.
— А малыш все играет во дворе, — сказал Лаури. Он приподнялся на постели и глядел в окно. Клара лежала неподвижно и смотрела, как плавно, мягко изогнулась его спина. — Всякий другой лез бы сюда, приставал, а он — нет. Как это он все понимает?
— Смекалистый, в отца.
— Почему он такой тихий?
— Он не тихий. Он тебя испугался.
— С чего ему меня пугаться?
— Заявился чужой человек откуда ни возьмись, пришел задворками… Я и сама испугалась.
— И сейчас боишься?
Хотелось сказать сердито — да, она всегда будет его бояться, ничего она против него не может, такая у него над ней власть, и это страшно… Но она смолчала, лежала не шевелясь. Влажные от пота волосы спутались, разметались по подушке. Чувство такое, словно вся она запачканная, избитая.
— Прости, если я… расстроил тебя, — мягко сказал Лаури.
Он опять прижался к ней, уткнулся в нее лицом, и Клара ощутила, какой слабой может быть человеческая плоть, даже плоть мужчины, как непрочно держится она на костях; вдруг бы это тело было расстреляно, разорвано в куски, что тогда? Вдруг бы пули, что свистели вокруг Лаури во тьме, где-то там, в Европе, на другом краю земли, не миновали его, а вонзились в его тело, что тогда? Он бы не вернулся, больше не обнял бы ее. Только тело Лаури ей и дается, только его она и может увидать и коснуться, а оно гнило бы сейчас где-нибудь во рву, и она бы даже не знала, как называется то место, даже вообразить бы его не могла, не хватило бы сил и уменья… что тогда? Она погладила его по спине, ладонь стала мокрая от пота. Вот только это ей и остается. Какие они оба слабые — и она, и Лаури; страшная сила, что скрыта в его теле, в крепких, мускулистых ногах, обернулась слабостью — и не той слабостью, какая бывает перед сном, а тяжкой, сродни самой смерти, словно их тела, еще вздрагивая от недавней неистовой страсти, погрузились в океан пота, на самое дно. Кажется, где-то глубоко в ее теле жестоко разбередили тайную рану — и ушли, иссякли все ее силы, и опять она беспомощна.
— Вот скажу Ревиру, что мы уезжаем, а он что скажет?
— У него есть жена.
— Но он меня любит, — прошептала Клара. — Он хочет на мне жениться.
— Черт с ним.
— Он меня любит.
— Плевать я хотел на чью-то там любовь.
— Он и Кречета любит…
— Опять же наплевать.
— А вдруг я тебе надоем и ты опять меня бросишь?
— Этого не будет.
— Почем ты знаешь?
— Знаю.
Они снова замолкли. Клара прислушивалась к дыханию Лаури, ощущала его дыхание на своей коже. Сказала сонно:
— Но ведь ты… Лаури, ведь с тобой никогда не угадаешь. Взбредет тебе что-то в голову, незнамо откуда, как во сне, и сразу тебе вынь да положь, а как получил свое, сразу надоело. И с людьми так, и если куда поехать, чем заняться. Сколько можешь на свете увидать и потрогать, то все твое, у тебя мир большой. А вдруг я из него вывалюсь, толкнет меня — и упаду через край. Тогда как?
— Не говори глупостей, Клара.
— И малыш тоже. Вдруг все про него позабудут. Ты всегда так спешишь…
— Нет.
— Я уже не маленькая, Лаури. Мне страшно, ты теперь со мной такое можешь сделать…
— Я всегда о тебе заботился, детка.
— О господи!
— Просто ты хотела получить от меня больше, чем я хотел дать.
Клара села на постели. Неохота было смотреть на Лаури. Как будто оба они преступники, оба — слабые, друг друга подозревают, и вовсе им не хорошо друг с другом, как было ей хорошо с тем малым с заправочной станции… он-то был не Лаури, а она все-таки чувствовала в себе Лаури. Жара, духота невозможная. Клара всегда любила эту спальню, а теперь комната будто чужая. Будто не только Лаури здесь нет места, но и ей тоже.
Она вновь дала себя обнять. А память шарахнулась в прошлое, к другим его объятьям, и еще дальше, к той ночи во Флориде, много лет назад, когда он взял мочалку и принялся ее отмывать, отделывать на свой лад, а то она, видите ли, была для него плоха. Или, может, она не права, может, несправедливо судить его за это?.. Вспомнился тот, тогдашний Лаури и она сама — будто это было не ее тело, она тогда будто смотрела на себя со стороны. Лаури все тот же, и ее все так же отчаянно тянет к нему; быть с ним вот так — чего ей это стоило, каких неистовых усилий, и вот родилось это зернышко, любовь, которая останется в ней навсегда. Вовек не вырваться из его власти. И все равно сейчас она ему скажет совсем другое.
— Нет, пожалуй, я с тобой не поеду, — сказала она.
— Что?
— Я не еду.
Кончиками пальцев он тронул ее лоб — очень вышло странно. Лицо ошеломленное. Клара закрыла глаза, чтобы не видеть его таким. Ей стало тошно.
— Ты не едешь со мной? — переспросил Лаури.
Клара поднялась с постели, накинула халат. Ситцевый розовый халатишко, мятый и не очень-то чистый. Подошла к окну, выглянула. Лаури не шелохнулся. Немного погодя она обернулась, поглядела на него через плечо, прищурилась — вдруг увидит такое, чего видеть совсем не хочется. Лаури пристально смотрел на нее, легонько постукивая пальцами по зубам.
— Передумала? — спросил он.
— А я никогда по-другому и не думала.
И Клара опустила голову Волосы томно, лениво колыхались, закрывая лицо. Наверно, она сейчас похожа на одну женщину на картине, той ничего не приходилось решать самой, ни о чем не надо было думать, у той все решилось просто: какой-то художник выбрал из всей ее долгой и сложной жизни одну только минуту, в эту минуту ее и нарисовал, а потом хоть пропади она пропадом — кому какое дело.
— Ты хочешь всю свою жизнь дожидаться, пока умрет другая женщина?
— Надо будет — подожду.
— И твой сын это понимает?
— А я не знаю, что он понимает. Он еще маленький.
— Может быть, он понимает больше, чем ты думаешь.
— Может быть.
— Ну а Ревир? Вдруг ему скажут, что я приезжал?
— Уж не ты ли ему скажешь?
— Допустим, я.
— Валяй говори, раз тебе так хочется.
— Допустим, я ему расскажу и о том, что было раньше. Четыре года назад.
— Валяй рассказывай.
— И тебе все равно?
Клара опустила глаза.
— Ты ему не расскажешь, Лаури.
— Почему бы и нет?
— Потому что не расскажешь. Ты так не сделаешь.
Оба помолчали. Клара подняла глаза, встретилась взглядом с Лаури, он смотрел прищурясь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138