На ней был фартук с особенными, внутренними карманами для мелочи.
— Что-то вам обеим не везет, — сказала она Джинни и Кларе.
В последней игре Кларе опять не везло, и она сидела, катая на ладони кукурузные зерна и неподвижно глядя на карту, а на губах ее застыла улыбка, и мысли унеслись от шумной палатки, от игроков в бинго, от игральных костей и патефонной музыки — на берег океана, к тем дням с Лаури. Но дни эти уже так далеки… Тут кто-то заорал: «Бинго!» — и, как всегда, крик застал ее врасплох.
— Мура, — сказала Джинни и оттолкнула карту.
Клара круто повернулась, перебросила ноги через скамью, решительно вскочила. И вдруг подумалось: «Месяцев через шесть, через семь я так не смогу». Подумалось ни с того ни с сего, но это была сама жизнь, куда живей всех воспоминаний, которым она только что предавалась.
Боба они отыскали в палатке с пивом — где ж еще ему быть, — постояли там, потолковали с разными людьми. Дул ветерок, взметал пыль — в августе не было дождей, земля пересохла, — и Клара порой нагибалась, придерживала юбку у колен. Она была в желтых туфлях на высоком каблуке (чулок не надела — и зря, натерла пятку), в светло-голубом платье, которое напоминало ей глаза Лаури, хотя у нее и у самой глаза были почти того же цвета. В это утро, да и каждое утро с памятного четверга, она покрывала лицо кремом из синего пузырька (крем брала в аптеке, заплатила 59 центов) и потом стояла перед зеркалом и задумчиво, кругами поглаживала кожу, глядя не в глаза своему отражению, а сквозь него куда-то вдаль. Потом осторожно снимала крем, придвигалась ближе к зеркалу и выщипывала брови, оставляя тоненькие дуги, от этого лицо делалось нежное и удивленное, никогда еще она такой не была. Прежде по ней сразу видно было, что эта девчонка твердо стоит на ногах, а теперь она стала совсем другая, будто подражала той, загадочной, что получилась тогда на фотографии. Вроде и она, только лучше. Когда мужчины, взглянув на нее, медлили отвести глаза, она чуть поворачивала голову, встряхивала волосами — пусть им будет еще на что посмотреть; до поездки с Лаури у нее ничего такого и в мыслях не было. Но, наверно, все мужчины чем-то похожи на Лаури или стараются быть такими, как он. В пивной палатке Боб так и сыпал шуточками и подталкивал ее плечом, а когда Джинни с кем-то заговорилась и отошла подальше, сжал Кларину руку повыше локтя.
Клара поглядела, будто не узнала — откуда он такой взялся, что это с ним? Сколько месяцев она слышала, как Джинни его оплакивает, и, конечно, Джинни права, ему страх как не везет, но вот сейчас перед ней совсем другой человек — недобрый, решительный, взволнованный какой-то одному ему понятной заботой… кажется, будто она видит его в первый раз. В мозгу мелькнуло — а ведь и он мог бы сделать с ней то, что сделал Лаури, и тогда у нее мог бы родиться ребенок от него, да и от любого другого… неужели так могло случиться?! Ведь все, кроме Лаури, такие скучные, обыкновенные!
Она отошла от Боба, догнала Джинни, подхватила на руки маленького, заглянула в бессмысленные младенческие глаза, и тут к ней кто-то подошел. Ревир. Клара улыбнулась ему и заставила малыша приветственно помахать ручонкой, будто так и надо, чтоб Ревир подошел к ней в этой шумной толпе, на гулянье тинтернских пожарников. И начала болтать про малыша:
— Его зовут Джефферсон, вот это Джинни, его мама, а вон там его отец — во-он, где все хохочут. Веселое нынче гулянье, правда?
Ревир неловко стоял перед нею, заложив одну руку в карман.
— Давай мне малого, Клара, — сказала Джинни. — Поди развлекайся.
Она говорила словно бы и ласково, и по-хозяйски, так распоряжалась ею ее собственная мамаша, но в этих словах крылось неодобрение, и Ревир должен был это понять — как-никак женатый человек, а гуляет здесь один, и ведь он только что уволил мужа Кэролайн за то, что бедняга выпил лишнее! Джинни перехватила малыша, и Клара осталась с пустыми руками, лицом к лицу с Ревиром.
— Вы, я вижу, любите детей, — сказал он.
— Больше всего я люблю маленьких, — сказала она.
И подумала о Лаури и о том, какой будет ребенок — его и ее ребенок, и, может, глаза у него будут отцовские, и пускай Лаури сам выберет для него имя… на миг у нее даже голова закружилась. Они с Ревиром медленно пошли прочь. Клару одолевала странная слабость — будто вот-вот подкосятся ноги, но это почти приятно, только, пожалуй, не стоит говорить Ревиру. А он все молчит, будто ему нечего сказать. И она принялась болтать:
— Вот мне чего хочется — чтоб у меня было много-много детей, семеро или, может, восемь, и большой дом, и все такое. А если в доме нет маленьких, что за радость, верно?.. А я только воротилась, ездила на побережье, вон в какую даль. С друзьями ездила, мы там загорали, купались.
Клара обратила к нему такую слепящую и ослепленную улыбку, словно все еще не опомнилась от солнца, бьющего в глаза. Но Ревир не улыбался. Ему явно было не по себе.
— Я нынче жду в гости одного друга, — продолжала Клара. Ей даже захотелось дернуть Ревира за рукав, чтобы он понял, какое это для нее событие. — И у меня еще куча дел, надо пораньше вернуться домой… я сюда только так приехала, за компанию с подружкой…
— Вам так приятно о них рассказывать… о ваших друзьях?
Странный вопрос. Клара подняла глаза на Ревира и словно споткнулась под его взглядом — он смотрел на нее в упор, совсем как Лаури. Сильней закружилась голова. Захотелось вернуться к Джинни — хоть она и сердитая сейчас, а все-таки возле нее спокойнее, вроде как под защитой, и можно убить время до восьми, а там придет Лаури.
— Джинни моя подруга… — начала она, но тут с криком пробежала орава мальчишек, и Клара не договорила. Через весь луг, где устроено было гулянье, они прошли к стоянке машин. Вернее, к самому обыкновенному пустырю, где на время гулянья можно было поставить машину. Сюда музыка почти не доносилась. Ревир сказал:
— Я хотел бы с вами поговорить. Я не собираюсь ни о чем вас просить.
Клара беспокойно улыбнулась. Она все прислушивалась к еле внятным звукам музыки и думала — как они далеко, как быстро затихли, ведь она встретилась с этим человеком всего-то минут пять назад.
— Да, но моя подружка… они все меня ждут к ужину.
— Мы можем пойти поесть.
— Пойти поесть? — смущенно повторила Клара. — Но в восемь придет мой друг.
— Это ваш поклонник?
— Просто друг, — осторожно ответила Клара и обернулась к Ревиру, словно хотела позвать его обратно, на гулянье. Но только скользнула взглядом по его груди, не решаясь поднять глаза и посмотреть ему в лицо. Она помнила, кто он такой. Имя этого человека окружает его каким-то невидимым облаком, будто запах духов красивую женщину, люди чуют его издали; сам Ревир, верно, понятия не имеет, как его узнают и отличают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138
— Что-то вам обеим не везет, — сказала она Джинни и Кларе.
В последней игре Кларе опять не везло, и она сидела, катая на ладони кукурузные зерна и неподвижно глядя на карту, а на губах ее застыла улыбка, и мысли унеслись от шумной палатки, от игроков в бинго, от игральных костей и патефонной музыки — на берег океана, к тем дням с Лаури. Но дни эти уже так далеки… Тут кто-то заорал: «Бинго!» — и, как всегда, крик застал ее врасплох.
— Мура, — сказала Джинни и оттолкнула карту.
Клара круто повернулась, перебросила ноги через скамью, решительно вскочила. И вдруг подумалось: «Месяцев через шесть, через семь я так не смогу». Подумалось ни с того ни с сего, но это была сама жизнь, куда живей всех воспоминаний, которым она только что предавалась.
Боба они отыскали в палатке с пивом — где ж еще ему быть, — постояли там, потолковали с разными людьми. Дул ветерок, взметал пыль — в августе не было дождей, земля пересохла, — и Клара порой нагибалась, придерживала юбку у колен. Она была в желтых туфлях на высоком каблуке (чулок не надела — и зря, натерла пятку), в светло-голубом платье, которое напоминало ей глаза Лаури, хотя у нее и у самой глаза были почти того же цвета. В это утро, да и каждое утро с памятного четверга, она покрывала лицо кремом из синего пузырька (крем брала в аптеке, заплатила 59 центов) и потом стояла перед зеркалом и задумчиво, кругами поглаживала кожу, глядя не в глаза своему отражению, а сквозь него куда-то вдаль. Потом осторожно снимала крем, придвигалась ближе к зеркалу и выщипывала брови, оставляя тоненькие дуги, от этого лицо делалось нежное и удивленное, никогда еще она такой не была. Прежде по ней сразу видно было, что эта девчонка твердо стоит на ногах, а теперь она стала совсем другая, будто подражала той, загадочной, что получилась тогда на фотографии. Вроде и она, только лучше. Когда мужчины, взглянув на нее, медлили отвести глаза, она чуть поворачивала голову, встряхивала волосами — пусть им будет еще на что посмотреть; до поездки с Лаури у нее ничего такого и в мыслях не было. Но, наверно, все мужчины чем-то похожи на Лаури или стараются быть такими, как он. В пивной палатке Боб так и сыпал шуточками и подталкивал ее плечом, а когда Джинни с кем-то заговорилась и отошла подальше, сжал Кларину руку повыше локтя.
Клара поглядела, будто не узнала — откуда он такой взялся, что это с ним? Сколько месяцев она слышала, как Джинни его оплакивает, и, конечно, Джинни права, ему страх как не везет, но вот сейчас перед ней совсем другой человек — недобрый, решительный, взволнованный какой-то одному ему понятной заботой… кажется, будто она видит его в первый раз. В мозгу мелькнуло — а ведь и он мог бы сделать с ней то, что сделал Лаури, и тогда у нее мог бы родиться ребенок от него, да и от любого другого… неужели так могло случиться?! Ведь все, кроме Лаури, такие скучные, обыкновенные!
Она отошла от Боба, догнала Джинни, подхватила на руки маленького, заглянула в бессмысленные младенческие глаза, и тут к ней кто-то подошел. Ревир. Клара улыбнулась ему и заставила малыша приветственно помахать ручонкой, будто так и надо, чтоб Ревир подошел к ней в этой шумной толпе, на гулянье тинтернских пожарников. И начала болтать про малыша:
— Его зовут Джефферсон, вот это Джинни, его мама, а вон там его отец — во-он, где все хохочут. Веселое нынче гулянье, правда?
Ревир неловко стоял перед нею, заложив одну руку в карман.
— Давай мне малого, Клара, — сказала Джинни. — Поди развлекайся.
Она говорила словно бы и ласково, и по-хозяйски, так распоряжалась ею ее собственная мамаша, но в этих словах крылось неодобрение, и Ревир должен был это понять — как-никак женатый человек, а гуляет здесь один, и ведь он только что уволил мужа Кэролайн за то, что бедняга выпил лишнее! Джинни перехватила малыша, и Клара осталась с пустыми руками, лицом к лицу с Ревиром.
— Вы, я вижу, любите детей, — сказал он.
— Больше всего я люблю маленьких, — сказала она.
И подумала о Лаури и о том, какой будет ребенок — его и ее ребенок, и, может, глаза у него будут отцовские, и пускай Лаури сам выберет для него имя… на миг у нее даже голова закружилась. Они с Ревиром медленно пошли прочь. Клару одолевала странная слабость — будто вот-вот подкосятся ноги, но это почти приятно, только, пожалуй, не стоит говорить Ревиру. А он все молчит, будто ему нечего сказать. И она принялась болтать:
— Вот мне чего хочется — чтоб у меня было много-много детей, семеро или, может, восемь, и большой дом, и все такое. А если в доме нет маленьких, что за радость, верно?.. А я только воротилась, ездила на побережье, вон в какую даль. С друзьями ездила, мы там загорали, купались.
Клара обратила к нему такую слепящую и ослепленную улыбку, словно все еще не опомнилась от солнца, бьющего в глаза. Но Ревир не улыбался. Ему явно было не по себе.
— Я нынче жду в гости одного друга, — продолжала Клара. Ей даже захотелось дернуть Ревира за рукав, чтобы он понял, какое это для нее событие. — И у меня еще куча дел, надо пораньше вернуться домой… я сюда только так приехала, за компанию с подружкой…
— Вам так приятно о них рассказывать… о ваших друзьях?
Странный вопрос. Клара подняла глаза на Ревира и словно споткнулась под его взглядом — он смотрел на нее в упор, совсем как Лаури. Сильней закружилась голова. Захотелось вернуться к Джинни — хоть она и сердитая сейчас, а все-таки возле нее спокойнее, вроде как под защитой, и можно убить время до восьми, а там придет Лаури.
— Джинни моя подруга… — начала она, но тут с криком пробежала орава мальчишек, и Клара не договорила. Через весь луг, где устроено было гулянье, они прошли к стоянке машин. Вернее, к самому обыкновенному пустырю, где на время гулянья можно было поставить машину. Сюда музыка почти не доносилась. Ревир сказал:
— Я хотел бы с вами поговорить. Я не собираюсь ни о чем вас просить.
Клара беспокойно улыбнулась. Она все прислушивалась к еле внятным звукам музыки и думала — как они далеко, как быстро затихли, ведь она встретилась с этим человеком всего-то минут пять назад.
— Да, но моя подружка… они все меня ждут к ужину.
— Мы можем пойти поесть.
— Пойти поесть? — смущенно повторила Клара. — Но в восемь придет мой друг.
— Это ваш поклонник?
— Просто друг, — осторожно ответила Клара и обернулась к Ревиру, словно хотела позвать его обратно, на гулянье. Но только скользнула взглядом по его груди, не решаясь поднять глаза и посмотреть ему в лицо. Она помнила, кто он такой. Имя этого человека окружает его каким-то невидимым облаком, будто запах духов красивую женщину, люди чуют его издали; сам Ревир, верно, понятия не имеет, как его узнают и отличают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138