— Ну ясно.
— Устала я, — сказала Клара. — Прямо как старуха.
Не поймешь, какое человеку надо лицо.
Лаури довез ее до Тинтерна, остановил машину перед домом, где она жила.
— Зайдешь на минутку или сразу поедешь назад к той суке? — спросила Клара.
— Она не сука, она просто глупая.
— Может, кофе выпьешь?
— Ты не умеешь варить кофе.
— Так сам свари.
Они поднялись по темной скрипучей лестнице. В доме еще четыре комнаты сдавались одиноким жильцам.
— Рядом со мной живет такая славная старушка. У нее куча цветов в горшках. Только она больно много говорит. Как по-твоему, откуда она берет деньги?
— А ты откуда берешь?
— Которые от тебя, а которые зарабатываю. Только я тебе отдам, что задолжала.
— Ты мне ничего не должна.
— Нет, должна. И я все отдам.
Клара зажгла верхний свет. В комнате едва помещались кровать, карточный стол и кое-как сработанный комодик, по стенам Клара кнопками прикрепила картинки с водопадами и закатами. Всякий раз, когда Лаури переступал порог, Клара ждала, что он похвалит ее уютное жилище, но он хоть бы слово сказал.
— Она у меня новая. — Клара показала на маленькую приземистую лампу с круглым корпусом и с бантиками на абажуре. Корпус был размалеван ярко-зеленым и желтым, что должно было изображать цветущий луг, абажур — ослепительно-желтый. — Я ее взяла со скидкой в нашем магазине. Три доллара стоит.
Лаури шумно вздохнул — то ли насмешливо, то ли сочувственно.
Он сидел на краю кровати. Покрывало Клара пока еще не купила, только откладывала на него деньги, но постель была аккуратно застлана, подушка накрыта старательно расправленным розовым одеялом. На полу у ног Лаури лежал крохотный овальный коврик из чего-то мохнатого и очень розового. Лаури смотрел на него чуть дольше, чем надо бы.
— Он мне годится, когда холодно, а я босиком, — объяснила Клара.
Она покраснела от удовольствия. И неловко и радостно, что он здесь, ведь ему вечно недосуг у нее посидеть. Клара отошла в сторонку, оперлась на доску в углу, тут была ее кухня: маленькая раковина с пятнистым от ржавчины краном и доска на козлах, а на ней электрическая плитка. Над этим подобием кухонного столика висел огромный календарь с изображением младенца в обществе двух белых котят. Лаури перевел взгляд на занавески из мягкой ткани — белые в красную горошину, — потом на «портьеры» у входа, темно-зеленые в голубую полоску. Пол был немного покатый. Клара постелила кое-где коврики. Но открытого места почти не оставалось, все занимала мебель: койка, ночной столик (это была голубая картонка из-под какого-то товара), туалетный столик (еще картонные коробки, на них положена доска, и все прикрывает пышная розовая юбка), карточный столик, единственный стул. Лаури глядел, глядел на все это и наконец улыбнулся.
— Мне тут нравится, — сказала Клара. — Тут очень мило. У меня раньше никогда не было своей комнаты. А когда ты поведешь меня к себе?
— Зачем?
Клара засмеялась:
— Хочу поглядеть, как ты живешь.
— Лучше не смотреть.
— А почему?
— Тебя это, пожалуй, не развеселит.
— Я почта все время веселая, — запротестовала Клара. — Просто сейчас в машине мне… мне стало худо. А иногда Соня остается у меня ночевать, и мы с ней разговариваем… и читаем всякое…
— Что же вы читаете?
— Ну… вроде этого. — Клара показала какой-то комикс. — И она читает вслух из журналов рассказы про любовь. Я-то их еще не очень хорошо читаю.
— Почему?
— Больно трудно.
— А ты не собираешься научиться читать?
— Если ты будешь меня учить…
— Когда я пробую тебя учить, ты ведешь себя как дурочка. Не умеешь сосредоточиться.
— Теперь я не буду дурочкой. Это прошлый год я дурила, ты тогда страх как разозлился. А теперь я на целый год старше.
— Лучше пойди в школу.
— Я уже не маленькая.
— В магазине знают, сколько тебе лет?
— А ты им, что ли, говорил, что мне семнадцать? Я ж знаю, до шестнадцати школу бросать не велят, а тут ко мне никто не пристает… А почему мне нельзя поглядеть, где ты живешь?
— Твои родители читать не умели, так?
— Ну ясно, — хмуро сказала Клара.
— А братья и сестры?
Клара пожала плечом, в точности подражая Лаури.
— Если не хочешь остаться такой, как твои родные, научись читать. В следующий раз, когда приду, я тебе кое-что принесу.
— А когда ты опять придешь?
— Не знаю.
— Правда не знаешь? Потому что я…
— Я же сказал, не знаю.
Клара покорно отвернулась, достала кофейник и чашки. Лаури поднялся и отстранил ее.
— Я сам сварю, — сказал он.
Клара стала позади него, обвила его руками за талию.
И прижалась щекой к его спине, но лицо ее оставалось серьезным: она слушала, как бьется его сердце.
— Почему мне нельзя посмотреть, где ты живешь? — сказала она. — А знаешь, мой папка один раз убил человека.
— Ты мне уже говорила.
— Лаури, а я правда тощая?
— Только руки и ноги тощие.
— Значит, я тебе не нравлюсь?
— Конечно, нравишься.
— В журналах на картинках все женщины тоненькие…
— Это что, духи так пахнут?
— Ага, духи… немножечко.
— Слишком крепкие.
— Они хорошие, они из нашего магазина.
Лаури промолчал. Клара выпрямилась и стояла у него за спиной. Потом сказала:
— Мне очень нравится там работать. Большое тебе спасибо, ты меня так хорошо устроил. А вот Соне там не нравится. Все как есть не по ней. Соня мне одалживает бусы и всякие вещички, и я ей тоже. Мы с ней настоящие подруги.
— Соня — это та, у которой мать со странностями?
— Да-а, наверно. Она и правда вроде странная.
— А не сумасшедшая?
— Ну, я не знаю… Она и не глядит, что Соня делает, ей все равно. Соня что хочет, то и делает. У нее есть дружки на алебастровой фабрике. А Кэролайн, знаешь, мы думаем, Кэролайн собирается замуж… он служит на большой ферме, ну, в том конце долины.
— На ферме Ревира?
— Да, Он там служит, он может заработать кучу денег. Он возит Кэролайн на автомобильные гонки. Мы думаем, они поженятся.
— Эти духи слишком крепкие, прямо воняют. Ты что, сама надушилась?
— Только за ушами немножечко.
— Запах такой, что хоть насекомых морить.
Лицо Клары окаменело.
— У меня насекомые не водятся, — сказала ока.
— Ладно, ладно, я знаю, что не водятся.
— Не водятся и не водились, сроду не водились, — сказала она; вши у нее когда-то были, и от горечи этого воспоминания даже голос сел.
— Детка, я же вижу, у тебя здесь очень славно и чисто. Очень чистая комнатка, — сказал Лаури и потрепал ее по плечу. — Когда ни придешь, у тебя всегда чистота.
Клара слабо улыбнулась:
— Ну да… что ж… я всегда любила, чтоб было чисто. Всегда и полы мыла, и посуду — что при мамке, что при Нэнси…
— Ты очень чистоплотная девочка.
— Вон у меня под раковиной какой большой, хороший таз. Я в нем вся могу мыться, только осторожно. Видишь, какой?
— Просто замечательный таз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138