Не стоит тебе воспринимать все под диктовку Констанцы. Она постарается преподнести события в выгодном для себя свете. Что еще от нее ждать? Она всегда так поступала.
Я подумала: «И поделом тебе, сама виновата». Векстон, конечно же, прав. Я выслушала его до конца, и, кажется, мне пошло это на пользу.
В тот же день я засела за дневники моей матери. Я последовала за ней на войну, вместе с ней отправилась во Францию. Следующие два дня чтения я посвятила исключительно событиям, касающимся моей матери. Теперь ко мне обращался тихий, совершенно другой голос. Возможно, с этого и началось ее возвращение ко мне. Я снова увидела свою мать такой, какой запомнила ее навсегда. Это, конечно же, не прошло мимо внимания Векстона. Он, в свою очередь, извинился за недавнюю вспышку гнева. И даже признался, что позволил несправедливость к Констанце.
Однажды вечером, вернувшись с прогулки у озера, Векстон устроился у камина. Мы с ним пили чай. Сгущались сумерки. Он снова закурил одну из папирос Стини. Какое-то время мы сидели, наслаждаясь тишиной и молчанием старого, пустого дома. В этот вечер Векстон рассказал мне о войне и о моей матери, какой запомнил ее.
– Знаешь, – начал он, откинувшись в кресле и вытянув длинные ноги, – твоя мать отправилась во Францию спустя примерно месяц после меня. Мы встретились в городке, который назывался Сент-Илер. После войны, кстати, я был там однажды. Она упоминает об этом в дневнике?
– О вашей встрече? Да, это тоже описано.
– Я хорошо помню, как мы встретились. Это была худшая зима за всю войну… Похоже, твое увлечение заразительно – мне тоже захотелось порассказать о прошлом, о войне. О твоей матери. Слушай. Все происходило так…
* * *
Сразу за Сент-Илером лежит узкий мыс, который врезается прямо в пролив Ла-Манш. Местные жители называют его Пуэнт-Сюблим, грандиозное место.
В ту зиму, впрочем, там не было ничего грандиозного. Стоял невероятный холод. Резкий ветер нагнал тяжелых свинцовых туч, заслонявших видимость в проливе. Но Джейн было все равно. Она только подняла воротник и пониже наклонила голову навстречу порывам ветра. Она пробиралась по узкой тропинке между дюнами, намереваясь прогуляться до конца мыса и обратно. Вечерело. Начинал накрапывать мелкий дождь. Добравшись до края мыса, она оглянулась. Вдалеке виднелись зажженные огни в кафе Сент-Илера, доносились далекие звуки аккордеона. Сразу за кафе размещались корпуса госпиталя. Их было пять, раньше это были гостиницы. В третьем слева теперь работала Джейн. Она провела там на дежурстве всю нынешнюю ночь и утро. Она посмотрела на ряд знакомых окон на первом этаже. Одно за другим они загорались – включался свет.
Вода в проливе казалась маслянистой. Джейн смотрела на вздымающиеся в брызгах валы воды. Справа и слева дюны были огорожены колючей проволокой. Песчаный пляж за ними был укреплен значительно сильнее.
Джейн двинулась по склону дюн. «Хорошо бы было надеть шляпу». Ветер трепал ее волосы, обжигал лицо. Джейн больше не слышала звуков аккордеона, их сносило ветром. Она слышала гул орудий. Тяжелая артиллерия, всего в тридцати километрах от мыса, отзвук долетал даже сюда.
Где же война? Где-то там, вдалеке, где гремят сейчас орудия. Война вилась змеей длиной в шесть тысяч миль. Голова змеи находилась в Бельгии, а кончик хвоста касался швейцарской границы. Тело змеи извивалось, обозначаясь на земле окопами. Это была спящая змея, но временами она меняла свое положение, тогда появлялся новый изгиб здесь, новый выступ там. Это соответствовало наступлениям и отступлениям армий. Однако до значительных перемен не доходило. Ее хорошо кормили, эту змею, ежедневно ей в жертву отправляли тысячи людей.
Джейн видела войну на карте. Однако дело вовсе не в карте, а в чем-то более пугающем. Джейн ощущала, что война была везде и нигде; она различала отсвет этой войны еще до того, как ее объявили, и еще долго будет помнить после того, как объявят мир. Она верила, что война идет и между людьми, и в самом человеке. Война способна мутировать. Ей становилось страшно. Особенно потому, что Джейн знала: эта война пробралась и внутрь ее. Она уже заняла свое место в жизни Джейн и, возможно, никогда ее не покинет.
Джейн казалось, что от этого она сойдет с ума. Рассуждать так было неразумно, и она пыталась убедить себя, что причина таких мыслей в усталости, в плохом питании, из-за того, что ее раненые умирали от ужасных ран. Такие мысли могли прийти в голову любой медсестре, и нужно от них оградиться. «Сосредоточься на чем-то простом, – говорила она себе, – и делай свое дело».
Сегодня вечером Мальчик должен быть проездом в Сент-Илере по пути в Англию. Письмо от Мальчика – первое с тех пор, как она настояла на расторжении их помолвки, – лежало у нее в кармане. Укрывшись в дюнах от ветра, Джейн достала это письмо и перечитала еще раз. Ветер трепал страницы, пытаясь вырвать у нее из рук мятый листок. Письмо нельзя было назвать содержательным. Оно было таким же, каким Джейн воспринимала и самого Мальчика – невыразительным. Это послание, как и все остальные, начиналось «с наилучшими пожеланиями, Мальчик».
Джейн снова засунула письмо в карман. Она пойдет на встречу, хотя и без особого желания.
Джейн было обернулась, чтобы уже возвращаться, но, случайно взглянув налево, заметила, что она здесь не одна, как ей думалось. Метрах в десяти от нее, на пригорке, поросшем песчаным тростником, сидел какой-то молодой человек. Он выглядел совершенно затерявшимся в этих дюнах. Ветер причудливо растрепал его волосы, но он только кутался в шинель. На коленях у него лежал раскрытый блокнот. То, что он писал, самому ему казалось, очевидно, совершенно неудовлетворительным. Он то писал торопливо, то снова вычеркивал. Хмурясь, посматривал то в блокнот, то на море, словно море во всем виновато. Векстон! Американский поэт, друг Стини! Накануне они встречались возле госпиталя, но сегодня у нее не было настроения разговаривать с ним.
Джейн попыталась выбраться незамеченной. Она уже вышла на тропинку, когда Векстон крикнул очень громко: «Эй, привет!» Тут уж нельзя было притвориться, что она не слышала. Джейн остановилась.
– Привет, – он махнул рукой, пытаясь жестом привлечь ее внимание. – Присоединяйся ко мне. Ты не голодна? Хочешь сандвич?
– Я уже собиралась уходить. Пора возвращаться.
– И я тоже, – дружелюбно усмехнулся Векстон. Он похлопал рукой по непромокаемому плащу, на котором сидел. – Присядь на минутку, сейчас пойдем вместе, если ты не против. Только сначала съешь сандвич. Морской воздух нагоняет аппетит. И стихи тоже. Вот, возьми этот, с сыром. И выпей кофе, – предложил он, отвинчивая фляжку. – Я туда добавил немного бренди. Одну каплю, не больше. Лучше бы виски, но я не смог его достать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231
Я подумала: «И поделом тебе, сама виновата». Векстон, конечно же, прав. Я выслушала его до конца, и, кажется, мне пошло это на пользу.
В тот же день я засела за дневники моей матери. Я последовала за ней на войну, вместе с ней отправилась во Францию. Следующие два дня чтения я посвятила исключительно событиям, касающимся моей матери. Теперь ко мне обращался тихий, совершенно другой голос. Возможно, с этого и началось ее возвращение ко мне. Я снова увидела свою мать такой, какой запомнила ее навсегда. Это, конечно же, не прошло мимо внимания Векстона. Он, в свою очередь, извинился за недавнюю вспышку гнева. И даже признался, что позволил несправедливость к Констанце.
Однажды вечером, вернувшись с прогулки у озера, Векстон устроился у камина. Мы с ним пили чай. Сгущались сумерки. Он снова закурил одну из папирос Стини. Какое-то время мы сидели, наслаждаясь тишиной и молчанием старого, пустого дома. В этот вечер Векстон рассказал мне о войне и о моей матери, какой запомнил ее.
– Знаешь, – начал он, откинувшись в кресле и вытянув длинные ноги, – твоя мать отправилась во Францию спустя примерно месяц после меня. Мы встретились в городке, который назывался Сент-Илер. После войны, кстати, я был там однажды. Она упоминает об этом в дневнике?
– О вашей встрече? Да, это тоже описано.
– Я хорошо помню, как мы встретились. Это была худшая зима за всю войну… Похоже, твое увлечение заразительно – мне тоже захотелось порассказать о прошлом, о войне. О твоей матери. Слушай. Все происходило так…
* * *
Сразу за Сент-Илером лежит узкий мыс, который врезается прямо в пролив Ла-Манш. Местные жители называют его Пуэнт-Сюблим, грандиозное место.
В ту зиму, впрочем, там не было ничего грандиозного. Стоял невероятный холод. Резкий ветер нагнал тяжелых свинцовых туч, заслонявших видимость в проливе. Но Джейн было все равно. Она только подняла воротник и пониже наклонила голову навстречу порывам ветра. Она пробиралась по узкой тропинке между дюнами, намереваясь прогуляться до конца мыса и обратно. Вечерело. Начинал накрапывать мелкий дождь. Добравшись до края мыса, она оглянулась. Вдалеке виднелись зажженные огни в кафе Сент-Илера, доносились далекие звуки аккордеона. Сразу за кафе размещались корпуса госпиталя. Их было пять, раньше это были гостиницы. В третьем слева теперь работала Джейн. Она провела там на дежурстве всю нынешнюю ночь и утро. Она посмотрела на ряд знакомых окон на первом этаже. Одно за другим они загорались – включался свет.
Вода в проливе казалась маслянистой. Джейн смотрела на вздымающиеся в брызгах валы воды. Справа и слева дюны были огорожены колючей проволокой. Песчаный пляж за ними был укреплен значительно сильнее.
Джейн двинулась по склону дюн. «Хорошо бы было надеть шляпу». Ветер трепал ее волосы, обжигал лицо. Джейн больше не слышала звуков аккордеона, их сносило ветром. Она слышала гул орудий. Тяжелая артиллерия, всего в тридцати километрах от мыса, отзвук долетал даже сюда.
Где же война? Где-то там, вдалеке, где гремят сейчас орудия. Война вилась змеей длиной в шесть тысяч миль. Голова змеи находилась в Бельгии, а кончик хвоста касался швейцарской границы. Тело змеи извивалось, обозначаясь на земле окопами. Это была спящая змея, но временами она меняла свое положение, тогда появлялся новый изгиб здесь, новый выступ там. Это соответствовало наступлениям и отступлениям армий. Однако до значительных перемен не доходило. Ее хорошо кормили, эту змею, ежедневно ей в жертву отправляли тысячи людей.
Джейн видела войну на карте. Однако дело вовсе не в карте, а в чем-то более пугающем. Джейн ощущала, что война была везде и нигде; она различала отсвет этой войны еще до того, как ее объявили, и еще долго будет помнить после того, как объявят мир. Она верила, что война идет и между людьми, и в самом человеке. Война способна мутировать. Ей становилось страшно. Особенно потому, что Джейн знала: эта война пробралась и внутрь ее. Она уже заняла свое место в жизни Джейн и, возможно, никогда ее не покинет.
Джейн казалось, что от этого она сойдет с ума. Рассуждать так было неразумно, и она пыталась убедить себя, что причина таких мыслей в усталости, в плохом питании, из-за того, что ее раненые умирали от ужасных ран. Такие мысли могли прийти в голову любой медсестре, и нужно от них оградиться. «Сосредоточься на чем-то простом, – говорила она себе, – и делай свое дело».
Сегодня вечером Мальчик должен быть проездом в Сент-Илере по пути в Англию. Письмо от Мальчика – первое с тех пор, как она настояла на расторжении их помолвки, – лежало у нее в кармане. Укрывшись в дюнах от ветра, Джейн достала это письмо и перечитала еще раз. Ветер трепал страницы, пытаясь вырвать у нее из рук мятый листок. Письмо нельзя было назвать содержательным. Оно было таким же, каким Джейн воспринимала и самого Мальчика – невыразительным. Это послание, как и все остальные, начиналось «с наилучшими пожеланиями, Мальчик».
Джейн снова засунула письмо в карман. Она пойдет на встречу, хотя и без особого желания.
Джейн было обернулась, чтобы уже возвращаться, но, случайно взглянув налево, заметила, что она здесь не одна, как ей думалось. Метрах в десяти от нее, на пригорке, поросшем песчаным тростником, сидел какой-то молодой человек. Он выглядел совершенно затерявшимся в этих дюнах. Ветер причудливо растрепал его волосы, но он только кутался в шинель. На коленях у него лежал раскрытый блокнот. То, что он писал, самому ему казалось, очевидно, совершенно неудовлетворительным. Он то писал торопливо, то снова вычеркивал. Хмурясь, посматривал то в блокнот, то на море, словно море во всем виновато. Векстон! Американский поэт, друг Стини! Накануне они встречались возле госпиталя, но сегодня у нее не было настроения разговаривать с ним.
Джейн попыталась выбраться незамеченной. Она уже вышла на тропинку, когда Векстон крикнул очень громко: «Эй, привет!» Тут уж нельзя было притвориться, что она не слышала. Джейн остановилась.
– Привет, – он махнул рукой, пытаясь жестом привлечь ее внимание. – Присоединяйся ко мне. Ты не голодна? Хочешь сандвич?
– Я уже собиралась уходить. Пора возвращаться.
– И я тоже, – дружелюбно усмехнулся Векстон. Он похлопал рукой по непромокаемому плащу, на котором сидел. – Присядь на минутку, сейчас пойдем вместе, если ты не против. Только сначала съешь сандвич. Морской воздух нагоняет аппетит. И стихи тоже. Вот, возьми этот, с сыром. И выпей кофе, – предложил он, отвинчивая фляжку. – Я туда добавил немного бренди. Одну каплю, не больше. Лучше бы виски, но я не смог его достать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231