В воздухе буквально висело ощущение недосказанности. Рано или поздно Мальчику придется понять, что ему нужно сделать предложение, ибо это было то, что полностью отвечало желаниям его отца. Джейн понимала это, но ей также было ясно, что он не хочет делать предложения, ибо не испытывает к ней ничего, даже отдаленно похожего на любовь. Из-за этого он постоянно допускал ошибки. Бедный Мальчик, он просто не знает, каково это лицезреть. Джейн жалела его и от этого еще сильнее раздражалась.
– Мне не нужны галоши, Мальчик. Пожалуйста, не суетись.
Она остановилась, чувствуя, что Окленд, который держался сзади, рассматривает ее. Взгляд его скользнул по ее фигуре с головы до ног: накрахмаленная теннисная блузка с отложным воротником, широкий черный пояс с серебряной пряжкой, длинная плиссированная белая юбка до щиколоток, аккуратные туфельки, которые горничная Дженна отбелила и почистила. Все было совершенно новым: Джейн, полная радости, заказала себе для этого визита наряд, так же, как и зеленое шелковое платье, которое наденет этим вечером. Долгими часами она просиживала за чтением модных журналов и не один час провела перед зеркалом, пока портниха ее матери ползала рядом с ней на коленях, набив рот булавками, с помощью которых подкалывала и подтягивала выкройку.
Относительно зеленого платья Джейн все еще колебалась; она бы выбрала не этот цвет. Согласилась лишь из-за тети, которую в самом деле искренне любила: материал этот покупала она и триумфально доставила его из поездки в Лондон. Она была так горда, так счастлива, так взволнованна, что у Джейн не хватило духу возражать.
– От «Берна и Холлингсуорта», – сообщали тетя, любовно гладя ткань. – Там очень услужливые продавщицы, и они заверили меня, что это последний кусок. Отличное платье для великолепного вечера.
Легкая пауза, обмен многозначительными взглядами с пожилой портнихой, и все трое, не произнося этого слова, поняли, о чем идет речь: предложение. Наконец-то.
– Мое агатовое ожерелье, дорогая Джейн, – сказала тетя, протягивая ей кожаный футляр. – Подарок от Вильяма на нашу помолвку, когда мне было восемнадцать лет. Оно отлично подойдет к твоему платью, милая Джейн.
Тетя ее овдовела пятнадцать лет назад, дядя остался для Джейн смутным воспоминанием в бакенбардах, но Джейн была искренне тронута. Она поцеловала тетю: она обязательно наденет ожерелье. Не для Мальчика, как предполагает ее тетя, а для кое-кого другого, который смотрит на нее и на ее новенький теннисный наряд, смотрит и улыбается.
Под этим насмешливым взглядом и раздосадованная суетливостью Мальчика, Джейн смутилась. Отведя глаза, она пригладила юбку и привела в порядок блузку. Еще несколько минут назад, посмотрев на себя в зеркало и убедившись, что да, она отлично выглядит для тенниса, Джейн была уверена и в своем наряде, и в себе; каким-то непонятным образом она не сомневалась в будущем, которое не преминет последовать: спустившись по лестнице, она выйдет в сияние дня, и там, у подножия лестницы, полный ожидания, ее встретит Окленд.
Как давно она влюблена в Окленда? Джейн больше не пыталась задавать себе этот вопрос, потому что вряд ли могла найти на него ответ. Она знала лишь, что влюблена в Окленда, сколько себя помнит. Когда оба они были детьми и их семьи часто встречались, она любила его как брата. Ее собственный брат Роланд, которого она обожала и который был куда старше, довольно строго относился к Окленду. Окленду нужно подтянуться, понять, что такое дисциплина, утверждал Роланд. Окленд неуправляем, но хорошая школа быстро выдрессирует его.
У хорошей школы ничего не получилось, но Роланд не дожил до того, чтобы удостовериться в этом, потому что он уехал в Африку на войну с бурами и так никогда и не вернулся. После смерти Роланда – когда это было? Должно быть, ей исполнилось пятнадцать, когда она наконец поняла, что ее чувства к Окленду носят отнюдь не сестринский характер.
Один случай живо запомнился ей. Она с Фанни Арлингтон, своей лучшей подругой, земли отца которой граничили с их поместьем, Фанни, с которой она делила гувернантку, Фанни с мягким характером, полным легкомыслия, с вьющимися светлыми волосами и глазами голубыми, как гиацинты, гостили в Винтеркомбе. Стояла весна, и мальчишки лазили на дуб за свежими веточками. Они с Фанни стояли, наблюдая за ними.
Все выше и выше, и кто-то из них должен был забраться выше всех. Конечно же, Окленд. Двадцать футов; тридцать. Братья Окленда сдались, а он продолжал карабкаться. Джейн молча стояла, не сводя с него взгляда. Рядом с ней Фанни заламывала руки; она вздыхала и кричала, чтобы он слезал, голосом, которого Джейн никогда раньше у нее не слышала, пока совершенно внезапно ее не поразила мысль: Фанни подбадривает Окленда. «О, дальше не надо! – восклицала та. – Прошу тебя, больше не надо, Окленд. Ты можешь упасть, и я этого не вынесу!» – а когда Окленд одолел еще пару футов, на лице подруги появилась странная самодовольная улыбка.
Не устраивал ли Окленд это представление специально для Фанни? Джейн не сомневалась, что все было именно так. Тогда в первый раз в жизни она испытала приступ ревности. Что поразило Джейн: в какое-то мгновение она испытала жгучую ненависть к своей подруге, она ненавидела ее светлые волосы и гиацинтовые глаза и ненавидела Окленда, который выпендривался для Фанни и которого не волновало (а собственно, почему это должно было его заботить!), что Фанни непроходимо глупа.
Тогда Джейн испытала желание крикнуть ему: «Посмотри на меня», и ей хотелось заплакать. «Посмотри на меня, Окленд. Я умею говорить по-французски и разбираюсь в латыни; я соображаю в математике и интересуюсь политикой; я читаю поэзию и философию, от которых Фанни зевает и у нее закрываются глаза». От всего этого она готова была заголосить, но кому это нужно, какой мужчина или мальчишка обратит внимание на ее слезы? «Поговори со мной, Окленд!» – хотелось выкрикнуть Джейн, но она отвернулась от дерева, понимая, что все бесполезно, ибо чего ради Окленд решит говорить с ней, когда все его внимание привлечено к нежным розовым щечкам и гиацинтовым глазкам?
«Я нюня», – подумала Джейн, в первый раз в полной мере осознав горечь от того, что природа не наделила ее соблазнительными формами, как Фанни. Как раз в этот момент, когда она была преисполнена горечи, Окленд спрыгнул с дерева. Пролетев последние двенадцать футов, он покатился по траве и вспрыгнул на ноги без единой царапинки.
Фанни кинулась к нему. Она отряхивала его куртку и ощупывала руки, дабы удостовериться, что он жив и здоров. Но неожиданно Окленд отстранил девушку.
– Не висни на мне, Фанни, – резко сказал он. – Меня это утомляет. – И ни малейшей попытки скрыть негативное отношение к ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231
– Мне не нужны галоши, Мальчик. Пожалуйста, не суетись.
Она остановилась, чувствуя, что Окленд, который держался сзади, рассматривает ее. Взгляд его скользнул по ее фигуре с головы до ног: накрахмаленная теннисная блузка с отложным воротником, широкий черный пояс с серебряной пряжкой, длинная плиссированная белая юбка до щиколоток, аккуратные туфельки, которые горничная Дженна отбелила и почистила. Все было совершенно новым: Джейн, полная радости, заказала себе для этого визита наряд, так же, как и зеленое шелковое платье, которое наденет этим вечером. Долгими часами она просиживала за чтением модных журналов и не один час провела перед зеркалом, пока портниха ее матери ползала рядом с ней на коленях, набив рот булавками, с помощью которых подкалывала и подтягивала выкройку.
Относительно зеленого платья Джейн все еще колебалась; она бы выбрала не этот цвет. Согласилась лишь из-за тети, которую в самом деле искренне любила: материал этот покупала она и триумфально доставила его из поездки в Лондон. Она была так горда, так счастлива, так взволнованна, что у Джейн не хватило духу возражать.
– От «Берна и Холлингсуорта», – сообщали тетя, любовно гладя ткань. – Там очень услужливые продавщицы, и они заверили меня, что это последний кусок. Отличное платье для великолепного вечера.
Легкая пауза, обмен многозначительными взглядами с пожилой портнихой, и все трое, не произнося этого слова, поняли, о чем идет речь: предложение. Наконец-то.
– Мое агатовое ожерелье, дорогая Джейн, – сказала тетя, протягивая ей кожаный футляр. – Подарок от Вильяма на нашу помолвку, когда мне было восемнадцать лет. Оно отлично подойдет к твоему платью, милая Джейн.
Тетя ее овдовела пятнадцать лет назад, дядя остался для Джейн смутным воспоминанием в бакенбардах, но Джейн была искренне тронута. Она поцеловала тетю: она обязательно наденет ожерелье. Не для Мальчика, как предполагает ее тетя, а для кое-кого другого, который смотрит на нее и на ее новенький теннисный наряд, смотрит и улыбается.
Под этим насмешливым взглядом и раздосадованная суетливостью Мальчика, Джейн смутилась. Отведя глаза, она пригладила юбку и привела в порядок блузку. Еще несколько минут назад, посмотрев на себя в зеркало и убедившись, что да, она отлично выглядит для тенниса, Джейн была уверена и в своем наряде, и в себе; каким-то непонятным образом она не сомневалась в будущем, которое не преминет последовать: спустившись по лестнице, она выйдет в сияние дня, и там, у подножия лестницы, полный ожидания, ее встретит Окленд.
Как давно она влюблена в Окленда? Джейн больше не пыталась задавать себе этот вопрос, потому что вряд ли могла найти на него ответ. Она знала лишь, что влюблена в Окленда, сколько себя помнит. Когда оба они были детьми и их семьи часто встречались, она любила его как брата. Ее собственный брат Роланд, которого она обожала и который был куда старше, довольно строго относился к Окленду. Окленду нужно подтянуться, понять, что такое дисциплина, утверждал Роланд. Окленд неуправляем, но хорошая школа быстро выдрессирует его.
У хорошей школы ничего не получилось, но Роланд не дожил до того, чтобы удостовериться в этом, потому что он уехал в Африку на войну с бурами и так никогда и не вернулся. После смерти Роланда – когда это было? Должно быть, ей исполнилось пятнадцать, когда она наконец поняла, что ее чувства к Окленду носят отнюдь не сестринский характер.
Один случай живо запомнился ей. Она с Фанни Арлингтон, своей лучшей подругой, земли отца которой граничили с их поместьем, Фанни, с которой она делила гувернантку, Фанни с мягким характером, полным легкомыслия, с вьющимися светлыми волосами и глазами голубыми, как гиацинты, гостили в Винтеркомбе. Стояла весна, и мальчишки лазили на дуб за свежими веточками. Они с Фанни стояли, наблюдая за ними.
Все выше и выше, и кто-то из них должен был забраться выше всех. Конечно же, Окленд. Двадцать футов; тридцать. Братья Окленда сдались, а он продолжал карабкаться. Джейн молча стояла, не сводя с него взгляда. Рядом с ней Фанни заламывала руки; она вздыхала и кричала, чтобы он слезал, голосом, которого Джейн никогда раньше у нее не слышала, пока совершенно внезапно ее не поразила мысль: Фанни подбадривает Окленда. «О, дальше не надо! – восклицала та. – Прошу тебя, больше не надо, Окленд. Ты можешь упасть, и я этого не вынесу!» – а когда Окленд одолел еще пару футов, на лице подруги появилась странная самодовольная улыбка.
Не устраивал ли Окленд это представление специально для Фанни? Джейн не сомневалась, что все было именно так. Тогда в первый раз в жизни она испытала приступ ревности. Что поразило Джейн: в какое-то мгновение она испытала жгучую ненависть к своей подруге, она ненавидела ее светлые волосы и гиацинтовые глаза и ненавидела Окленда, который выпендривался для Фанни и которого не волновало (а собственно, почему это должно было его заботить!), что Фанни непроходимо глупа.
Тогда Джейн испытала желание крикнуть ему: «Посмотри на меня», и ей хотелось заплакать. «Посмотри на меня, Окленд. Я умею говорить по-французски и разбираюсь в латыни; я соображаю в математике и интересуюсь политикой; я читаю поэзию и философию, от которых Фанни зевает и у нее закрываются глаза». От всего этого она готова была заголосить, но кому это нужно, какой мужчина или мальчишка обратит внимание на ее слезы? «Поговори со мной, Окленд!» – хотелось выкрикнуть Джейн, но она отвернулась от дерева, понимая, что все бесполезно, ибо чего ради Окленд решит говорить с ней, когда все его внимание привлечено к нежным розовым щечкам и гиацинтовым глазкам?
«Я нюня», – подумала Джейн, в первый раз в полной мере осознав горечь от того, что природа не наделила ее соблазнительными формами, как Фанни. Как раз в этот момент, когда она была преисполнена горечи, Окленд спрыгнул с дерева. Пролетев последние двенадцать футов, он покатился по траве и вспрыгнул на ноги без единой царапинки.
Фанни кинулась к нему. Она отряхивала его куртку и ощупывала руки, дабы удостовериться, что он жив и здоров. Но неожиданно Окленд отстранил девушку.
– Не висни на мне, Фанни, – резко сказал он. – Меня это утомляет. – И ни малейшей попытки скрыть негативное отношение к ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231