Мы разговариваем. Вы смотрите – только не видите. Я для вас как бы невидимка. А знаете, я все же настоящая.
– Бланш Лэнгриш – это же не настоящее имя.
– Нет. Но ведь и Роштнейн не ваше подлинное имя, не так ли. Это я поняла.
– Вы знаете мою настоящую фамилию?
– Конечно. – Бланш вызывающе посмотрела на него. – Я поспрашивала. Да все о'кей – я никому не скажу.
– Можете ли вы ответить, как вас зовут по-настоящему?
– Вы в самом деле хотите знать?
– Да. Как ни странно. Хочу. Может, сегодня… – он отвел глаза, – мне захотелось узнать, кто вы такая. И кто я.
– О'кей. – Она не расслышала его последних слов, сказанных вполголоса. Она помолчала. Скулы ее порозовели. – Урсула. Как вам нравится? Терпеть не могу это имя. Звучит, словно я нянька или что-то такое. Сестра Урсула. Брр!
Она с отвращением сморщила нос. Штерн улыбнулся.
– Оно вам подходит, – мягко сказал он. – Оно подходит к вашему звонкому голосу.
– Вы так думаете? – Она явно смутилась. – Впрочем, думаю, это неважно. Разве дело в имени? Я была Урсулой, а теперь Бланш.
– Ну, я не согласен. – Штерн поднялся. Он подошел к окну. – Имя, которое нам дается при рождении, – очень важно. Оно часть нашей личности. Вы когда-нибудь были в Шотландии?
– Что? – Бланш уставилась на него. – В Шотландии? Вы, должно быть, шутите. Я никогда не была даже в Европе. – Она прервалась. – Почему вы спрашиваете? Почему именно там?
– Ничего. Просто так. – Он продолжал стоять к ней спиной. – Я был когда-то, вот и все. Стояла зима. Вокруг лежал снег – в сущности, моя жена и я, мы оба были погребены в снегах. Когда я был там…
Он остановился. Возникло краткое молчание. Бланш видела, как напряжено его тело: наклонившись вперед, она сказала:
– Продолжайте.
– Когда я был там – это очень уединенное и пустынное место, хотя оно мне не казалось таким; когда я был там, то чувствовал… огромный подъем. Весь мир словно был открыт передо мной. Моя женитьба, так я думал тогда, открывает неисчерпаемые возможности. Земля обетованная. – Он снова замолчал.
Бланш мягко напомнила ему:
– Земля обетованная? Вы имеете в виду то место или ваш брак?
– Ох, и то, и другое, – ответил он. – И место, и брак – в то время они были так тесно связаны друг с другом. Я надеялся достичь земли обетованной. Моя жена… – Голос у него прервался.
Бланш увидела, как он склонил голову, а затем закрыл лицо руками. Она увидела, как он буквально сломался, этот человек, которому никогда не изменяла сдержанность. Больше он не произнес ни слова. Она видела, как он старается справиться со своей печалью. На глазах ее выступили слезы; она сидела не шевелясь, давая ему возможность выплакаться.
Несколько позже, когда он успокоился, она поднялась. Она понимала, он не хочет, чтобы она смотрела на него, он стесняется, что она видела его в таком виде, открытым и уязвимым, со следами впустую прожитых лет.
Она легко и нежно коснулась его руки.
– Оставайтесь здесь, – сказала она. – Стойте у окна. А я спою для вас. Вам же нравится, как я пою. – Она помолчала. – Поэтому, наверно, я и очутилась здесь, теперь я это понимаю. Из-за своего голоса. Я спою вам Lieder – как пела в первый наш вечер.
Стоя в центре комнаты, она перевела дыхание. Ее голос взлетел и затем спустился вниз по октаве. Она откинула назад локоны девушки из варьете и ангельским голосом вывела первые такты Lieder. Голос был чистым и высоким. Штерн, стоя лицом к окну, к залитому огнями городу, слышал его переливы: высокий, нежный, мягкий и искренний голос. Он видел себя и свою жену, как они идут бок о бок по узкой тропинке, проложенной в снегу. Они подходят к перилам террасы и вглядываются в манящее пространство. «Все это может стать нашим…» Он по-прежнему верил, что тогда им все было под силу. Но уже не сейчас: слишком много прошло лет, слишком много совершено ошибок. И им, он понимал, и его женой. И если их брак стал тюрьмой, подобием ада, то и себя он должен корить за это.
С его стороны было слишком мало доверия; он настолько сковал себя обручами воли, что сердце не могло произнести ни звука. Может, все сложилось бы по-другому, не опасайся он заговорить о любви? Может быть, грустно подумал он, но только может быть.
Он обрел способность чувствовать музыку, которая раскрепощала его, давала отдохновение, уносила его в мир покоя и счастья. Это, по крайней мере, еще у него осталось; это не подвергалось уничтожению. Он удивленно подумал: музыка этого голоса говорит, что есть и другой мир. Поняв это, он испытал огромное облегчение, словно распахнулась дверь его тюрьмы и, наконец, за фигурой своей жены он разглядел ту свободу, к которой стремился, мир и покой, как и одиночество и уединение.
Когда смолкли последние ноты голоса Бланш, он коротко обнял ее. Она поняла, догадался он, что встреч больше не будет. И он не сомневался, что она приняла это как должное. Он сжал ее руки, благодаря за голос, которым она была одарена.
Покинув здание, он пересек улицу. Он никогда раньше этого не делал, и нарушение привычного порядка вещей застало того, кто следил за ним, врасплох. Он торопливо повернулся, делая вид, что рассматривает витрину; Штерн, проходя рядом с ним, вежливо поклонился и приподнял шляпу.
* * *
Этим же вечером, когда они с женой вернулись со званого обеда, Констанца завела речь о своей поездке в Англию, о крестинах и об Окленде. Его имя она произнесла с подчеркнутым ударением. Штерн никак не отреагировал. Он продолжал слушать песню, которую исполняли для него днем. В ее пределах он был в безопасности.
– Ну, Бокс, так что ты думаешь? – сказала Констанца, беря шпица на руки и целуя его в нос. – Ехать мне в Англию? Стоит ли мне так доводить Монтегю? Заставить ли его ревновать? Он становится жутко ревнивым, когда я завожу речь об Окленде, – ты это заметил? О, еще бы. Ну, до чего умная маленькая собачка! А ты не ревнуешь, нет? Ты не обращаешь внимания, кого я люблю…
– Констанца, не веди себя как ребенок. – Штерн резко поставил стакан с виски. – Ты слишком цацкаешься с собакой. Делаешь его просто карманным созданием.
– Им это нравится. – Констанца мрачно глянула на мужа. – Не то что тебе, дорогой? Видишь? Бокс даже целует меня.
– Констанца, уже поздно. Я иду спать.
– Ты не хочешь поговорить об Англии? А я думала, что ты еще как хочешь. Я вижу по твоему лицу.
– Обсуждать тут нечего. Я просил тебя отказаться от поездки…
– Просил меня? – Констанца опустила Бокса. – О, ты всегда только просишь. Надоело! Почему ты не запретишь мне ехать? Не скажешь «нет»! Ведь, кстати, и тебе бы этого хотелось. Ты не можешь вынести мысли, что я поеду. Каждый раз, когда я упоминаю Окленда, твое лицо приобретает такое мрачное выражение!
– Ты преувеличиваешь. Я не собираюсь запрещать тебе делать все, что угодно. Ты сама должна сделать выбор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231
– Бланш Лэнгриш – это же не настоящее имя.
– Нет. Но ведь и Роштнейн не ваше подлинное имя, не так ли. Это я поняла.
– Вы знаете мою настоящую фамилию?
– Конечно. – Бланш вызывающе посмотрела на него. – Я поспрашивала. Да все о'кей – я никому не скажу.
– Можете ли вы ответить, как вас зовут по-настоящему?
– Вы в самом деле хотите знать?
– Да. Как ни странно. Хочу. Может, сегодня… – он отвел глаза, – мне захотелось узнать, кто вы такая. И кто я.
– О'кей. – Она не расслышала его последних слов, сказанных вполголоса. Она помолчала. Скулы ее порозовели. – Урсула. Как вам нравится? Терпеть не могу это имя. Звучит, словно я нянька или что-то такое. Сестра Урсула. Брр!
Она с отвращением сморщила нос. Штерн улыбнулся.
– Оно вам подходит, – мягко сказал он. – Оно подходит к вашему звонкому голосу.
– Вы так думаете? – Она явно смутилась. – Впрочем, думаю, это неважно. Разве дело в имени? Я была Урсулой, а теперь Бланш.
– Ну, я не согласен. – Штерн поднялся. Он подошел к окну. – Имя, которое нам дается при рождении, – очень важно. Оно часть нашей личности. Вы когда-нибудь были в Шотландии?
– Что? – Бланш уставилась на него. – В Шотландии? Вы, должно быть, шутите. Я никогда не была даже в Европе. – Она прервалась. – Почему вы спрашиваете? Почему именно там?
– Ничего. Просто так. – Он продолжал стоять к ней спиной. – Я был когда-то, вот и все. Стояла зима. Вокруг лежал снег – в сущности, моя жена и я, мы оба были погребены в снегах. Когда я был там…
Он остановился. Возникло краткое молчание. Бланш видела, как напряжено его тело: наклонившись вперед, она сказала:
– Продолжайте.
– Когда я был там – это очень уединенное и пустынное место, хотя оно мне не казалось таким; когда я был там, то чувствовал… огромный подъем. Весь мир словно был открыт передо мной. Моя женитьба, так я думал тогда, открывает неисчерпаемые возможности. Земля обетованная. – Он снова замолчал.
Бланш мягко напомнила ему:
– Земля обетованная? Вы имеете в виду то место или ваш брак?
– Ох, и то, и другое, – ответил он. – И место, и брак – в то время они были так тесно связаны друг с другом. Я надеялся достичь земли обетованной. Моя жена… – Голос у него прервался.
Бланш увидела, как он склонил голову, а затем закрыл лицо руками. Она увидела, как он буквально сломался, этот человек, которому никогда не изменяла сдержанность. Больше он не произнес ни слова. Она видела, как он старается справиться со своей печалью. На глазах ее выступили слезы; она сидела не шевелясь, давая ему возможность выплакаться.
Несколько позже, когда он успокоился, она поднялась. Она понимала, он не хочет, чтобы она смотрела на него, он стесняется, что она видела его в таком виде, открытым и уязвимым, со следами впустую прожитых лет.
Она легко и нежно коснулась его руки.
– Оставайтесь здесь, – сказала она. – Стойте у окна. А я спою для вас. Вам же нравится, как я пою. – Она помолчала. – Поэтому, наверно, я и очутилась здесь, теперь я это понимаю. Из-за своего голоса. Я спою вам Lieder – как пела в первый наш вечер.
Стоя в центре комнаты, она перевела дыхание. Ее голос взлетел и затем спустился вниз по октаве. Она откинула назад локоны девушки из варьете и ангельским голосом вывела первые такты Lieder. Голос был чистым и высоким. Штерн, стоя лицом к окну, к залитому огнями городу, слышал его переливы: высокий, нежный, мягкий и искренний голос. Он видел себя и свою жену, как они идут бок о бок по узкой тропинке, проложенной в снегу. Они подходят к перилам террасы и вглядываются в манящее пространство. «Все это может стать нашим…» Он по-прежнему верил, что тогда им все было под силу. Но уже не сейчас: слишком много прошло лет, слишком много совершено ошибок. И им, он понимал, и его женой. И если их брак стал тюрьмой, подобием ада, то и себя он должен корить за это.
С его стороны было слишком мало доверия; он настолько сковал себя обручами воли, что сердце не могло произнести ни звука. Может, все сложилось бы по-другому, не опасайся он заговорить о любви? Может быть, грустно подумал он, но только может быть.
Он обрел способность чувствовать музыку, которая раскрепощала его, давала отдохновение, уносила его в мир покоя и счастья. Это, по крайней мере, еще у него осталось; это не подвергалось уничтожению. Он удивленно подумал: музыка этого голоса говорит, что есть и другой мир. Поняв это, он испытал огромное облегчение, словно распахнулась дверь его тюрьмы и, наконец, за фигурой своей жены он разглядел ту свободу, к которой стремился, мир и покой, как и одиночество и уединение.
Когда смолкли последние ноты голоса Бланш, он коротко обнял ее. Она поняла, догадался он, что встреч больше не будет. И он не сомневался, что она приняла это как должное. Он сжал ее руки, благодаря за голос, которым она была одарена.
Покинув здание, он пересек улицу. Он никогда раньше этого не делал, и нарушение привычного порядка вещей застало того, кто следил за ним, врасплох. Он торопливо повернулся, делая вид, что рассматривает витрину; Штерн, проходя рядом с ним, вежливо поклонился и приподнял шляпу.
* * *
Этим же вечером, когда они с женой вернулись со званого обеда, Констанца завела речь о своей поездке в Англию, о крестинах и об Окленде. Его имя она произнесла с подчеркнутым ударением. Штерн никак не отреагировал. Он продолжал слушать песню, которую исполняли для него днем. В ее пределах он был в безопасности.
– Ну, Бокс, так что ты думаешь? – сказала Констанца, беря шпица на руки и целуя его в нос. – Ехать мне в Англию? Стоит ли мне так доводить Монтегю? Заставить ли его ревновать? Он становится жутко ревнивым, когда я завожу речь об Окленде, – ты это заметил? О, еще бы. Ну, до чего умная маленькая собачка! А ты не ревнуешь, нет? Ты не обращаешь внимания, кого я люблю…
– Констанца, не веди себя как ребенок. – Штерн резко поставил стакан с виски. – Ты слишком цацкаешься с собакой. Делаешь его просто карманным созданием.
– Им это нравится. – Констанца мрачно глянула на мужа. – Не то что тебе, дорогой? Видишь? Бокс даже целует меня.
– Констанца, уже поздно. Я иду спать.
– Ты не хочешь поговорить об Англии? А я думала, что ты еще как хочешь. Я вижу по твоему лицу.
– Обсуждать тут нечего. Я просил тебя отказаться от поездки…
– Просил меня? – Констанца опустила Бокса. – О, ты всегда только просишь. Надоело! Почему ты не запретишь мне ехать? Не скажешь «нет»! Ведь, кстати, и тебе бы этого хотелось. Ты не можешь вынести мысли, что я поеду. Каждый раз, когда я упоминаю Окленда, твое лицо приобретает такое мрачное выражение!
– Ты преувеличиваешь. Я не собираюсь запрещать тебе делать все, что угодно. Ты сама должна сделать выбор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231