Ты делаешь вид, что его не существует. Так тебе безопаснее! Ох, Окленд, когда ты превратился в такую серую личность?
Окленд отвернулся. Он видел перед собой озеро и потемневшее небо. Лес исчез, от него осталась только тень, падавшая на водную гладь.
– Если это банально, – медленно начал он, – любить свою жену и своего ребенка? Банально ценить брак? Может, так и есть. – Он пожал плечами. – Что ж, хорошо. Пусть я буду… серой личностью. Значит, я таким стал.
Наступило молчание. Когда Констанца заговорила, голос у нее изменился. Она говорила медленно, обдумывая каждое слово.
– Я все думаю, – сказала она. – Как странно. Может, ты всегда был таким. Может, ты и не менялся. Может, я выдумала тебя. Монтегю так и предположил. Да, теперь я вижу. Так оно и было, Окленд, я создала из тебя идеальную личность. Героя. Я смотрела на тебя, и знаешь, что я видела? Уникального человека – нет, даже не человека. Ангела. У тебя волосы были объяты пламенем. Я умирала под твоим взглядом. Ты был непобедим – один из бессмертных. В тебе кипело столько сил и властности, которыми я наделила тебя. Я вдыхала ее в тебя, год за годом, я ковала твою силу. Я смотрела на твои руки, и знаешь, что я видела? Я видела, что в одной ты держишь смерть, а в другой – жизнь. Ты мой спаситель, и ты мой ангел-хранитель. Ты существо, которое может спасти меня, создание, у которого хватило смелости убить моего отца. Так много только что было – и ничего не осталось. Ну и ладно…
– Констанца…
– Я ведь не маленькая. Теперь-то я это понимаю. Хотя порой я кажусь такой даже сама себе. Я смотрю на себя и уменьшаюсь на глазах. Но теперь я сомневаюсь в этом. Может, я… выросла. – Она вздохнула. – Может ли кто-нибудь вырасти, как ты думаешь, если у него непомерно живое воображение?
– Констанца, нам не стоило приходить сюда. Ты не в себе. – Окленд повернулся к ней. Она стояла, застыв на месте, сцепив перед собой руки, устремив взгляд на потемневшее озеро. Она говорила как бы сама с собой, словно Окленда не было рядом. Он взял ее за руку. – Вернемся домой. Констанца, ты меня слышишь? Уже поздно. И холодно. Возвращаемся. Давай вернемся.
– А я храбрее, чем ты. Теперь я это поняла. Я начала понимать. – Она обратила на него невидящий взгляд. – И я за это никогда не прощу тебя, Окленд.
– Хватит разговаривать. Вот – бери меня под руку, и мы возвращаемся. Тебе надо отдохнуть…
– Мне не нужна твоя рука. Я не буду отдыхать. Какую глупость ты выдал. Оставь меня в покое.
– Констанца…
– Ты знаешь, единственно какая смелость ценится? Смелость убивать. И я-то думала, что ты ею владеешь. Как я была глупа! Ты зарядил ружье. И повернул назад. Господи, как я тебя презираю…
– Констанца, прекрати. Ты сама не понимаешь, что несешь. Послушай… присядь. Постарайся успокоиться. Может, мне кого-то найти? – Он повернулся к ней. – Стини… а что, если придет Стини? Он поговорит с тобой; ты успокоишься…
– Да я совершенно спокойна. Смотри. – Она вытянула руку ладонью вниз. – Видишь? Ни ветерка. Спокойная вода. Такая черная. Ни морщинки.
– Ты больна. Я пойду приведу кого-нибудь.
Окленд направился было к ступенькам и остановился. Не стоит, подумал он, оставлять ее. Все еще колеблясь, он повернулся. Констанца продолжала смотреть в сторону озера, над которым сгущалась темнота. Лицо ее было белым как мел, глаза широко раскрыты и неподвижны. Близкое соседство озера пугало Окленда. Нет, он не может оставить ее.
Пока он смотрел на водное пространство, внезапно раздался некий звук, и его неожиданность после мертвого молчания так удивила Окленда, что он дернулся, и тут же сказался рефлекс, оставшийся после войны, вскинул руки, закрывая лицо. Он почувствовал, как колыхнулся воздух; рядом он смутно увидел какую-то черную тень.
Даже поняв, что это был черный лебедь, поднявшийся с воды в полет, он подумал: «Неужели я никогда не освобожусь от этого?» И едва только ему в голову пришла эта мысль, как Констанца вскрикнула.
Она издала птичий крик: высокая, чистая, пронзительная нота. Окленд повернулся. Страх и растерянность заставили время пойти вспять. Через секунду, повернувшись, он увидел перед собой ребенка с мертвенно-бледным лицом, в черном платье, который, было нагнувшись, выпрямился и закричал – а потом застыл на месте, обвиняющим взглядом глядя на него, темными немигающими глазами на каменном лице.
Конечно же, ребенка тут не было. Констанца, в своем широком сером пальто, тоже вздрогнула. Она тоже вскинула руки перед лицом, словно защищаясь от возможного удара. Пока он смотрел на нее, она отступила от него в тень, растворившую очертания ее фигуры, так что теперь он видел только бледное пятно ее лица.
Она сказала, точнее, потом ему казалось, что она это сказала:
– Не надо. Ради Бога. Не надо.
Она еле слышно заскулила, как маленькое раненое животное. И потом, когда Окленд оправился и спокойно двинулся к ней, она отдернула руку и выпрямилась.
Окленд остановился. Его заставило застыть на месте выражение ее лица. Констанца помолчала, собираясь, и сделала несколько шагов вперед. Вскинув голову, она посмотрела на него; в сумраке ее кожа отливала серебром, а расплывчатые тени преобразили черты ее лица.
Чистым ясным голосом она сказала:
– Ты знаешь, что однажды сделал мой отец? Он дал мне выпить мою же собственную кровь. В очень маленьком стаканчике. В крохотном. Маленьком, как наперсток. Или в нем было вино? Нет, не думаю, что это было вино. Меня нельзя было ввести в заблуждение, не так ли? Вино по вкусу отличается от крови.
Прежде чем Окленд собрался ответить, она подняла руку и коснулась пальцами его лица.
– Бедный Окленд. – Застывшая неподвижность ее черт изменилась. Волосы ее сливались с темнотой. – Бедный Окленд. Я не больна. Никогда еще у меня не была такая ясная голова. Теперь я все поняла. – Она собралась, пустив в ход последние остатки воли. – Я знала, что ко мне придет это понимание – в самом конце. Весь сегодняшний день я чувствовала, как оно приближается все ближе и ближе. И ты мне помог – думаю, ты в самом деле помог. Понимаешь, я всегда слышала голос; просто я не могла услышать его. А ты его слышишь сейчас? Я счастлива, что услышала его. Я должна была услышать раньше, но боялась. Я думала, что время заглушило его, но этого не произошло, конечно. За двадцать лет, через два десятилетия – и никогда за всю оставшуюся жизнь – даже самые глубокие воды не поглотили его. Да и как вообще можно заглушить такой голос, верно? Человек может исчезнуть, да, но не голос.
Она слегка встряхнула головой; Окленд чувствовал, как ее пальцы скользят по его лицу, а потом рука Констанцы упала.
– Темнеет. Я уже тебя не различаю. Дай-ка мне присмотреться к тебе. Да, я так и думала: тебе не хватает воображения. Такой сообразительный, такой умный, но по-прежнему ничего не понимаешь, не так ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231
Окленд отвернулся. Он видел перед собой озеро и потемневшее небо. Лес исчез, от него осталась только тень, падавшая на водную гладь.
– Если это банально, – медленно начал он, – любить свою жену и своего ребенка? Банально ценить брак? Может, так и есть. – Он пожал плечами. – Что ж, хорошо. Пусть я буду… серой личностью. Значит, я таким стал.
Наступило молчание. Когда Констанца заговорила, голос у нее изменился. Она говорила медленно, обдумывая каждое слово.
– Я все думаю, – сказала она. – Как странно. Может, ты всегда был таким. Может, ты и не менялся. Может, я выдумала тебя. Монтегю так и предположил. Да, теперь я вижу. Так оно и было, Окленд, я создала из тебя идеальную личность. Героя. Я смотрела на тебя, и знаешь, что я видела? Уникального человека – нет, даже не человека. Ангела. У тебя волосы были объяты пламенем. Я умирала под твоим взглядом. Ты был непобедим – один из бессмертных. В тебе кипело столько сил и властности, которыми я наделила тебя. Я вдыхала ее в тебя, год за годом, я ковала твою силу. Я смотрела на твои руки, и знаешь, что я видела? Я видела, что в одной ты держишь смерть, а в другой – жизнь. Ты мой спаситель, и ты мой ангел-хранитель. Ты существо, которое может спасти меня, создание, у которого хватило смелости убить моего отца. Так много только что было – и ничего не осталось. Ну и ладно…
– Констанца…
– Я ведь не маленькая. Теперь-то я это понимаю. Хотя порой я кажусь такой даже сама себе. Я смотрю на себя и уменьшаюсь на глазах. Но теперь я сомневаюсь в этом. Может, я… выросла. – Она вздохнула. – Может ли кто-нибудь вырасти, как ты думаешь, если у него непомерно живое воображение?
– Констанца, нам не стоило приходить сюда. Ты не в себе. – Окленд повернулся к ней. Она стояла, застыв на месте, сцепив перед собой руки, устремив взгляд на потемневшее озеро. Она говорила как бы сама с собой, словно Окленда не было рядом. Он взял ее за руку. – Вернемся домой. Констанца, ты меня слышишь? Уже поздно. И холодно. Возвращаемся. Давай вернемся.
– А я храбрее, чем ты. Теперь я это поняла. Я начала понимать. – Она обратила на него невидящий взгляд. – И я за это никогда не прощу тебя, Окленд.
– Хватит разговаривать. Вот – бери меня под руку, и мы возвращаемся. Тебе надо отдохнуть…
– Мне не нужна твоя рука. Я не буду отдыхать. Какую глупость ты выдал. Оставь меня в покое.
– Констанца…
– Ты знаешь, единственно какая смелость ценится? Смелость убивать. И я-то думала, что ты ею владеешь. Как я была глупа! Ты зарядил ружье. И повернул назад. Господи, как я тебя презираю…
– Констанца, прекрати. Ты сама не понимаешь, что несешь. Послушай… присядь. Постарайся успокоиться. Может, мне кого-то найти? – Он повернулся к ней. – Стини… а что, если придет Стини? Он поговорит с тобой; ты успокоишься…
– Да я совершенно спокойна. Смотри. – Она вытянула руку ладонью вниз. – Видишь? Ни ветерка. Спокойная вода. Такая черная. Ни морщинки.
– Ты больна. Я пойду приведу кого-нибудь.
Окленд направился было к ступенькам и остановился. Не стоит, подумал он, оставлять ее. Все еще колеблясь, он повернулся. Констанца продолжала смотреть в сторону озера, над которым сгущалась темнота. Лицо ее было белым как мел, глаза широко раскрыты и неподвижны. Близкое соседство озера пугало Окленда. Нет, он не может оставить ее.
Пока он смотрел на водное пространство, внезапно раздался некий звук, и его неожиданность после мертвого молчания так удивила Окленда, что он дернулся, и тут же сказался рефлекс, оставшийся после войны, вскинул руки, закрывая лицо. Он почувствовал, как колыхнулся воздух; рядом он смутно увидел какую-то черную тень.
Даже поняв, что это был черный лебедь, поднявшийся с воды в полет, он подумал: «Неужели я никогда не освобожусь от этого?» И едва только ему в голову пришла эта мысль, как Констанца вскрикнула.
Она издала птичий крик: высокая, чистая, пронзительная нота. Окленд повернулся. Страх и растерянность заставили время пойти вспять. Через секунду, повернувшись, он увидел перед собой ребенка с мертвенно-бледным лицом, в черном платье, который, было нагнувшись, выпрямился и закричал – а потом застыл на месте, обвиняющим взглядом глядя на него, темными немигающими глазами на каменном лице.
Конечно же, ребенка тут не было. Констанца, в своем широком сером пальто, тоже вздрогнула. Она тоже вскинула руки перед лицом, словно защищаясь от возможного удара. Пока он смотрел на нее, она отступила от него в тень, растворившую очертания ее фигуры, так что теперь он видел только бледное пятно ее лица.
Она сказала, точнее, потом ему казалось, что она это сказала:
– Не надо. Ради Бога. Не надо.
Она еле слышно заскулила, как маленькое раненое животное. И потом, когда Окленд оправился и спокойно двинулся к ней, она отдернула руку и выпрямилась.
Окленд остановился. Его заставило застыть на месте выражение ее лица. Констанца помолчала, собираясь, и сделала несколько шагов вперед. Вскинув голову, она посмотрела на него; в сумраке ее кожа отливала серебром, а расплывчатые тени преобразили черты ее лица.
Чистым ясным голосом она сказала:
– Ты знаешь, что однажды сделал мой отец? Он дал мне выпить мою же собственную кровь. В очень маленьком стаканчике. В крохотном. Маленьком, как наперсток. Или в нем было вино? Нет, не думаю, что это было вино. Меня нельзя было ввести в заблуждение, не так ли? Вино по вкусу отличается от крови.
Прежде чем Окленд собрался ответить, она подняла руку и коснулась пальцами его лица.
– Бедный Окленд. – Застывшая неподвижность ее черт изменилась. Волосы ее сливались с темнотой. – Бедный Окленд. Я не больна. Никогда еще у меня не была такая ясная голова. Теперь я все поняла. – Она собралась, пустив в ход последние остатки воли. – Я знала, что ко мне придет это понимание – в самом конце. Весь сегодняшний день я чувствовала, как оно приближается все ближе и ближе. И ты мне помог – думаю, ты в самом деле помог. Понимаешь, я всегда слышала голос; просто я не могла услышать его. А ты его слышишь сейчас? Я счастлива, что услышала его. Я должна была услышать раньше, но боялась. Я думала, что время заглушило его, но этого не произошло, конечно. За двадцать лет, через два десятилетия – и никогда за всю оставшуюся жизнь – даже самые глубокие воды не поглотили его. Да и как вообще можно заглушить такой голос, верно? Человек может исчезнуть, да, но не голос.
Она слегка встряхнула головой; Окленд чувствовал, как ее пальцы скользят по его лицу, а потом рука Констанцы упала.
– Темнеет. Я уже тебя не различаю. Дай-ка мне присмотреться к тебе. Да, я так и думала: тебе не хватает воображения. Такой сообразительный, такой умный, но по-прежнему ничего не понимаешь, не так ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231