— Один ведет собрание, второй пишет протокол, третий составляет проект решения.
Избранные в президиум усаживаются за грубый, наспех сбитый из неоструганных досок стол, Тымчик чисто выбрит, в, новой суконной гимнастерке, сплошь затянутой ремнями еще довоенного снаряжения. Слева от него шелестит блокнотом Заседателев— он сегодня докладчик; по правую руку — командир взвода старшина Пугин.
— Почтим память наших товарищей, павших в боях...
Имен Заседателев не называет — это просто невозможно.— от Днепра до Северского Донца путь неблизкий, и подсчитать, сколько людей полегло в неравных схватках, не так просто. Но собравшиеся и без того знают, о ком идет речь, и встают, чтобы почтить память погибших. С минуту;в землянке висит тяжкое молчание.
— Перейдем, к повестке дня...
Доклад Заседателева длится минут десять, не больше. Начинает он какими-то глуховато-тяжелым голосом:
— На пороге двадцать четвертой годовщины Великого Октября наш народ и его армия держат труднейший экзамен. Фашисты стоят в восьмидесяти километрах от Москвы, а на юге стучатся в ворота Кавказа. Но партия и правительствр делают все для разгрома зарвавшегося врага.
После этого вступления, вроде безо всякого перехода, докла'дчик сообщает, что на семинаре в политотделе дивизии состоялся разбор боевых действий полков. Голос его обретает обычную окраску. Рисует картину за картиной. Они знакомы почти всем присутствующим.
— Если в августе дивизия сумела пресечь попытки врага форсировать Днепр, то в сентябре сделать это оказалось невозможным. Мы не смогли удержать наличными силами Полтаву и Харьков. Рядом с нами, бок о бок, героически сражались ополченцы. Мы стояли, пока не поступал приказ об отходе. В этом, следует отметить,— проявление нашей дисциплинированности. И впредь мы должны помнить, что теперь воедино слиты наши дисциплины — партийная и военная.
Затем военком переходит к характеристике двух последних дней, когда полк и вся дивизия были вовлечены в бой с фашистами, прорвавшимися на восточный берег
Северского Донца. Враг оттеснен с большими для него потерями. Из этого надо сделать вывод: спокойной жизни в обороне ждать не приходится.
— Полку приказано выделить истребителей танков на сборы дивизии по семидневной программе. Вводятся регулярные занятия всего личного состава по политической, стрелковой, тактической, инженерной подготовке и противохимической защите. Кроме того, в Валуй-ках отдельный саперный батальон дивизии сооружает оборонительный район. В то же время приказано готовить переправочные средства через водную преграду.
Заканчивает свое выступление Заседателев разбором опыта постановки пропагандистской и партийно-массовой работы в полках.
— Вопросы к докладчику есть? — председатель собрания Пугин смотрит вокруг выжидающе.
— Какие новости в штабах? Вновь встает Заседателев:
— Звания младшему начсоставу присваиваются уже в дивизии... Обещают создать дивизионную школу, которая будет готовить командиров отделений и пулеметных, расчетов... Вот, кажется, и все.
С мест поднимаются, один за другим коммунисты. Разговор ведут о наболевшем. Семен Ильич Струков предлагает наладить караульную службу и оповещение — за этот участок работы, в, первую, очередь, отвечает начальник штаба, но ему не обойтись без помощи коммунистов. Комбат Константин Лукьянович Нароенко, по-сибирски скупой на слова, коротко говорит, что не удовлетворен командирами взводов из сержантов — ре-бят надо учить и учить.
Сбивчивые выступления длятся недолго, но Мирошниченко отмечает про себя, что говорят все по существу. Сам просит слова.» Как бороться с вражеской пропагандой— вот волнующий его вопрос. Пересказывает разговор с бойцом перед собранием. Все знают, что листовки, разбрасываемые фашистами с самолетов,— грязная ложь, но... ведь люди бывают разные...
Мирошниченко садится на свое место, глядит в сторону президиума. Ему кажется, что высказал свои мысли Сбивчиво и его никто не понял. Но на самом деле это не так. Командир полка тянется через стол:.
— Это мы должны вести разъяснительную работу. Человек нрочел листовку, а ты ему покажи, как немец
обращается с пленными. Приуныл отчего-то боец, а ты развей его неуверенность. Согласен, коммунист Мирошниченко?
Тымчик встает. И своим выступлением как бы подводит итог, обобщает все высказанное коммунистами.
— Главное — воспитывать у бойцов морально-психологическую стойкость. Чтобы солдат поверил в себя, а значит, в свою победу... Ничто так не расслабляет бойцов, как непродуманные решения, отсутствие уставного порядка...
— Тут одних бесед не хватит,— вслух размышляет военком полка.
— Верно, будем налаживать весь процесс- обучения и воспитания... Требуется занять не только мускулы, но и головы людей. Не только отрывать траншеи, но и уставы изучать, отрабатывать тактические приемы. Особо хочу напомнить, ту истину, что заботиться о людях — прямая обязанность всех командиров. Накормить вовремя— это само собой разумеется. А ты радей о том, чтобы боец быстрее научился метко стрелять, готовить надежный окоп, переползать по-пластунски, избавился от танкобоязни. Сохранишь ему жизнь — он тебя долго помнить будет. Что, комиссар, не согласен?
— Почему же, все правильно.
Тымчик слегка собирает морщинки на лбу и продолжает перечислять меры, какие, на его взгляд, надо предпринять для укрепления дисциплины, повышения бдительности.
— Оборону совершенствовать постоянно,— настаивает он и под конец сокрушается:—До весны, видно, будем стоять на одном месте.
Мирошниченко слушает выступающих с какой-то особой заинтересованностью. «Выходит, умеем мы анализировать свои практические дела — удачи и просчеты. А это — немаловажно»,— отмечает про себя. Ему кажется, что стены землянки вдруг раздвинулись, вокруг стало светлее и дышится легче.
— Разговорились мы сегодня,—улыбается Заседателей.— Но собраний давно не проводили и потому соскучились...
Высказаться успевают почти все. О многом говорили и долго. А решение — короче не придумаешь; в трех пунктах по одной строке: с позиции не сходить, драться до последнего патрона, в плен не сдаваться.
Собрание закрыто, но люди не спешат расходиться. Старшина Пугин смотрит на разведчика, подталкивает под локоть:
— Согрелся, Цезарь? А то просил горячего чая... Мирошниченко хочет что-то сказать, но от пережитого волнения, что ли, лишь хлопает себя по коленке, машет рукой.
— Заряда этого хватит надолго,— наконец произносит он.— Здесь мы не будем сидеть сложа руки.
РЕЙДЫ ВО ВРАЖЕСКИЙ ТЫЛ
Оборона с каждым днем приобретает все более активный характер. Все чаще вступает в схватки с врагом отдельный истребительный батальон дивизии, сформированный в конце сентября для поиска и уничтожения диверсионных групп, которые противник упорно и настойчиво засылает в наш тыл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Избранные в президиум усаживаются за грубый, наспех сбитый из неоструганных досок стол, Тымчик чисто выбрит, в, новой суконной гимнастерке, сплошь затянутой ремнями еще довоенного снаряжения. Слева от него шелестит блокнотом Заседателев— он сегодня докладчик; по правую руку — командир взвода старшина Пугин.
— Почтим память наших товарищей, павших в боях...
Имен Заседателев не называет — это просто невозможно.— от Днепра до Северского Донца путь неблизкий, и подсчитать, сколько людей полегло в неравных схватках, не так просто. Но собравшиеся и без того знают, о ком идет речь, и встают, чтобы почтить память погибших. С минуту;в землянке висит тяжкое молчание.
— Перейдем, к повестке дня...
Доклад Заседателева длится минут десять, не больше. Начинает он какими-то глуховато-тяжелым голосом:
— На пороге двадцать четвертой годовщины Великого Октября наш народ и его армия держат труднейший экзамен. Фашисты стоят в восьмидесяти километрах от Москвы, а на юге стучатся в ворота Кавказа. Но партия и правительствр делают все для разгрома зарвавшегося врага.
После этого вступления, вроде безо всякого перехода, докла'дчик сообщает, что на семинаре в политотделе дивизии состоялся разбор боевых действий полков. Голос его обретает обычную окраску. Рисует картину за картиной. Они знакомы почти всем присутствующим.
— Если в августе дивизия сумела пресечь попытки врага форсировать Днепр, то в сентябре сделать это оказалось невозможным. Мы не смогли удержать наличными силами Полтаву и Харьков. Рядом с нами, бок о бок, героически сражались ополченцы. Мы стояли, пока не поступал приказ об отходе. В этом, следует отметить,— проявление нашей дисциплинированности. И впредь мы должны помнить, что теперь воедино слиты наши дисциплины — партийная и военная.
Затем военком переходит к характеристике двух последних дней, когда полк и вся дивизия были вовлечены в бой с фашистами, прорвавшимися на восточный берег
Северского Донца. Враг оттеснен с большими для него потерями. Из этого надо сделать вывод: спокойной жизни в обороне ждать не приходится.
— Полку приказано выделить истребителей танков на сборы дивизии по семидневной программе. Вводятся регулярные занятия всего личного состава по политической, стрелковой, тактической, инженерной подготовке и противохимической защите. Кроме того, в Валуй-ках отдельный саперный батальон дивизии сооружает оборонительный район. В то же время приказано готовить переправочные средства через водную преграду.
Заканчивает свое выступление Заседателев разбором опыта постановки пропагандистской и партийно-массовой работы в полках.
— Вопросы к докладчику есть? — председатель собрания Пугин смотрит вокруг выжидающе.
— Какие новости в штабах? Вновь встает Заседателев:
— Звания младшему начсоставу присваиваются уже в дивизии... Обещают создать дивизионную школу, которая будет готовить командиров отделений и пулеметных, расчетов... Вот, кажется, и все.
С мест поднимаются, один за другим коммунисты. Разговор ведут о наболевшем. Семен Ильич Струков предлагает наладить караульную службу и оповещение — за этот участок работы, в, первую, очередь, отвечает начальник штаба, но ему не обойтись без помощи коммунистов. Комбат Константин Лукьянович Нароенко, по-сибирски скупой на слова, коротко говорит, что не удовлетворен командирами взводов из сержантов — ре-бят надо учить и учить.
Сбивчивые выступления длятся недолго, но Мирошниченко отмечает про себя, что говорят все по существу. Сам просит слова.» Как бороться с вражеской пропагандой— вот волнующий его вопрос. Пересказывает разговор с бойцом перед собранием. Все знают, что листовки, разбрасываемые фашистами с самолетов,— грязная ложь, но... ведь люди бывают разные...
Мирошниченко садится на свое место, глядит в сторону президиума. Ему кажется, что высказал свои мысли Сбивчиво и его никто не понял. Но на самом деле это не так. Командир полка тянется через стол:.
— Это мы должны вести разъяснительную работу. Человек нрочел листовку, а ты ему покажи, как немец
обращается с пленными. Приуныл отчего-то боец, а ты развей его неуверенность. Согласен, коммунист Мирошниченко?
Тымчик встает. И своим выступлением как бы подводит итог, обобщает все высказанное коммунистами.
— Главное — воспитывать у бойцов морально-психологическую стойкость. Чтобы солдат поверил в себя, а значит, в свою победу... Ничто так не расслабляет бойцов, как непродуманные решения, отсутствие уставного порядка...
— Тут одних бесед не хватит,— вслух размышляет военком полка.
— Верно, будем налаживать весь процесс- обучения и воспитания... Требуется занять не только мускулы, но и головы людей. Не только отрывать траншеи, но и уставы изучать, отрабатывать тактические приемы. Особо хочу напомнить, ту истину, что заботиться о людях — прямая обязанность всех командиров. Накормить вовремя— это само собой разумеется. А ты радей о том, чтобы боец быстрее научился метко стрелять, готовить надежный окоп, переползать по-пластунски, избавился от танкобоязни. Сохранишь ему жизнь — он тебя долго помнить будет. Что, комиссар, не согласен?
— Почему же, все правильно.
Тымчик слегка собирает морщинки на лбу и продолжает перечислять меры, какие, на его взгляд, надо предпринять для укрепления дисциплины, повышения бдительности.
— Оборону совершенствовать постоянно,— настаивает он и под конец сокрушается:—До весны, видно, будем стоять на одном месте.
Мирошниченко слушает выступающих с какой-то особой заинтересованностью. «Выходит, умеем мы анализировать свои практические дела — удачи и просчеты. А это — немаловажно»,— отмечает про себя. Ему кажется, что стены землянки вдруг раздвинулись, вокруг стало светлее и дышится легче.
— Разговорились мы сегодня,—улыбается Заседателей.— Но собраний давно не проводили и потому соскучились...
Высказаться успевают почти все. О многом говорили и долго. А решение — короче не придумаешь; в трех пунктах по одной строке: с позиции не сходить, драться до последнего патрона, в плен не сдаваться.
Собрание закрыто, но люди не спешат расходиться. Старшина Пугин смотрит на разведчика, подталкивает под локоть:
— Согрелся, Цезарь? А то просил горячего чая... Мирошниченко хочет что-то сказать, но от пережитого волнения, что ли, лишь хлопает себя по коленке, машет рукой.
— Заряда этого хватит надолго,— наконец произносит он.— Здесь мы не будем сидеть сложа руки.
РЕЙДЫ ВО ВРАЖЕСКИЙ ТЫЛ
Оборона с каждым днем приобретает все более активный характер. Все чаще вступает в схватки с врагом отдельный истребительный батальон дивизии, сформированный в конце сентября для поиска и уничтожения диверсионных групп, которые противник упорно и настойчиво засылает в наш тыл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78