Уже известно, что противник создает свою оборону по принципу узлов сопротивления, состоящих из взводных опорных пунктов; они занимают десять-двенадцать домов, у них своя полоса обстрела, огневые точки, телефонная связь. В каждом взводе — тяжелые пулеметы и противотанковые пушки. Есть дзоты, как правило, в хозяйственных по-, стройках; в стенах — бойницы для автоматчиков. В случае артобстрела, последние спускаются в погреба.
Теперь это все знают. Знают и учитывают при организации боя. И стрелки, и артиллеристы.Проходит еще час.
Рота вновь поднимается в атаку, и опять огонь прижимает людей к. земле. Вскоре следует команда, которую все воспринимают с каким-то облегчением: «Закрепиться на достигнутом рубеже и готовиться к последующим наступательным действиям».
На рассвете 13 мая атака возобновляется. На сей раз результаты налицо; на правом фланге и в центре к полудню продвинулись на пять-шесть километров.
Радость эта, не успев созреть, сменяется тревогой. Контрудар танков и пехоты противника в направлении Старого Салтова, как эхо, отдается и здесь. Сосед справа отходит на восточный берег Большой Бабки. Тесниться приходится и нашим стрелковым ротам.
Не приносит облегчения и ночь. Одной из рот 1053-го стрелкового полка приказано предпринять разведку боем. Но она вынуждена вернуться в свою траншею ни с чем. И снова ощущается холод. За день земля прогревается, становится мягкой, но к утру твердеет так, что •каблук не отпечатывается. Усталость усиливается от бессонницы еще больше. Но всем надо оставаться на ногах.
Весь день 14 мая изобилует атаками пехоты и танков противника. Отбить их удается с большим трудом. Понятно, это вызывает досаду.
— Перезимовал немец,—слышит Василий Карпу-шинский за своей спиной голос Кислого. Он понимает что никто такого напора противника не ожидал. Теперь, когда тот подтянет танки, вызовет авиацию, не так-то просто будет сдержать его натиск. Пусть полку не удалось продвинуться, но уже то, чего он достиг,— немало. Если рассматривать весеннее наступление с точки зрения частной операции, то неприятель понес немалые потери, да и наше исходное положение улучшено.
Однако достижения эти противник скоро сводит на нет. Временные успехи будто возвращают ему уверенность. 17 мая враг наносит новый мощный удар. Наши части теряют важный оперативный плацдарм и вынуждены перейти к обороне в невыгодных условиях. Искрометная весна первого года войны серьезно экзаменует нас. А что сулит второе лето?
ГОД ВТОРОЙ
ЭКЗАМЕН НА ЗРЕЛОСТЬ
— Смотрите, пчелы летят!
Гаджиев на минуту отрывается от бинокля и провожает взглядом гудящий рой. Певучий клубок быстро исчезает, растворяется среди золотых головок подсолнечника. Тут, по левую сторону от дороги, окопались артиллеристы, а стрелковая рота залегла справа.
Он напряженно всматривается в искрящуюся от июньского солнца степь и, наконец, замечает на горизонте тонкие, хрупкие облачка пыли. — Ясно, мотопехота пожаловала. Крадутся, как кошки к мясу...
Когда на пригорок выбираются бронетранспортеры и выскакивают машины, крытые рыжим брезентом, Абдул-лавал громко командует:
— По местам!
От волнения его голос становится удивительно писклявым. Раньше за собой он такого вроде не замечал. Гаджиев беспокоится за исход предстоящего боя и скрыть этого не в состоянии. Почему-то вспоминает преподавателей артучилища. Будто сговорившись, они твердили одно и то же: «Даже кстати, что ростом не вышел, противотанкисты везде нужны». Пророчество сбылось, Но пока ему не удалось подбить ни; одного танка.
Дорога пустынна. Куда же девались машины? Конечно, автоматчики спешились в лощине и сейчас на пригорке появится цепь. Так и есть. Серые фигурки вырастают на глазах. Еще не видя ничего перед собой, начинают поливать из автоматов и пшеницу, и подсолнухи. Стремглав выскакивают два бронетранспортера. Они уже на дистанции прямого выстрела.
— Взвод!.. К орудиям!
Оба расчета действуют четко и слаженно. Перед цепью наступающих густо брызжут коричневые фонтанчики дыма. Теперь уже не нужно выкрикивать команды, люди все делают сами. Огонь плотный, иначе гитлеровцы не залегли бы.
Здесь, на Северском Донце, дивизия отчаянно сражается за каждый клочок земли уже восьмой месяц. Отбивает натиск врага, сама контратакует, устраивает вылазки, уничтожая вражеские гарнизоны в оккупированных селах трижды —в январе, марте и мае —переходит в наступление. Но сегодня... приходится пятиться назад под нажимом до зубов вооруженных частей 6-й немецкой армии, сделавшей большой бросок из района Волчанска. Похоже, вся наша 38-я армия получила приказ на отход.
Обстановка проясняется после встречи с майором Тымчиком.
— Это вы —мой сосед справа? — обращается он к Гаджиеву. В уставших глазах незнакомого майора сквозит тревога.—Связь со штадивом, прервана... Нам не позавидуешь... Гонтаровка позади.
До Гаджиева медленно доходит смысл только что услышанного — кольцо окружения... Если оно сомкнется, окажется гораздо шире, чем он предполагал. К тому же на исходе боеприпасы.
Пристально глядя в побледневшее лицо лейтенанта-артиллериста, майор неожиданно заключает:
— Бросьте оглядываться назад... Раз надо, будем драться и в окружении, джигит...
Невольно майору вспомнился приезд в дивизию С. К. Тимошенко. Это было всего пять дней назад — 7 июня. Маршал отметил высокий моральный и боевой дух личного состава дивизии, объявил благодарность и, как бы между прочим, заметил, что ввести врага в заблуждение — дело довольно сложное, ведь он тоже к этому стремится. Кто кого - вот как стоит вопрос. А затем уже с беспощадной прямотой и откровенностью: разбить противника у нас пока очень мало шансов, но задержать врага на Северском Донце наши войска должны во что бы то ни стало, несмотря на большой перевес противника в живой силе и технике.
В эти дни дивизии пришлось особенно трудно. Не легче было и на левом фланге, и у соседей справа — на всем многокилометровом Юго-Западном фронте в сражение были введены крупные силы танков, самолетов, пе-
хоты, артиллерии. Временами положение становилось угрожающим. И Тымчику казалось, что окружение неминуемо. При одной мысли об этом его бросало в жар. Что это — нерешительность или страх? Скорее всего чувство ответственности за судьбы людей, технику. Теперь, когда связь со штабом дивизии нарушилась, ему предстояло действовать самостоятельно. Самое главное — переправиться на тот берег. Все другое должно отойти на задний план. Лишь бы сохранить людей. Иначе — зачем же он здесь? Только личным примером можно зажечь их, заставить, сделать то, что кажется невыполнимым и невозможным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Теперь это все знают. Знают и учитывают при организации боя. И стрелки, и артиллеристы.Проходит еще час.
Рота вновь поднимается в атаку, и опять огонь прижимает людей к. земле. Вскоре следует команда, которую все воспринимают с каким-то облегчением: «Закрепиться на достигнутом рубеже и готовиться к последующим наступательным действиям».
На рассвете 13 мая атака возобновляется. На сей раз результаты налицо; на правом фланге и в центре к полудню продвинулись на пять-шесть километров.
Радость эта, не успев созреть, сменяется тревогой. Контрудар танков и пехоты противника в направлении Старого Салтова, как эхо, отдается и здесь. Сосед справа отходит на восточный берег Большой Бабки. Тесниться приходится и нашим стрелковым ротам.
Не приносит облегчения и ночь. Одной из рот 1053-го стрелкового полка приказано предпринять разведку боем. Но она вынуждена вернуться в свою траншею ни с чем. И снова ощущается холод. За день земля прогревается, становится мягкой, но к утру твердеет так, что •каблук не отпечатывается. Усталость усиливается от бессонницы еще больше. Но всем надо оставаться на ногах.
Весь день 14 мая изобилует атаками пехоты и танков противника. Отбить их удается с большим трудом. Понятно, это вызывает досаду.
— Перезимовал немец,—слышит Василий Карпу-шинский за своей спиной голос Кислого. Он понимает что никто такого напора противника не ожидал. Теперь, когда тот подтянет танки, вызовет авиацию, не так-то просто будет сдержать его натиск. Пусть полку не удалось продвинуться, но уже то, чего он достиг,— немало. Если рассматривать весеннее наступление с точки зрения частной операции, то неприятель понес немалые потери, да и наше исходное положение улучшено.
Однако достижения эти противник скоро сводит на нет. Временные успехи будто возвращают ему уверенность. 17 мая враг наносит новый мощный удар. Наши части теряют важный оперативный плацдарм и вынуждены перейти к обороне в невыгодных условиях. Искрометная весна первого года войны серьезно экзаменует нас. А что сулит второе лето?
ГОД ВТОРОЙ
ЭКЗАМЕН НА ЗРЕЛОСТЬ
— Смотрите, пчелы летят!
Гаджиев на минуту отрывается от бинокля и провожает взглядом гудящий рой. Певучий клубок быстро исчезает, растворяется среди золотых головок подсолнечника. Тут, по левую сторону от дороги, окопались артиллеристы, а стрелковая рота залегла справа.
Он напряженно всматривается в искрящуюся от июньского солнца степь и, наконец, замечает на горизонте тонкие, хрупкие облачка пыли. — Ясно, мотопехота пожаловала. Крадутся, как кошки к мясу...
Когда на пригорок выбираются бронетранспортеры и выскакивают машины, крытые рыжим брезентом, Абдул-лавал громко командует:
— По местам!
От волнения его голос становится удивительно писклявым. Раньше за собой он такого вроде не замечал. Гаджиев беспокоится за исход предстоящего боя и скрыть этого не в состоянии. Почему-то вспоминает преподавателей артучилища. Будто сговорившись, они твердили одно и то же: «Даже кстати, что ростом не вышел, противотанкисты везде нужны». Пророчество сбылось, Но пока ему не удалось подбить ни; одного танка.
Дорога пустынна. Куда же девались машины? Конечно, автоматчики спешились в лощине и сейчас на пригорке появится цепь. Так и есть. Серые фигурки вырастают на глазах. Еще не видя ничего перед собой, начинают поливать из автоматов и пшеницу, и подсолнухи. Стремглав выскакивают два бронетранспортера. Они уже на дистанции прямого выстрела.
— Взвод!.. К орудиям!
Оба расчета действуют четко и слаженно. Перед цепью наступающих густо брызжут коричневые фонтанчики дыма. Теперь уже не нужно выкрикивать команды, люди все делают сами. Огонь плотный, иначе гитлеровцы не залегли бы.
Здесь, на Северском Донце, дивизия отчаянно сражается за каждый клочок земли уже восьмой месяц. Отбивает натиск врага, сама контратакует, устраивает вылазки, уничтожая вражеские гарнизоны в оккупированных селах трижды —в январе, марте и мае —переходит в наступление. Но сегодня... приходится пятиться назад под нажимом до зубов вооруженных частей 6-й немецкой армии, сделавшей большой бросок из района Волчанска. Похоже, вся наша 38-я армия получила приказ на отход.
Обстановка проясняется после встречи с майором Тымчиком.
— Это вы —мой сосед справа? — обращается он к Гаджиеву. В уставших глазах незнакомого майора сквозит тревога.—Связь со штадивом, прервана... Нам не позавидуешь... Гонтаровка позади.
До Гаджиева медленно доходит смысл только что услышанного — кольцо окружения... Если оно сомкнется, окажется гораздо шире, чем он предполагал. К тому же на исходе боеприпасы.
Пристально глядя в побледневшее лицо лейтенанта-артиллериста, майор неожиданно заключает:
— Бросьте оглядываться назад... Раз надо, будем драться и в окружении, джигит...
Невольно майору вспомнился приезд в дивизию С. К. Тимошенко. Это было всего пять дней назад — 7 июня. Маршал отметил высокий моральный и боевой дух личного состава дивизии, объявил благодарность и, как бы между прочим, заметил, что ввести врага в заблуждение — дело довольно сложное, ведь он тоже к этому стремится. Кто кого - вот как стоит вопрос. А затем уже с беспощадной прямотой и откровенностью: разбить противника у нас пока очень мало шансов, но задержать врага на Северском Донце наши войска должны во что бы то ни стало, несмотря на большой перевес противника в живой силе и технике.
В эти дни дивизии пришлось особенно трудно. Не легче было и на левом фланге, и у соседей справа — на всем многокилометровом Юго-Западном фронте в сражение были введены крупные силы танков, самолетов, пе-
хоты, артиллерии. Временами положение становилось угрожающим. И Тымчику казалось, что окружение неминуемо. При одной мысли об этом его бросало в жар. Что это — нерешительность или страх? Скорее всего чувство ответственности за судьбы людей, технику. Теперь, когда связь со штабом дивизии нарушилась, ему предстояло действовать самостоятельно. Самое главное — переправиться на тот берег. Все другое должно отойти на задний план. Лишь бы сохранить людей. Иначе — зачем же он здесь? Только личным примером можно зажечь их, заставить, сделать то, что кажется невыполнимым и невозможным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78