Бригады 4-го мехкорпуса оказываются впереди всех километров на двадцать.
И все же развить этот успех непросто. Противник успевает не только закрыть брешь, пробитую в его обороне
мехкорпусом, но и значительно уплотнить свои боевые порядки. А через день контратакует и теснит наши части.
— А ты думал, что наступление — это марш-бросок без передышки. И так от реки Мышкова оставили позади себя, считай, верст четыреста. Передохн'ем малость, подтянем наши тылы, подвезем патроны и харч, а тогда уже и снова тронемся...— втолковывает молоденькому саперу, показывая рукой на противоположную сторону реки, взводный Павел Николенко.— А пока придется потоптаться на левом берегу...
Неоднократные попытки в первой декаде марта прорвать оборону противника на Миусе не принесли желае-мых результатов. Все чувствовали, что более чем семидесятидневные бои ослабили наши части. Дороги размыты. Дает о себе знать нехватка боеприпасов и продовольствия. Об этом без обиняков полковник Тым-чик доносит командарму. Он считает, что дивизии надо отдохнуть, привести себя в порядок, доукомплектоваться. 10 марта поступает приказ: вся 2-я гвардейская армия выводится в резерв фронта.
По утрам начинает пригревать солнце. Неохотно принимая на себя тепло, медленно оседает снег. В воздухе горчит прелый запах подталов. Недалеко то время, когда от берегов Миуса отвалят груды льдин и, собравшись стайками, напирая друг на друга, заторопятся к морю. В сводках Совинформбюро теперь почти ежедневно будет упоминаться участок фронта западнее Ростова-на-Дону. Потекут унылые, однообразные дни напряженных боев в обороне. И все же фронт здесь стабилизируется на всем 180-километровом миусском рубеже. До лета.
Старший сержант Яков Олейник готов утверждать: стоит отвлечься хоть на неделю от боевых действий, как люди становятся мягче. За эти дни все успевают ближе познакомиться друг с другом. И привести себя в порядок. После бани выглядят помолодевшими, опрятными. Аккуратно подстрижены, гладко выбриты. Спешат сфотографироваться, отправить карточки домой. Тем более, что форма одежды новая. Брюки, правда, изменений не претерпели, только гимнастерка. Теперь она со стоячим воротником и погонами. Непривычно взгляду, но краси-
во. Во всяком случае, ему нравится. Принаряжены офицеры Мосейчук, Носков. Приоделись во все новое и связистки. Даша Банченко в короткой юбке и мягких бре-зентовых сапожках выглядит совсем девчонкой. Яков знает тайну Даши — любит она Геннадия. А тот часто наведуется в роту связи и все досадует на свою робость. Может, теперь, на отдыхе, наконец объяснятся?
— Выходи на утренний смотр!—эту команду Олейник подает уже неделю, и всякий раз придирчиво проверяет и внешний вид бойцов, и состояние их оружия. Не отступает от заведенного правила и сегодня: могут, заглянуть офицеры из штаба или политотдела, тем более, что размещаются они в одном селе Сайков-ском.
Утренним осмотром старший сержант остается доволен и разрешает разойтись бойцам на завтрак.
— Дядя, хочешь почитать одну байку?
Олейник смотрит на худенького изможденного подростка, берет из его рук скомканный лист бумаги. С нескрываемой гордостью паренек поясняет:
— Гитлерюги расклеили, а я сорвал.
Текст объявления, набранного жирным типографским шрифтом, гласил:
ОБЪЯВЛЕНИЕ
1. Всякое движение вне населенного пункта без надлежащего разрешения — ВОСПРЕЩАЕТСЯ. Выданные до настоящего времени пропуска на передвижение между населенными пунктами, теряют свою силу упраздняются.
Разрешение на передвижение в течение ДНЕВНОГО ВРЕМЕНИ немецкие власти выдают теперь в НУЖНЫХ, ОБОСНОВАННЫХ и ИСКЛЮЧИТЕЛЬНЫХ СЛУЧАЯХ только на один день. Дневной пропуск после использования следует немедленно сдавать в учреждение, указанное в пропуске... Задержанные без пропуска вне населенного пункта строго наказываются. 2. Всякое движение в НОЧНОЕ ВРЕМЯ (от захода солнца до восхода) вне квартиры—ВОСПРЕЩАЕТСЯ. Нарушающие это требование — РАССТРЕЛИВАЮТСЯ...
Командующий Германскими войсками.
Внизу стояла печать с черной фашистской свастикой. Перечитав еще раз текст, Яков Васильевич решает отнести объявление в политотдел. Но сначала хочет показать его бойцам.
Где-то рядом слышится звонкий скрежет металла. Олейник мчится по улице, поворачивает за сарай. Солома
с крыши сарая снята на корм скоту или топливо — и сейчас он выглядит весьма неприглядно.
За углом, никого не замечая, примостилась ватага подростков, чумазых, в лохмотьях. У двоих ржавые крючковатые зубья борон, обломки кирпичей почти у всех. Отчаявшись вскрыть круглые зеленые коробки, ребята задумали развести костер, положить в него свои находки и посмотреть со стороны: что же будет. Олей-нику с трудом удается убедить озорников не трогать мины до прихода саперов.
Прибывший Иван Елисеевич Малых расспрашивает, где были найдены круглые диски, идет с миноискателем по стежке, находит еще несколько «сюрпризов». Вместе с Николенко ставит ограждение — будут извлекать мины.
Хмурый Яков Васильевич направляется к дому, где разместился вместе с Борисом Поповым и Прокофием Ворониным. Входит в просторную горницу. На столе шумит, пофыркивая, самовар, лежит хлеб. На кухне мелькает отсутствовавшая все эти дни хозяйка. Олейник смотрит и не поймет, из чего выпечен хлеб — из мякины или картофельной шелухи? Похоже, что и крапива добавлена — зеленые прожилки густо избороздили черный как земля ломоть. Трудно поверить, что такой хлеб ели люди. Переводит взгляд на хозяйку и замечает, что скулы и шея ее обтянуты тощей морщинистой кожей.
— Доставайте снедь, ребята,— командует товарищам Борису Попову и Прокофию Воронину.
Хозяйка горестно поджимает губы, ее начинает сотрясать астматический кашель. Когда, наконец, приступ проходит, она трудно, с придыхом сообщает:
— Зерно на посев из Тамбова привезли, а пахать некому и нечем...
Передохнув, печально рассказывает:
— Во всем Сайковском — ни одной лошадки. И у соседей просить нечего — кругом нищета. Впрягаем тощих коровенок в плуги, сами тащим бороны...
Олейник решается взять на себя ответственность за совет:
—А вы сходите к нашему полковнику, у него ни для кого часы приема не установлены.
— Больно председатель у нас нерешительный. Может, бабам ваш начальник не посмеет не уважить...
Тымчик не только не отказывает в просьбе — выделяет лошадей с ездовыми, которые будут пахать и сеять, придает им саперов, обязанных поручиться за разминирование полей.
Настроение у комдива приподнятое еще с утра. Получены наряды на выделенное дивизии дополнительное вооружение, она будет пополнена всем необходимым по штату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
И все же развить этот успех непросто. Противник успевает не только закрыть брешь, пробитую в его обороне
мехкорпусом, но и значительно уплотнить свои боевые порядки. А через день контратакует и теснит наши части.
— А ты думал, что наступление — это марш-бросок без передышки. И так от реки Мышкова оставили позади себя, считай, верст четыреста. Передохн'ем малость, подтянем наши тылы, подвезем патроны и харч, а тогда уже и снова тронемся...— втолковывает молоденькому саперу, показывая рукой на противоположную сторону реки, взводный Павел Николенко.— А пока придется потоптаться на левом берегу...
Неоднократные попытки в первой декаде марта прорвать оборону противника на Миусе не принесли желае-мых результатов. Все чувствовали, что более чем семидесятидневные бои ослабили наши части. Дороги размыты. Дает о себе знать нехватка боеприпасов и продовольствия. Об этом без обиняков полковник Тым-чик доносит командарму. Он считает, что дивизии надо отдохнуть, привести себя в порядок, доукомплектоваться. 10 марта поступает приказ: вся 2-я гвардейская армия выводится в резерв фронта.
По утрам начинает пригревать солнце. Неохотно принимая на себя тепло, медленно оседает снег. В воздухе горчит прелый запах подталов. Недалеко то время, когда от берегов Миуса отвалят груды льдин и, собравшись стайками, напирая друг на друга, заторопятся к морю. В сводках Совинформбюро теперь почти ежедневно будет упоминаться участок фронта западнее Ростова-на-Дону. Потекут унылые, однообразные дни напряженных боев в обороне. И все же фронт здесь стабилизируется на всем 180-километровом миусском рубеже. До лета.
Старший сержант Яков Олейник готов утверждать: стоит отвлечься хоть на неделю от боевых действий, как люди становятся мягче. За эти дни все успевают ближе познакомиться друг с другом. И привести себя в порядок. После бани выглядят помолодевшими, опрятными. Аккуратно подстрижены, гладко выбриты. Спешат сфотографироваться, отправить карточки домой. Тем более, что форма одежды новая. Брюки, правда, изменений не претерпели, только гимнастерка. Теперь она со стоячим воротником и погонами. Непривычно взгляду, но краси-
во. Во всяком случае, ему нравится. Принаряжены офицеры Мосейчук, Носков. Приоделись во все новое и связистки. Даша Банченко в короткой юбке и мягких бре-зентовых сапожках выглядит совсем девчонкой. Яков знает тайну Даши — любит она Геннадия. А тот часто наведуется в роту связи и все досадует на свою робость. Может, теперь, на отдыхе, наконец объяснятся?
— Выходи на утренний смотр!—эту команду Олейник подает уже неделю, и всякий раз придирчиво проверяет и внешний вид бойцов, и состояние их оружия. Не отступает от заведенного правила и сегодня: могут, заглянуть офицеры из штаба или политотдела, тем более, что размещаются они в одном селе Сайков-ском.
Утренним осмотром старший сержант остается доволен и разрешает разойтись бойцам на завтрак.
— Дядя, хочешь почитать одну байку?
Олейник смотрит на худенького изможденного подростка, берет из его рук скомканный лист бумаги. С нескрываемой гордостью паренек поясняет:
— Гитлерюги расклеили, а я сорвал.
Текст объявления, набранного жирным типографским шрифтом, гласил:
ОБЪЯВЛЕНИЕ
1. Всякое движение вне населенного пункта без надлежащего разрешения — ВОСПРЕЩАЕТСЯ. Выданные до настоящего времени пропуска на передвижение между населенными пунктами, теряют свою силу упраздняются.
Разрешение на передвижение в течение ДНЕВНОГО ВРЕМЕНИ немецкие власти выдают теперь в НУЖНЫХ, ОБОСНОВАННЫХ и ИСКЛЮЧИТЕЛЬНЫХ СЛУЧАЯХ только на один день. Дневной пропуск после использования следует немедленно сдавать в учреждение, указанное в пропуске... Задержанные без пропуска вне населенного пункта строго наказываются. 2. Всякое движение в НОЧНОЕ ВРЕМЯ (от захода солнца до восхода) вне квартиры—ВОСПРЕЩАЕТСЯ. Нарушающие это требование — РАССТРЕЛИВАЮТСЯ...
Командующий Германскими войсками.
Внизу стояла печать с черной фашистской свастикой. Перечитав еще раз текст, Яков Васильевич решает отнести объявление в политотдел. Но сначала хочет показать его бойцам.
Где-то рядом слышится звонкий скрежет металла. Олейник мчится по улице, поворачивает за сарай. Солома
с крыши сарая снята на корм скоту или топливо — и сейчас он выглядит весьма неприглядно.
За углом, никого не замечая, примостилась ватага подростков, чумазых, в лохмотьях. У двоих ржавые крючковатые зубья борон, обломки кирпичей почти у всех. Отчаявшись вскрыть круглые зеленые коробки, ребята задумали развести костер, положить в него свои находки и посмотреть со стороны: что же будет. Олей-нику с трудом удается убедить озорников не трогать мины до прихода саперов.
Прибывший Иван Елисеевич Малых расспрашивает, где были найдены круглые диски, идет с миноискателем по стежке, находит еще несколько «сюрпризов». Вместе с Николенко ставит ограждение — будут извлекать мины.
Хмурый Яков Васильевич направляется к дому, где разместился вместе с Борисом Поповым и Прокофием Ворониным. Входит в просторную горницу. На столе шумит, пофыркивая, самовар, лежит хлеб. На кухне мелькает отсутствовавшая все эти дни хозяйка. Олейник смотрит и не поймет, из чего выпечен хлеб — из мякины или картофельной шелухи? Похоже, что и крапива добавлена — зеленые прожилки густо избороздили черный как земля ломоть. Трудно поверить, что такой хлеб ели люди. Переводит взгляд на хозяйку и замечает, что скулы и шея ее обтянуты тощей морщинистой кожей.
— Доставайте снедь, ребята,— командует товарищам Борису Попову и Прокофию Воронину.
Хозяйка горестно поджимает губы, ее начинает сотрясать астматический кашель. Когда, наконец, приступ проходит, она трудно, с придыхом сообщает:
— Зерно на посев из Тамбова привезли, а пахать некому и нечем...
Передохнув, печально рассказывает:
— Во всем Сайковском — ни одной лошадки. И у соседей просить нечего — кругом нищета. Впрягаем тощих коровенок в плуги, сами тащим бороны...
Олейник решается взять на себя ответственность за совет:
—А вы сходите к нашему полковнику, у него ни для кого часы приема не установлены.
— Больно председатель у нас нерешительный. Может, бабам ваш начальник не посмеет не уважить...
Тымчик не только не отказывает в просьбе — выделяет лошадей с ездовыми, которые будут пахать и сеять, придает им саперов, обязанных поручиться за разминирование полей.
Настроение у комдива приподнятое еще с утра. Получены наряды на выделенное дивизии дополнительное вооружение, она будет пополнена всем необходимым по штату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78