Он подходит к стереотрубе, старательно обтянутой для маскировки марлевым бинтом. Два тайка противника стоят на заснеженном пригорке и не двигаются. Видно, их успело подбить орудие Федора Тимощука, назначенное кочующим и выдвинутое еще затемно на прямую наводку.
К вышедшим из строя машинам, медленно крадучись, ползет фашистский тягач. Расчет погиб — иначе не преминул бы воспользоваться беспечностью вражеских танкистов. А может, нет снарядов или повреждена пушка? Конечно, это все только предположения. Ильяшук вопросительно смотрит на батальонного комиссара, подзывает шофера.
— Помните, Абузов, где мы на рассвете разгружали машину? Там, за пустырем,— пушка. Надо взять ее на буксир.
На какой-то миг в сощуренных глазах шофера вспыхивает недоумение: задание невыполнимо! Ведь, противник держит дорогу под прицелом, да и машина не потянет по такому грунту. Ильяшук понимает состояние водителя и, уловив во взгляде Клебанова одобрение, резко, рывком открывает дверцу, садится в кабину.
— Разворачивай, проскочим!
Через полчаса покашливающая полуторка возвращается. Сзади у нее болтается пушка.
— Затвор поврежден,— хмуро сообщает Ильяшук, спрыгивая с подножки.— Пушку мы отремонтируем, а вот людей...— и он подавленно замолкает, помогая выйти из кабины раненым Федору Тимощуку и Пантелею Горулько.
Не так давно в одном бою погибли почти все на батарее, где находился и Валентин Макарович. Он чудом уцелел. Но до того, как об этом стало известно, успели отправить на всех похоронки. А он вот цел и невредим. Мать, сестренка, все родственники, да и племянник, в честь дяди-фронтовика названный Валентином, конечно обрадуются. Но сейчас Ильяшуку от этого не легче. Погиб еще один расчет... Обрести душевное равновесие мешает горестное сознание того, что материальной части в полку — раз-два и обчелся. Как быть? Кому теперь нужна его специальность артиллерийского техника? Какую искать себе должность? Правда, в арттехучили-ще он получил не только знания устройства многих типов орудий, боеприпасов, оптических приборов, но и навыки подготовки исходных данных для стрельбы как с закрытых позиций, так и прямой наводкой. Может, попроситься командиром огневого взвода?
Холод забирается все дальше за воротник, его не ощущают лишь раненые. Тимощук все просит: «Воды!»
Но ее нет. Нет и чистого снега, все вытоптано вокруг, перемешано с землей....
Скопом .наплывают со свинцовыми подпалинами глыбистые тучи. Начинает кружить неугомонная в эти дни поземка.
— Погодка .нам на руку, елочки-березки,— говорит Николай Абузов довольно громко.— Пусть немец коченеет...
...Конец ноября. Дивизия готовится к наступлению. Но противник опережает еобытия. Малыми силами он прорывается на восточный берег Северского Донца, но 300-я восстанавливает прежний рубеж обороны. Всю декаду не было боевых столкновений. И лишь 12 декабря дивизия предпринимает атаку на села Хотомля и Писаревка. Наступление завершилось успешно и полки улучшили свое положение.
Теперь задействованными оказываются лишь истребительный батальон да немногочисленные разведгруппы, комплектуемые стрелковыми полками. Они все чаще отправляются в расположение врага с задачей не только захватить «языка», но и собирать сведения о поведении гитлеровцев на временно оккупированной ими территории, проводить политическую работу среди местного населения.
Накануне нового года закончила свой рейд по тылам противника группа политработников. Вернулась хоть и без «языка, но с ценным агитматериалом. Так, политруком Малышком был доставлен необычный обличительный документ.
...Вечер торопится опустить свое покрывало на квадраты серого пепла, будто страшится, что люди узнают о происшедшем в этом селе. Но скрыть ничего невозможно. То там, то здесь торчат почерневшие от копоти, теперь ненужные трубы. Скорбь вчерашних хозяев безмерна. Они стоят молча, боясь поднять глаза и еще раз увидеть то, что осталось от их жилищ.
Замерла в скорби о близких сухопарая старушка, ее распущенные волосы треплет холодный ветер. Возле печи, сжавшись в комочек, сидит мальчишка лет семи-восьми; его бьет озноб, глаза воспаленные.
— Мамку убили и братика. Сирота теперь,—печалится щупленькая женщина.— Соколова я., Ирина Федоровна... Возьму Витьку к себе. — Где жить будете?
— Погреб приспособим..
Над землей пуржит мелкая сухая крупа. Сгорбившись, люди бредут вдоль улицы. Вернее, бывшей улицы.
— Если бы вы подоспели чуть раньше,— Ирина Федоровна тяжко вздыхает, в ее глазах все еще блестят слезы.
— Предлагаю составить акт.,:. Возражении нет?
— Все подпишемся...
Так появился этот документ:
«2-8. декабря 1941 года в 7 часов утра фашистские бандиты внезапно ворвались в село Комсомольское ш учинили: кровавую, расправу над мирным населением. Безо всяких причин были расстреляны, Галич Яков Захарович —70 лет, Кобзарь Василий Егорович — б5 лет, Корниенко Семен Евдокимович—70 лет. Бандиты сожгли 110 хат из 136 имевшихся в селе. Затем принялись жечь. погреба, куда попрятались перепуганные женщины и дети. В одном, погребе находилось трое ребятишек в возрасте от 3, до 7 лет; фашисты бросили в него сноп горящей соломы, двое ребят задохнулись от .дыма. В сараях горел скот. Варвары продолжали творить свои черные дела, пока не подоспели наши подразделения, выбившие их из села» *.
ПОКА ВОЕТ ВЬЮГА
По дороге в роту Семен Филиппович. Каневекин любуется искрящимися блестками снега, в деталях, рисует предстоящий разговор с бойцами. Они ждут его возвращения и за ужином, конечно же, начнут расспрашивать обо всею. И он обдумывает, что скажеи. Запомнилась короткая и такая значимая речь военкома дивизии. Чтобы вернуться к родному дому, надо убить фашиста. Любовь и; ненависть. Стоять за свой дом и за страну свою до последнего вздоха. И никакой; пощады врагу. Просто и ясно. Он,. Каневский,.'перескажет евшим друзьям все, что сегодня услышал в штабе дивизии, И еще сообщит, что на завтра обещали прислать в полк кинопередвижку.
Ветер из озорства, готов подхватить его шапку. Он плотнее нахлобучивает ее на лоб.. Начинает кружить снегопад. Верно говорят: у февраля два друга — метель. да вьюга. Но все равно весне заслона не выставишь. Еще полчасика пути; — и своя: хата,—утешает себя
Семен Филиппович и ему теплее становится от этой мысли.
В землянке его ожидает приятный сюрприз: вернулся из медсанбата Александр Легкий.
— Что нового? — набрасывается он, здороваясь со своим другом и удивляясь тому, что тот в шинели нараспашку — раньше такая небрежность за ним не наблюдалась.
— Дни бегут. Оборону держим. В медсанбате, случаем, не слыхал, когда вперед тронемся?
— Так, одни предположения. Говорят, танки должны подойти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
К вышедшим из строя машинам, медленно крадучись, ползет фашистский тягач. Расчет погиб — иначе не преминул бы воспользоваться беспечностью вражеских танкистов. А может, нет снарядов или повреждена пушка? Конечно, это все только предположения. Ильяшук вопросительно смотрит на батальонного комиссара, подзывает шофера.
— Помните, Абузов, где мы на рассвете разгружали машину? Там, за пустырем,— пушка. Надо взять ее на буксир.
На какой-то миг в сощуренных глазах шофера вспыхивает недоумение: задание невыполнимо! Ведь, противник держит дорогу под прицелом, да и машина не потянет по такому грунту. Ильяшук понимает состояние водителя и, уловив во взгляде Клебанова одобрение, резко, рывком открывает дверцу, садится в кабину.
— Разворачивай, проскочим!
Через полчаса покашливающая полуторка возвращается. Сзади у нее болтается пушка.
— Затвор поврежден,— хмуро сообщает Ильяшук, спрыгивая с подножки.— Пушку мы отремонтируем, а вот людей...— и он подавленно замолкает, помогая выйти из кабины раненым Федору Тимощуку и Пантелею Горулько.
Не так давно в одном бою погибли почти все на батарее, где находился и Валентин Макарович. Он чудом уцелел. Но до того, как об этом стало известно, успели отправить на всех похоронки. А он вот цел и невредим. Мать, сестренка, все родственники, да и племянник, в честь дяди-фронтовика названный Валентином, конечно обрадуются. Но сейчас Ильяшуку от этого не легче. Погиб еще один расчет... Обрести душевное равновесие мешает горестное сознание того, что материальной части в полку — раз-два и обчелся. Как быть? Кому теперь нужна его специальность артиллерийского техника? Какую искать себе должность? Правда, в арттехучили-ще он получил не только знания устройства многих типов орудий, боеприпасов, оптических приборов, но и навыки подготовки исходных данных для стрельбы как с закрытых позиций, так и прямой наводкой. Может, попроситься командиром огневого взвода?
Холод забирается все дальше за воротник, его не ощущают лишь раненые. Тимощук все просит: «Воды!»
Но ее нет. Нет и чистого снега, все вытоптано вокруг, перемешано с землей....
Скопом .наплывают со свинцовыми подпалинами глыбистые тучи. Начинает кружить неугомонная в эти дни поземка.
— Погодка .нам на руку, елочки-березки,— говорит Николай Абузов довольно громко.— Пусть немец коченеет...
...Конец ноября. Дивизия готовится к наступлению. Но противник опережает еобытия. Малыми силами он прорывается на восточный берег Северского Донца, но 300-я восстанавливает прежний рубеж обороны. Всю декаду не было боевых столкновений. И лишь 12 декабря дивизия предпринимает атаку на села Хотомля и Писаревка. Наступление завершилось успешно и полки улучшили свое положение.
Теперь задействованными оказываются лишь истребительный батальон да немногочисленные разведгруппы, комплектуемые стрелковыми полками. Они все чаще отправляются в расположение врага с задачей не только захватить «языка», но и собирать сведения о поведении гитлеровцев на временно оккупированной ими территории, проводить политическую работу среди местного населения.
Накануне нового года закончила свой рейд по тылам противника группа политработников. Вернулась хоть и без «языка, но с ценным агитматериалом. Так, политруком Малышком был доставлен необычный обличительный документ.
...Вечер торопится опустить свое покрывало на квадраты серого пепла, будто страшится, что люди узнают о происшедшем в этом селе. Но скрыть ничего невозможно. То там, то здесь торчат почерневшие от копоти, теперь ненужные трубы. Скорбь вчерашних хозяев безмерна. Они стоят молча, боясь поднять глаза и еще раз увидеть то, что осталось от их жилищ.
Замерла в скорби о близких сухопарая старушка, ее распущенные волосы треплет холодный ветер. Возле печи, сжавшись в комочек, сидит мальчишка лет семи-восьми; его бьет озноб, глаза воспаленные.
— Мамку убили и братика. Сирота теперь,—печалится щупленькая женщина.— Соколова я., Ирина Федоровна... Возьму Витьку к себе. — Где жить будете?
— Погреб приспособим..
Над землей пуржит мелкая сухая крупа. Сгорбившись, люди бредут вдоль улицы. Вернее, бывшей улицы.
— Если бы вы подоспели чуть раньше,— Ирина Федоровна тяжко вздыхает, в ее глазах все еще блестят слезы.
— Предлагаю составить акт.,:. Возражении нет?
— Все подпишемся...
Так появился этот документ:
«2-8. декабря 1941 года в 7 часов утра фашистские бандиты внезапно ворвались в село Комсомольское ш учинили: кровавую, расправу над мирным населением. Безо всяких причин были расстреляны, Галич Яков Захарович —70 лет, Кобзарь Василий Егорович — б5 лет, Корниенко Семен Евдокимович—70 лет. Бандиты сожгли 110 хат из 136 имевшихся в селе. Затем принялись жечь. погреба, куда попрятались перепуганные женщины и дети. В одном, погребе находилось трое ребятишек в возрасте от 3, до 7 лет; фашисты бросили в него сноп горящей соломы, двое ребят задохнулись от .дыма. В сараях горел скот. Варвары продолжали творить свои черные дела, пока не подоспели наши подразделения, выбившие их из села» *.
ПОКА ВОЕТ ВЬЮГА
По дороге в роту Семен Филиппович. Каневекин любуется искрящимися блестками снега, в деталях, рисует предстоящий разговор с бойцами. Они ждут его возвращения и за ужином, конечно же, начнут расспрашивать обо всею. И он обдумывает, что скажеи. Запомнилась короткая и такая значимая речь военкома дивизии. Чтобы вернуться к родному дому, надо убить фашиста. Любовь и; ненависть. Стоять за свой дом и за страну свою до последнего вздоха. И никакой; пощады врагу. Просто и ясно. Он,. Каневский,.'перескажет евшим друзьям все, что сегодня услышал в штабе дивизии, И еще сообщит, что на завтра обещали прислать в полк кинопередвижку.
Ветер из озорства, готов подхватить его шапку. Он плотнее нахлобучивает ее на лоб.. Начинает кружить снегопад. Верно говорят: у февраля два друга — метель. да вьюга. Но все равно весне заслона не выставишь. Еще полчасика пути; — и своя: хата,—утешает себя
Семен Филиппович и ему теплее становится от этой мысли.
В землянке его ожидает приятный сюрприз: вернулся из медсанбата Александр Легкий.
— Что нового? — набрасывается он, здороваясь со своим другом и удивляясь тому, что тот в шинели нараспашку — раньше такая небрежность за ним не наблюдалась.
— Дни бегут. Оборону держим. В медсанбате, случаем, не слыхал, когда вперед тронемся?
— Так, одни предположения. Говорят, танки должны подойти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78