— растерянно застывает Демидов; на его лице соломенная бледность.
Командир роты видит рывок парторга, приказывает усилить огонь по дзоту. А Коробчук поднимается во весь рост, и, тесно прижав к груди гранаты, бежит прямо на дзот. Теперь до него остается метров десять, не более. Гвардии старший сержант припадает на левое колено, потом снова выпрямляется. Еще несколько шагов, и тело его зависает там, где только что дымилась злыми огоньками амбразура дзота.
Рота одним рывком поднимается на высоту.
Вражеские подразделения, занимавшие оборону между озерами Старое и Красное, окружены и уничтожены. Их остатки отброшены на-третыо оборонительную линию — за реку Чатырлык. Преследуя фашистов по пятам, утром 12 апреля гвардейцы выходят к этой водной преграде.
— Разувайся, пехота, а то ноги замочишь!
Рассвет возникает внезапно. Дует легкий ветерок: налетит, покроет гладь воды рябью и тут же скроется. От реки тянет сыростью и прошлогодней гнилью. Берега, ее облеплены низкорослыми лопухами, где обычно прячутся ленивые серо-зеленые жабы. Теперь здесь
укрылся сапер-разведчик. Сейчас его дело — обследовать подступы к реке. Когда ее форсировать — утром или к концу дня — это зависит от многих обстоятельств, и, прежде всего, от готовности переправочных средств. А их негусто в дивизии. Возможно, подойдут понтонеры — тогда другое дело.
— Держи ровнее зеркало, Назарыч. Что-то руки твои пляшут...
Иван Петрович Королюк, сидя в траншее, трет мылом щеки, затем берет бритву. Только сейчас, глядя на свое отражение, обнаруживает, что похудел и постарел: заострился с горбинкой нос, стали жесткими и углубились складки на щеках, в трех местах на лбу тянутся глубокие борозды. «Уж сорок восемь стукнуло»,— отмечает он про себя.
— В начальство выбился, отделением командуешь,— Назаров тянет правую руку, в которой зажато зеркало.
— Так вчерась- вышло,— оправдывается-поясняет Королюк.— Кому-то надо эту поклажу взваливать на свои плечи.
— За вчерашний день, говорят, десятерых уложил... Прибыльно быть снайпером. Да и поспокойнее, небось.
— По-твоему, снайпер в атаку не ходит?
— Это верно,— вздыхает Петр Назарович и без всякого перехода: — Гибель Коробчука не выходит из головы.
— И я горюю о нем. К этому подвигу у Александра были подступы. Много подступов — по дорогам от Сталинграда. Так я полагаю.
Какое-то время земляки молчат. Королюк подносит зеркальце вплотную к себе, левой рукой растирает белесые пятна мыла возле ушей.
— Примолодился. А то вчера вечером не понравился, видать, мой вид начальнику политотдела. Слыхал, какую новость принес? Благодарность от товарища Сталина вышла нам за Перекоп. Так что и тебе не грех щетинку свою соскоблить...
В окопе становится совсем светло и как бы просторнее. Королюк приподнимается на носках, заглядывает через бруствер. Отчетливо виднеется река, спокойная и неподвижная, словно льдом закованная.
— Так это же ручеек... Одолеем!
Неожиданно в траншее появляется командир саперной роты Николенко. Обычно порывистый в движениях, он сейчас выглядит сгорбленным, подавленным. На коленях — комья земли, руки — в ссадинах. Конечно, он уловил последнюю фразу, ибо сразу среагировал.
— Ручеек, говорите? Вряд ли его удастся с ходу перепрыгнуть. Тут придется и броды искать, и места для прохода пехоты и артиллерии устанавливать. Потом уже переправляйся на противоположный берег.
— Водички хотите? Устали, небесь.
— Что говорить... Свыше трехсот мин сняли да восемь проходов проделали. Досталось сегодня.— Он возвращает флягу.
— Товарищ гвардии старший лейтенант, а что, если мостиком воспользоваться? — Королюк побаивается, как бы за это предложение бойцы не подняли его на смех.
— Это Воронцовским мостом? Пленные говорят — заминирован.
— А не хитрость ли это немцев? — Иван Петрович колеблется.— Надо, бы пройти мост. Тут двое-трое управятся.
— Если смельчаки найдутся — действуйте, огнем поддержим,— соглашается командир роты.
Королюк кивает двум бойцам, и они спешат за отделенным.
Вот и мост. Пробежать по нему — и минуты не потребуется. Однако рискованно. Лучше ползком. Авось, противник не заметит.
Колючий страх пронизывает душу, сердце стучит быстрее и громче обычного. «Без паники!» - приказывает себе Иван Петрович. И этим как бы встряхивает себя, отгоняет прочь минутную слабость, поднимается во весь рост.
Пулеметные очереди дырявят перила моста, уже после того, как Королюк прыгает в какой-то окоп. По ходу сообщения продвигается вправо. В двух шагах сзади — бойцы. Оказывается, вслед, за тремя смельчаками устремился взвод автоматчиков лейтенанта Кузнецова. Теперь можно считать, что мост в наших руках. И вовсе он не заминирован, если по нему бегут и бегут солдаты.
— Одолжи патрончиков,— обращается Королюк к одному из бойцов.
— А свой патронташ даме сердца подарил?
— Понимаешь, друг, после боя разыщу. Спасла меня патронная сумка. Ткнулся.осколок, да не пробил ее. А я, признаться, струхнул, что начнут патроны рваться, сбросил ремень...
— Ну и дела,— искренне удивляется боец.
А траншею все заполняют люди. Сейчас переведут дух, развернутся в боевой порядок, и батальон снова пойдет в наступление. Теперь главное — не сидеть на одном месте, выбить противника из его нор, а тогда только поспевай за ним...
— Воздух!
Иван Петрович торопко озирается по сторонам. Искать другое укрытие поздно, да и кто знает, где упадет «твоя» бомба. А может, нечистая пронесет? Один, второй, третий... Уже восьмой, самый последний, пикирует. Вот от него отрываются темные капельки; они увеличиваются в размерах, все быстрее несутся к земле, пронзительный свист становится невыносимым. За облако ныряет солнце, словно не хочет быть свидетелем гибели солдат.
Сколько времени Иван Петрович Королюк находился под землей? Петр Назарович Назаров это, конечно, знает. Вот он стоит рядом, отряхивает гимнастерку контуженного, что-то говорит. По движению губ и жестам тот догадывается: надо отправляться в медсанбат. Но ведь бой еще не кончился. Как же он уйдет? Иван Петрович трет руками ушй, но безуспешно. Берется за сошник, вытаскивает пулемет. Значит, сила у него еще есть. А это —главное. Правда, не слыша трескотни пулеметов, писка мин, воя бомб трудно сообразить, что творится на поле боя, но ведь рядом товарищи. Королюк зовет Петра Назаровича и голоса своего не слышит. Но тот,.видимо, понял просьбу, в его руках появляется кисет, пальцы проворно насыпают на газетный квадратик махорку, и вот самокрутка уже готова. Иван Петрович прикуривает и тут же выплевывает сгустки крови вперемешку с землей, потом втаптывает сапогом окурок; от него во рту одна тошнота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Командир роты видит рывок парторга, приказывает усилить огонь по дзоту. А Коробчук поднимается во весь рост, и, тесно прижав к груди гранаты, бежит прямо на дзот. Теперь до него остается метров десять, не более. Гвардии старший сержант припадает на левое колено, потом снова выпрямляется. Еще несколько шагов, и тело его зависает там, где только что дымилась злыми огоньками амбразура дзота.
Рота одним рывком поднимается на высоту.
Вражеские подразделения, занимавшие оборону между озерами Старое и Красное, окружены и уничтожены. Их остатки отброшены на-третыо оборонительную линию — за реку Чатырлык. Преследуя фашистов по пятам, утром 12 апреля гвардейцы выходят к этой водной преграде.
— Разувайся, пехота, а то ноги замочишь!
Рассвет возникает внезапно. Дует легкий ветерок: налетит, покроет гладь воды рябью и тут же скроется. От реки тянет сыростью и прошлогодней гнилью. Берега, ее облеплены низкорослыми лопухами, где обычно прячутся ленивые серо-зеленые жабы. Теперь здесь
укрылся сапер-разведчик. Сейчас его дело — обследовать подступы к реке. Когда ее форсировать — утром или к концу дня — это зависит от многих обстоятельств, и, прежде всего, от готовности переправочных средств. А их негусто в дивизии. Возможно, подойдут понтонеры — тогда другое дело.
— Держи ровнее зеркало, Назарыч. Что-то руки твои пляшут...
Иван Петрович Королюк, сидя в траншее, трет мылом щеки, затем берет бритву. Только сейчас, глядя на свое отражение, обнаруживает, что похудел и постарел: заострился с горбинкой нос, стали жесткими и углубились складки на щеках, в трех местах на лбу тянутся глубокие борозды. «Уж сорок восемь стукнуло»,— отмечает он про себя.
— В начальство выбился, отделением командуешь,— Назаров тянет правую руку, в которой зажато зеркало.
— Так вчерась- вышло,— оправдывается-поясняет Королюк.— Кому-то надо эту поклажу взваливать на свои плечи.
— За вчерашний день, говорят, десятерых уложил... Прибыльно быть снайпером. Да и поспокойнее, небось.
— По-твоему, снайпер в атаку не ходит?
— Это верно,— вздыхает Петр Назарович и без всякого перехода: — Гибель Коробчука не выходит из головы.
— И я горюю о нем. К этому подвигу у Александра были подступы. Много подступов — по дорогам от Сталинграда. Так я полагаю.
Какое-то время земляки молчат. Королюк подносит зеркальце вплотную к себе, левой рукой растирает белесые пятна мыла возле ушей.
— Примолодился. А то вчера вечером не понравился, видать, мой вид начальнику политотдела. Слыхал, какую новость принес? Благодарность от товарища Сталина вышла нам за Перекоп. Так что и тебе не грех щетинку свою соскоблить...
В окопе становится совсем светло и как бы просторнее. Королюк приподнимается на носках, заглядывает через бруствер. Отчетливо виднеется река, спокойная и неподвижная, словно льдом закованная.
— Так это же ручеек... Одолеем!
Неожиданно в траншее появляется командир саперной роты Николенко. Обычно порывистый в движениях, он сейчас выглядит сгорбленным, подавленным. На коленях — комья земли, руки — в ссадинах. Конечно, он уловил последнюю фразу, ибо сразу среагировал.
— Ручеек, говорите? Вряд ли его удастся с ходу перепрыгнуть. Тут придется и броды искать, и места для прохода пехоты и артиллерии устанавливать. Потом уже переправляйся на противоположный берег.
— Водички хотите? Устали, небесь.
— Что говорить... Свыше трехсот мин сняли да восемь проходов проделали. Досталось сегодня.— Он возвращает флягу.
— Товарищ гвардии старший лейтенант, а что, если мостиком воспользоваться? — Королюк побаивается, как бы за это предложение бойцы не подняли его на смех.
— Это Воронцовским мостом? Пленные говорят — заминирован.
— А не хитрость ли это немцев? — Иван Петрович колеблется.— Надо, бы пройти мост. Тут двое-трое управятся.
— Если смельчаки найдутся — действуйте, огнем поддержим,— соглашается командир роты.
Королюк кивает двум бойцам, и они спешат за отделенным.
Вот и мост. Пробежать по нему — и минуты не потребуется. Однако рискованно. Лучше ползком. Авось, противник не заметит.
Колючий страх пронизывает душу, сердце стучит быстрее и громче обычного. «Без паники!» - приказывает себе Иван Петрович. И этим как бы встряхивает себя, отгоняет прочь минутную слабость, поднимается во весь рост.
Пулеметные очереди дырявят перила моста, уже после того, как Королюк прыгает в какой-то окоп. По ходу сообщения продвигается вправо. В двух шагах сзади — бойцы. Оказывается, вслед, за тремя смельчаками устремился взвод автоматчиков лейтенанта Кузнецова. Теперь можно считать, что мост в наших руках. И вовсе он не заминирован, если по нему бегут и бегут солдаты.
— Одолжи патрончиков,— обращается Королюк к одному из бойцов.
— А свой патронташ даме сердца подарил?
— Понимаешь, друг, после боя разыщу. Спасла меня патронная сумка. Ткнулся.осколок, да не пробил ее. А я, признаться, струхнул, что начнут патроны рваться, сбросил ремень...
— Ну и дела,— искренне удивляется боец.
А траншею все заполняют люди. Сейчас переведут дух, развернутся в боевой порядок, и батальон снова пойдет в наступление. Теперь главное — не сидеть на одном месте, выбить противника из его нор, а тогда только поспевай за ним...
— Воздух!
Иван Петрович торопко озирается по сторонам. Искать другое укрытие поздно, да и кто знает, где упадет «твоя» бомба. А может, нечистая пронесет? Один, второй, третий... Уже восьмой, самый последний, пикирует. Вот от него отрываются темные капельки; они увеличиваются в размерах, все быстрее несутся к земле, пронзительный свист становится невыносимым. За облако ныряет солнце, словно не хочет быть свидетелем гибели солдат.
Сколько времени Иван Петрович Королюк находился под землей? Петр Назарович Назаров это, конечно, знает. Вот он стоит рядом, отряхивает гимнастерку контуженного, что-то говорит. По движению губ и жестам тот догадывается: надо отправляться в медсанбат. Но ведь бой еще не кончился. Как же он уйдет? Иван Петрович трет руками ушй, но безуспешно. Берется за сошник, вытаскивает пулемет. Значит, сила у него еще есть. А это —главное. Правда, не слыша трескотни пулеметов, писка мин, воя бомб трудно сообразить, что творится на поле боя, но ведь рядом товарищи. Королюк зовет Петра Назаровича и голоса своего не слышит. Но тот,.видимо, понял просьбу, в его руках появляется кисет, пальцы проворно насыпают на газетный квадратик махорку, и вот самокрутка уже готова. Иван Петрович прикуривает и тут же выплевывает сгустки крови вперемешку с землей, потом втаптывает сапогом окурок; от него во рту одна тошнота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78