Мы и сами до Берлина дойдем! — заметил тогда Ратько и полез на верхние нары укладываться спать. Но сегодня сводки из Нормандии горячо обсуждаются.
«Как там ни суди, а все нынче надеются на скорое окончание войны»,— думает Величко.
— По вагонам! — несется команда.
Колеса отстукивают километр за километром. Теперь уже последние. 27 июня, во вторник, все части дивизии сосредоточиваются в районе Ельни. Отсюда им выступать на Смоленск и Витебск.
Поднятая с придорожных трав едкая пыль сверлит горло. Идти все труднее. Бьет по боку противогаз, режет плечо ремень автомата, словно камнями набит вещмешок, Спасу нет от мошки, она стеной роится в
воздухе. Впереди Головченко маячит мокрая гимнастерка командира взвода гвардии младшего лейтенанта Потапова. Позади тяжело ступает Уваров. Эти ребята моложе его лет на двадцать с лишним, а он еще может с ними потягаться в выносливости.
— Михаил Матвеевич, остаетесь за меня. Подожду артиллеристов. Авось, коня выпрошу. Надо связь обеспечить надежную.
— Запасная лошадь найдется,— соглашается командир батареи Николай Ездаков и как бы извиняется: — А седла нет...
— Марийцы и без седел умеют обходиться,— улыбается Потапов.— С детства доводилось гонять коней в ночное.
— Тогда берите вон ту серую, резвая кобылица. Отставших у вас нет?
— Все гуртом идем. Вроде и потертость ног убывает.
— Жарища невыносимая.
Потапов легко вскакивает на лошадь и трусит рысцой по красному суглинку, обгоняя батарейцев.
Пожилой ездовой первого орудия Сидор Федорович Речанский сидит на передке в расстегнутой гимнастерке; в одной руке у него вожжи, в другой — самодельная плетка, которой не пользуется. Лошади, уверовав в свою безнаказанность, все норовят свернуть на обочину, поросшую редкой травой. «Новички никак не возьмут в толк,' что они не в обозе»,— сердится Ездаков, но пока помалкивает.' Старшина Одношивкин не скрывает возмущения:
— Вы что, волами управляете? Проснитесь, не то комары и костей не оставят.
Мордвина Юматова он щадит. Егору Маркеловичу почти сорок пять, но он не ищет работы полегче. Пока двигались по железной дороге, обошел все платформы дивизиона, покрасил в защитный цвет обозные повозки, отремонтировал сбрую. Естественно, старшину это растрогало.
— Но-но, гнедые! — шевелят кнутами ездовые. Будто по команде прикрывают ладошками глаза, глядя на солнце: не пора ли делать привал?
Инициатива в этом принадлежит пехотинцам. Обогнув деревню Вороны, они замечают окаймленное густым кустарником озеро.
— Можно освежиться,— приглашает бойцов Потапов.
Берег словно облеплен солдатами. Младший врач полка Татьяна Исайкина и военфельдшер Елена Кошу-бина ходят между кустов, стараясь уединиться. Тут и там развешано серо-дымчатое белье; оно сохнет на глазах. Девушки проворно стаскивают через головы выгоревшие гимнастерки, топчутся на месте, пока сползут на траву юбки, снимают сапоги. Остаются в рубашках в горошек, в них с разбегу бросаются в воду.
— За рекордами —на тот берег?
Таня и Лена долго барахтаются в воде, затем, забравшись в кусты, поспешно одеваются.
— Слышала, Банченко Даша теперь Носковой прозывается?
— Счастливая...
Гремит взрыв. Девушки цепенеют.
— Сестра!
Они стремглав бегут в ту сторону, откуда донесся грохот.
Сколько дней, может, лет поджидала на этой стежке мина свою жертву? Для кого из местных жителей была уготовлена?
На нее наткнулись трое бойцов; никого из них спасти было уже нельзя.
— Смерть, как и счастье, приходит неожиданно,— в голосе Татьяны Исайкиной скорбь.
— Долго еще люди будут ходить рядом со страхом,— вздыхает Потапов.
Дороги, дороги... Безлюдные, серые, прокаленные солнцем. Словно подтверждение сводок Совинформбю-ро — искареженные машины, пушки, пулеметы, зловонные трупы породистых лошадей, шеренги березовых
крестов.
— Чистая работа. Теперь только этот хлам убрать...— Старшина Одношивкин прищелкивает пальцами и тут же замолкает. Его взгляд натыкается на торчащие из травы обломки самолета.— Глядите, звездочка на крыле...
«Сколько безвестных могил разбросано в этих местах!» — думает с горечью Ездаков.
К утру 6 июля 87-я гвардейская оказывается перед центром Поозерья — Витебском. Приказ по 1-му Прибалтийскому фронту, в состав которого теперь входит
2-я гвардейская армия, гласит: продолжать марш в направлении Витебск — Свенцяны (Швенченис)—Паневежис в готовности с ходу вступить в бой.
От Витебска маршрут дивизии пролегает вдоль величаво-медлительной Западной Двины, густо поросшей сосной и березой. Высланные вперед следопыты дивизионной, разведроты, пройдя 'Малый Дабр (Малый Двор) и другие населенные пункты Бешенковичского района, донесли, что все окрестные леса густо начинены разрозненными, но боеспособными группами немцев, попавших в белорусский «котел» и еще не сдавшихся в плен. Схватки с «бродягами», как живо окрестили их наши бойцы, были нечасты, к тому же скоротечны. Темп продвижения дивизии по-прежнему высок. Уже в стороне остается поселок Бешенковичи, через двадцать километров — деревня Бочейково. Дивизия все дальше отклоняется влево от Западной Двины, пока что ей уготованы лишь проселочные дороги.
Все чаще встречаются крошечные озерца; вода в них кажется подсиненной — ведь повсюду цветут васильки. И водоемы, и цветы готовы увлечь за собой в глубь леса. Но бойцы знают: там топи да непролазные болота. Именно в таких недоступных местах фашисты тысячами расстреливали ни в чем не повинных мирных жителей; трупы не убирали, надеясь вызвать эпидемию, которая будет подкарауливать наступающие советские войска. «Соблюдать меры предосторожности» — призывают бойцов политработники и медики.
Для очередной дневки гвардейцы выбирают лесную опушку-плешину. Вид ее удручает: верхушки полувековых деревьев срублены, молодая поросль вытоптана,— видимо, немцы здесь маскировали технику. Весь участок обречен на неминуемую гибель. Да и деревенька, что примыкает к лесу, не скоро обретет жизнь. Вместо сорока дворов, что значатся на карте, тут и четырех не наберется... Над открытыми ветрам печами еще витает гарь недавнего, пожара.
Ездаков замечает худющую кошку, она ходит вокруг обуглившегося жилища, разыскивая дверь, в которую можно войти. Сколько ей понадобится времени, чтобы дождаться, пока появится на этом месте .новый дом?
Неслышными шагами к бойцам подходит старик. Тянет за собой привязанного за веревку серого, в тем-
ных пятнах подтелка. С плеч старика свисает полушубок без рукавов, на рыжих кирзовых сапогах — калоши. Пряча под мышку видавший виды треух, говорит:
— Пришли, сынки! Встретить бы вас хлебом-солью. Ведь мы знаем, как надо встречать дорогих гостей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
«Как там ни суди, а все нынче надеются на скорое окончание войны»,— думает Величко.
— По вагонам! — несется команда.
Колеса отстукивают километр за километром. Теперь уже последние. 27 июня, во вторник, все части дивизии сосредоточиваются в районе Ельни. Отсюда им выступать на Смоленск и Витебск.
Поднятая с придорожных трав едкая пыль сверлит горло. Идти все труднее. Бьет по боку противогаз, режет плечо ремень автомата, словно камнями набит вещмешок, Спасу нет от мошки, она стеной роится в
воздухе. Впереди Головченко маячит мокрая гимнастерка командира взвода гвардии младшего лейтенанта Потапова. Позади тяжело ступает Уваров. Эти ребята моложе его лет на двадцать с лишним, а он еще может с ними потягаться в выносливости.
— Михаил Матвеевич, остаетесь за меня. Подожду артиллеристов. Авось, коня выпрошу. Надо связь обеспечить надежную.
— Запасная лошадь найдется,— соглашается командир батареи Николай Ездаков и как бы извиняется: — А седла нет...
— Марийцы и без седел умеют обходиться,— улыбается Потапов.— С детства доводилось гонять коней в ночное.
— Тогда берите вон ту серую, резвая кобылица. Отставших у вас нет?
— Все гуртом идем. Вроде и потертость ног убывает.
— Жарища невыносимая.
Потапов легко вскакивает на лошадь и трусит рысцой по красному суглинку, обгоняя батарейцев.
Пожилой ездовой первого орудия Сидор Федорович Речанский сидит на передке в расстегнутой гимнастерке; в одной руке у него вожжи, в другой — самодельная плетка, которой не пользуется. Лошади, уверовав в свою безнаказанность, все норовят свернуть на обочину, поросшую редкой травой. «Новички никак не возьмут в толк,' что они не в обозе»,— сердится Ездаков, но пока помалкивает.' Старшина Одношивкин не скрывает возмущения:
— Вы что, волами управляете? Проснитесь, не то комары и костей не оставят.
Мордвина Юматова он щадит. Егору Маркеловичу почти сорок пять, но он не ищет работы полегче. Пока двигались по железной дороге, обошел все платформы дивизиона, покрасил в защитный цвет обозные повозки, отремонтировал сбрую. Естественно, старшину это растрогало.
— Но-но, гнедые! — шевелят кнутами ездовые. Будто по команде прикрывают ладошками глаза, глядя на солнце: не пора ли делать привал?
Инициатива в этом принадлежит пехотинцам. Обогнув деревню Вороны, они замечают окаймленное густым кустарником озеро.
— Можно освежиться,— приглашает бойцов Потапов.
Берег словно облеплен солдатами. Младший врач полка Татьяна Исайкина и военфельдшер Елена Кошу-бина ходят между кустов, стараясь уединиться. Тут и там развешано серо-дымчатое белье; оно сохнет на глазах. Девушки проворно стаскивают через головы выгоревшие гимнастерки, топчутся на месте, пока сползут на траву юбки, снимают сапоги. Остаются в рубашках в горошек, в них с разбегу бросаются в воду.
— За рекордами —на тот берег?
Таня и Лена долго барахтаются в воде, затем, забравшись в кусты, поспешно одеваются.
— Слышала, Банченко Даша теперь Носковой прозывается?
— Счастливая...
Гремит взрыв. Девушки цепенеют.
— Сестра!
Они стремглав бегут в ту сторону, откуда донесся грохот.
Сколько дней, может, лет поджидала на этой стежке мина свою жертву? Для кого из местных жителей была уготовлена?
На нее наткнулись трое бойцов; никого из них спасти было уже нельзя.
— Смерть, как и счастье, приходит неожиданно,— в голосе Татьяны Исайкиной скорбь.
— Долго еще люди будут ходить рядом со страхом,— вздыхает Потапов.
Дороги, дороги... Безлюдные, серые, прокаленные солнцем. Словно подтверждение сводок Совинформбю-ро — искареженные машины, пушки, пулеметы, зловонные трупы породистых лошадей, шеренги березовых
крестов.
— Чистая работа. Теперь только этот хлам убрать...— Старшина Одношивкин прищелкивает пальцами и тут же замолкает. Его взгляд натыкается на торчащие из травы обломки самолета.— Глядите, звездочка на крыле...
«Сколько безвестных могил разбросано в этих местах!» — думает с горечью Ездаков.
К утру 6 июля 87-я гвардейская оказывается перед центром Поозерья — Витебском. Приказ по 1-му Прибалтийскому фронту, в состав которого теперь входит
2-я гвардейская армия, гласит: продолжать марш в направлении Витебск — Свенцяны (Швенченис)—Паневежис в готовности с ходу вступить в бой.
От Витебска маршрут дивизии пролегает вдоль величаво-медлительной Западной Двины, густо поросшей сосной и березой. Высланные вперед следопыты дивизионной, разведроты, пройдя 'Малый Дабр (Малый Двор) и другие населенные пункты Бешенковичского района, донесли, что все окрестные леса густо начинены разрозненными, но боеспособными группами немцев, попавших в белорусский «котел» и еще не сдавшихся в плен. Схватки с «бродягами», как живо окрестили их наши бойцы, были нечасты, к тому же скоротечны. Темп продвижения дивизии по-прежнему высок. Уже в стороне остается поселок Бешенковичи, через двадцать километров — деревня Бочейково. Дивизия все дальше отклоняется влево от Западной Двины, пока что ей уготованы лишь проселочные дороги.
Все чаще встречаются крошечные озерца; вода в них кажется подсиненной — ведь повсюду цветут васильки. И водоемы, и цветы готовы увлечь за собой в глубь леса. Но бойцы знают: там топи да непролазные болота. Именно в таких недоступных местах фашисты тысячами расстреливали ни в чем не повинных мирных жителей; трупы не убирали, надеясь вызвать эпидемию, которая будет подкарауливать наступающие советские войска. «Соблюдать меры предосторожности» — призывают бойцов политработники и медики.
Для очередной дневки гвардейцы выбирают лесную опушку-плешину. Вид ее удручает: верхушки полувековых деревьев срублены, молодая поросль вытоптана,— видимо, немцы здесь маскировали технику. Весь участок обречен на неминуемую гибель. Да и деревенька, что примыкает к лесу, не скоро обретет жизнь. Вместо сорока дворов, что значатся на карте, тут и четырех не наберется... Над открытыми ветрам печами еще витает гарь недавнего, пожара.
Ездаков замечает худющую кошку, она ходит вокруг обуглившегося жилища, разыскивая дверь, в которую можно войти. Сколько ей понадобится времени, чтобы дождаться, пока появится на этом месте .новый дом?
Неслышными шагами к бойцам подходит старик. Тянет за собой привязанного за веревку серого, в тем-
ных пятнах подтелка. С плеч старика свисает полушубок без рукавов, на рыжих кирзовых сапогах — калоши. Пряча под мышку видавший виды треух, говорит:
— Пришли, сынки! Встретить бы вас хлебом-солью. Ведь мы знаем, как надо встречать дорогих гостей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78