Вскоре из-за бугра показываются три танка.
— Где артиллеристы, они что, не видят? —разгневанный комдив набрасывается на начштаба артиллерии Трунова.
Тот оправдывается в телефонную трубку, что оборвалась связь с артполком.
— А рация для музея?
— Поправим промашку,— звонким голосом обещает Трунов.— Сейчас направим туда капитана Лобанова.
Тымчик смотрит на начштаба дивизии Прихно:
— Что же это получается?
— Скоро связь будет восстановлена,— заверяет гвардии полковник,— Мосейчук и Носков этим занялись. Я звонил в медсанбат. Андрианов согласен вернуться в полк. Там сейчас нет ни одного штабного работника.
Кирилл Яковлевич недовольно смотрит в сторону блиндажа, где обычно находятся связисты, но там никого нет — почти все ушли на линию.
...К месту повреждения гвардии старший сержант Олейник ползет по-пластунски, волоча за собой катушку с кабелем. Невдалеке зарывается в землю мина, и связиста забрасывает комьями. Удары не очень чувствительны, только почему-то вдруг становится тесной каска... Яков Васильевич снимает ее вместе с пилоткой и видит, как на подкладке расплываются красные пятна. Надо бы наложить бинт, но прежде следует устранить повреждение. Рука натыкается на оборванные концы провода. Всего сантиметров двадцать не хватает. Натянув, связывает неподатливую проволоку и слышит близкие, все нарастающие звуки канонады. Очевидно, телефонисты передают команды артиллеристам...
Минут через тридцать в штабе раздается звонок. Генерал Тымчик слушает сообщение замкомдива Кари-ды, затем с мрачным видом опускает на колено телефонную трубку.
— В двести шестьдесят четвертом большие потери,— говорит он начштаба Прихно и начальнику политотдела Липецкому.— Погиб командир полка, в живот ранен Моисеев..;5
Кирилл Яковлевич поднимает трубку, приказывает гвардии подполковнику Кариде:
— Принимайте командование на себя!
Бой стихает к рассвету 18 апреля. Утром дивизии приказано оборонять Вальдхалле (поселок, ныне входя- щий в г. Балтийск). Все три стрелковых полка находятся на одной линии. К этому времени обстановка проясняется. Соседями сломлено сопротивление гитлеровцев на высоте, прилегающей к заливу Фишхаузен, очищен Розенталь (п. Новинки), отрезаны пути отхода врагу на косу Фриш-Нерунг (Вислинская коса). Бои
ведутся упорные, не затихают ни на час. Фашисты надеются, что из Пиллау им удастся эвакуироваться, потому на подступах к городу и порту отчаянно защищаются. Однако спасения неприятельским частям нет. На отступившие к побережью разбитые войска все сильнее воздействуют корабли и авиация Краснознаменного Балтийского флота.
В обороне дивизия не засиживается. Вскоре начинается артиллерийская подготовка. То тут, то там полыхают ослепительные молнии «катюш».
К вечеру 25 апреля фашистов удается выбить из Пиллау — последнего опорного пункта обороны врага на Земландском полуострове. В городе и порту полно исковерканной техники — не пройти, не проехать. Приходится расчищать развороченные улицы от завалов, все еще дышащих гарью, разминировать местность.
В настроении людей-—заметны перемены. Все становятся более общительными, веселыми. Радуются бурному росту травы, выпирающей из-под земли, нежной зелени деревьев, ворчливому морю. «Как там, в Берлине?»—звучит повсюду один и тот же вопрос. В первых числах мая из уст в уста передается слух о близкой капитуляции врага. Капитан Заверюха без обиняков, напрямик спрашивает об этом комдива. Кирилл Яковлевич отвечает, что точных данных у него нет, сам он не прочь послушать приемник, как все, верит в скорую победу. Присутствовавший при этом разговоре разведчик Константин Птахов не скрывает радости:
— Все идет как по-писанному, товарищ гвардии генерал...
Отходит в сторону, садится у дороги, снимает вещмешок и, не найдя в нем ничего съестного, теребит за плечо соседа:
— Развязывай свой сидор!
— Ух, мать честная!.. Сухарей нет, одни патроны,— гремит смех, выдавая избыток силы солдата.
— Пусть останутся про запас,— говорит Птахов.— Хуже, если нехватка обнаружится. А насчет еды — потерпим!
Но дивизии больше не приходится пускать в дело оружие.
— Победа! Ура, ребята!
Давно на душе у людей не было так легко и весело!
Кажется, они готовы весь мир одарить улыбками и песнями. Солдаты обмениваются кисетами, зажигалками, ремнями. Тискают друг друга в объятиях, целуются, как школьники играют в «кучу малу». Комдив, заглянув к разведчикам, поначалу растерялся —рота образовала невиданную горку. Заметив генерала, верхние разбежались, нижние, что лежали на земле, едва выпрямились.
В первую мирную ночь, показавшуюся удивительно просторной, никто не спешит укладываться спать. Горят костры из темных, крепче торфа, брикетов. Не смолкает ружейная пальба. Бороздят небо осветительные ракеты. И не кончается говор. Темы разные, а смысл один: Победа!
10 мая —второй послевоенный день. К безмерной радости — прибавка: дивизия награждена еще одним орденом.— Суворова 2-й степени. Это за Кенигсберг. Уже месяц, как взят город, а Кирилл Яковлевич почти ежедневно вручает ордена и медали. Шутка ли сказать: за бои в Восточной Пруссии на долю дивизии выпало около шести тысяч награждений! Честь и хвала каждому!
Сидят группами бойцы. Теперь они чаще думают о предстоящей встрече с родными и близкими. На лицах тоска, но не заунывная, а светлая — ведь их ждет мирный труд. Правда, им еще предстоит расставание.
Пожалуй, только фронтовики знают, как тяжело это — прощаться с однополчанами..
Первыми уезжают те, кто получил отпускные билеты, в основном молодые, кому по возрасту еще служить в армии. Пожилым предстоит демобилизация, для них скомплектован первый эшелон. Вечером он тронется в путь, а сейчас — прощание со знаменем дивизии. Гвардии сержант Николай Демидов с гордостью пронесет вдоль строя отъезжающих победно-багряного цвета полотнище. Как всегда перед построением озабочены политработники Рожков и Сигалов. Походный клуб осваивается со своей ролью в мирные дни. По вечерам на открытом воздухе устраиваются танцы, солдаты ходят в гости к краснофлотцам. Для предстоящего матча с ними создана футбольная команда.
Со всеми пустяковыми вопросами обращаются к командиру дивизии, и он снисходительно терпит. Вчера подходит красноармеец лет под пятьдесят. Трогателен и наивен в своей просьбе: «Разрешите на личном верблюде домой добираться», Верблюд этот от Башкирии
шагал с гуртом в тылах дивизии. Какая от него польза—сказать трудно. Но груз тащил, и дивизионный жокей, как в шутку прозвали бойца, не расставался с ним. Теперь эту живность. хочет в родной колхоз сдать.
— Часть дивизии пойдет своим ходом,—объясняет генерал,— и вы не отставайте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
— Где артиллеристы, они что, не видят? —разгневанный комдив набрасывается на начштаба артиллерии Трунова.
Тот оправдывается в телефонную трубку, что оборвалась связь с артполком.
— А рация для музея?
— Поправим промашку,— звонким голосом обещает Трунов.— Сейчас направим туда капитана Лобанова.
Тымчик смотрит на начштаба дивизии Прихно:
— Что же это получается?
— Скоро связь будет восстановлена,— заверяет гвардии полковник,— Мосейчук и Носков этим занялись. Я звонил в медсанбат. Андрианов согласен вернуться в полк. Там сейчас нет ни одного штабного работника.
Кирилл Яковлевич недовольно смотрит в сторону блиндажа, где обычно находятся связисты, но там никого нет — почти все ушли на линию.
...К месту повреждения гвардии старший сержант Олейник ползет по-пластунски, волоча за собой катушку с кабелем. Невдалеке зарывается в землю мина, и связиста забрасывает комьями. Удары не очень чувствительны, только почему-то вдруг становится тесной каска... Яков Васильевич снимает ее вместе с пилоткой и видит, как на подкладке расплываются красные пятна. Надо бы наложить бинт, но прежде следует устранить повреждение. Рука натыкается на оборванные концы провода. Всего сантиметров двадцать не хватает. Натянув, связывает неподатливую проволоку и слышит близкие, все нарастающие звуки канонады. Очевидно, телефонисты передают команды артиллеристам...
Минут через тридцать в штабе раздается звонок. Генерал Тымчик слушает сообщение замкомдива Кари-ды, затем с мрачным видом опускает на колено телефонную трубку.
— В двести шестьдесят четвертом большие потери,— говорит он начштаба Прихно и начальнику политотдела Липецкому.— Погиб командир полка, в живот ранен Моисеев..;5
Кирилл Яковлевич поднимает трубку, приказывает гвардии подполковнику Кариде:
— Принимайте командование на себя!
Бой стихает к рассвету 18 апреля. Утром дивизии приказано оборонять Вальдхалле (поселок, ныне входя- щий в г. Балтийск). Все три стрелковых полка находятся на одной линии. К этому времени обстановка проясняется. Соседями сломлено сопротивление гитлеровцев на высоте, прилегающей к заливу Фишхаузен, очищен Розенталь (п. Новинки), отрезаны пути отхода врагу на косу Фриш-Нерунг (Вислинская коса). Бои
ведутся упорные, не затихают ни на час. Фашисты надеются, что из Пиллау им удастся эвакуироваться, потому на подступах к городу и порту отчаянно защищаются. Однако спасения неприятельским частям нет. На отступившие к побережью разбитые войска все сильнее воздействуют корабли и авиация Краснознаменного Балтийского флота.
В обороне дивизия не засиживается. Вскоре начинается артиллерийская подготовка. То тут, то там полыхают ослепительные молнии «катюш».
К вечеру 25 апреля фашистов удается выбить из Пиллау — последнего опорного пункта обороны врага на Земландском полуострове. В городе и порту полно исковерканной техники — не пройти, не проехать. Приходится расчищать развороченные улицы от завалов, все еще дышащих гарью, разминировать местность.
В настроении людей-—заметны перемены. Все становятся более общительными, веселыми. Радуются бурному росту травы, выпирающей из-под земли, нежной зелени деревьев, ворчливому морю. «Как там, в Берлине?»—звучит повсюду один и тот же вопрос. В первых числах мая из уст в уста передается слух о близкой капитуляции врага. Капитан Заверюха без обиняков, напрямик спрашивает об этом комдива. Кирилл Яковлевич отвечает, что точных данных у него нет, сам он не прочь послушать приемник, как все, верит в скорую победу. Присутствовавший при этом разговоре разведчик Константин Птахов не скрывает радости:
— Все идет как по-писанному, товарищ гвардии генерал...
Отходит в сторону, садится у дороги, снимает вещмешок и, не найдя в нем ничего съестного, теребит за плечо соседа:
— Развязывай свой сидор!
— Ух, мать честная!.. Сухарей нет, одни патроны,— гремит смех, выдавая избыток силы солдата.
— Пусть останутся про запас,— говорит Птахов.— Хуже, если нехватка обнаружится. А насчет еды — потерпим!
Но дивизии больше не приходится пускать в дело оружие.
— Победа! Ура, ребята!
Давно на душе у людей не было так легко и весело!
Кажется, они готовы весь мир одарить улыбками и песнями. Солдаты обмениваются кисетами, зажигалками, ремнями. Тискают друг друга в объятиях, целуются, как школьники играют в «кучу малу». Комдив, заглянув к разведчикам, поначалу растерялся —рота образовала невиданную горку. Заметив генерала, верхние разбежались, нижние, что лежали на земле, едва выпрямились.
В первую мирную ночь, показавшуюся удивительно просторной, никто не спешит укладываться спать. Горят костры из темных, крепче торфа, брикетов. Не смолкает ружейная пальба. Бороздят небо осветительные ракеты. И не кончается говор. Темы разные, а смысл один: Победа!
10 мая —второй послевоенный день. К безмерной радости — прибавка: дивизия награждена еще одним орденом.— Суворова 2-й степени. Это за Кенигсберг. Уже месяц, как взят город, а Кирилл Яковлевич почти ежедневно вручает ордена и медали. Шутка ли сказать: за бои в Восточной Пруссии на долю дивизии выпало около шести тысяч награждений! Честь и хвала каждому!
Сидят группами бойцы. Теперь они чаще думают о предстоящей встрече с родными и близкими. На лицах тоска, но не заунывная, а светлая — ведь их ждет мирный труд. Правда, им еще предстоит расставание.
Пожалуй, только фронтовики знают, как тяжело это — прощаться с однополчанами..
Первыми уезжают те, кто получил отпускные билеты, в основном молодые, кому по возрасту еще служить в армии. Пожилым предстоит демобилизация, для них скомплектован первый эшелон. Вечером он тронется в путь, а сейчас — прощание со знаменем дивизии. Гвардии сержант Николай Демидов с гордостью пронесет вдоль строя отъезжающих победно-багряного цвета полотнище. Как всегда перед построением озабочены политработники Рожков и Сигалов. Походный клуб осваивается со своей ролью в мирные дни. По вечерам на открытом воздухе устраиваются танцы, солдаты ходят в гости к краснофлотцам. Для предстоящего матча с ними создана футбольная команда.
Со всеми пустяковыми вопросами обращаются к командиру дивизии, и он снисходительно терпит. Вчера подходит красноармеец лет под пятьдесят. Трогателен и наивен в своей просьбе: «Разрешите на личном верблюде домой добираться», Верблюд этот от Башкирии
шагал с гуртом в тылах дивизии. Какая от него польза—сказать трудно. Но груз тащил, и дивизионный жокей, как в шутку прозвали бойца, не расставался с ним. Теперь эту живность. хочет в родной колхоз сдать.
— Часть дивизии пойдет своим ходом,—объясняет генерал,— и вы не отставайте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78