Бердикуль Касимов подтаскивает ближе ящик, протирает ветошью бронебойные. Хаджиев видит, как спокойно управляются номера расчета, и понимает, что это не только хладнокровие,— это и опыт, накопленный нечеловеческим трудом на дорогах войны.
Из раздумий его выводит голос Кашкарбаева:
— Теперь осколочными....
— Давай, аксакал! Карташев удивляется:
— Какой же он аксакал, если без бороды?
— Будет тебе борода,— уверяет командир орудия. Танк будто уперся в невидимую, преграду и замер.
Тут же начинает дымить.
— Прикончили, товарищ гвардии старший сержант.— Кашкарбаев распрямляет уставшую спину, поводит угловатыми плечами. Длинные руки его дрожат, голубые жилки на висках, кажется, вот-вот выпрыгнут наружу.
— Теперь бы кружку шубата.
— А пушка-то без царапины,— спокойно отмечает Карташев.
— Отбой! — командует Хаджиев и, обращаясь к Касимову, уточняет:
— Давай лошадей, будем сниматься.
Касимов бежит в тыл, а Елистратов с Карташевым начинают складывать снаряды в ящик. Тут только замечают, что накрапывает дождик.
— Хоть бы предупредил о себе,— ворчит Елистратов.
Ему никто не отвечает. Собственно, чего же ждать в середине октября, если не дождя. Того и гляди, скоро морозы ударят.
Длительные, мучительно трудные бои завершаются прорывом мощного оборонительного рубежа на Мо
лочной. Разбитые части противника начинают пятиться к Днепру.
Торопится куда-то - осень. Ветер сносит с деревьев листья и устилает ими дороги. По ним теперь идут наши наступающие войска. Спешат, чтобы до зимы завершить освобождение Северной Таврии.
БЫСТРИНА
— Еникеев? Вернулись? — радуется Тымчик, узнав по телефону голос Галея Сафиуловича.
— У нас в Башкирии говорят: твой дом там, где твои друзья.
— Ну, что ж, майор, направляйтесь в свой полк.
— А я и звоню с капэ.
— Значит, сегодня на марше увидимся.
Это «сегодня» тянется почти до утра. Переход по расстоянию не превышает пяти-шести километров, а отнимает у 264-го гвардейского стрелкового полка всю ночь. Дорога задушена песками. Сапоги утопают в них чуть ли не до половины. Машины, пушки и повозки, при-. ходится буквально выносить на руках. Об этом Галей Сафиулович докладывает комдиву.
— С коня соскочил, как молодой,— Тымчик протягивает руку Еникееву, пытливо смотрит в глаза. Из-под фуражки у того выглядывает марлевая повязка, лицо — бледное. «Не поладил с врачами, вот и прибыл в свою дивизию»,— мелькает догадка.
Обходятся они без формальностей. Ни тени подобострастия, ни намека на старшинство.
— Наш фронт Четвертым Украинским называется?
— Переименовали двадцатого октября. Нас от Молочной отделяют десятки населенных пунктов: Тома-шовка, Гавриловка, Догмаровка, Верхние Торгаи... Теперь вот на Цюрупинск нацелены.
Затем поясняет задачу 264-го гвардейского стрелкового полка. Еникеев уже знаком с обстановкой и успел убедиться, что перед участком их наступления противник занимает оборону в районе Саги; плохо, что артиллерия врага пристреляна как раз к дороге на хутор. За истекшие сутки полк переместился вперед еще на семь километров. Такой темп продвижения намечен р на эту ночь. Удастся ли его выдержать?
Перед рассветом при подходе к хутору роты развертываются в боевой порядок: встречено охранение противника. После непродолжительной перестрелки заслон отходит на заранее подготовленную укрепленную позицию. Потому-то атака с ходу успеха не приносит.
— Придется окапываться,— распоряжение это командир дивизии отдает после долгого раздумья.— Вернусь в штадив, напишу письменный приказ.
— Разберусь во всем и прибуду с докладом,— заверяет Еникеев.
— Признаться, ожидал большего от встречи с полком. Куда же это годится: в ротах нет и четверти боекомплекта, кухни безнадежно отстали, новобранцы еще не опробовали оружие...
«И когда комдив успел все это прощупать? Адъютанта с ним вроде нет»,— строит догадки Еникеев, а вслух говорит:
— Коль раньше устранить эти недостатки не успели —гвардии майор Еникеев постарается навести порядок... Любой конь в упряжке везет.
Тымчик не спеша урезонивает:
— Тех, кто в упряжке не тянет, подстегивают.— И сам слегка улыбается. Ничего обидного в эти слова он не вкладывает. Да и Еникеев умеет понимать шутку. «Глаз у него хозяйский, неторопливость крестьянская. Воля есть, упорство. Жажда знаний, личная храбрость. Вытянет полк»,—думает о нем Кирилл Яковлевич.
Прощаясь с комдивом, Еникеев предлагает создать усиленную штурмовую группу, которая могла бы наседать на хвост противнику.
— Вот и считайте - любую свою роту такой группой,— решает Кирилл Яковлевич.
Последующие дни мелькают, как в калейдоскопе. К утру 2 ноября полностью освобождена легендарная Каховка. Бои за нее носили исключительно ожесточенный характер. Сказывалось наличие переправы, которая использовалась гитлеровцами для отвода войск на правый берег Днепра. Наши подразделения и части проявили необыкновенное мужество и упорство, сокрушая вражеские заслоны. Еще 31 октября 4-я гвардейская механизированная бригада (передовой отряд 2-й гвардейской армии) и передовые отряды 3, 87 и 49-й гвардейских стрелковых дивизий во взаимодействии с 5-м гвардейским кавалерийским корпусом ворвались
в Каховку. Однако противник, срочно перебросив сюда свежие части из Крыма, провел ряд сильных контратак и потеснил наши подразделения.Тем не менее удержать Каховку ему не удалось.
В тот же день, 2 ноября, 87-я гвардейская заняла населенные пункты Подовое, юго-западную окраину Новой Маячки и продвинулась к Великим Копаням. На очереди встал Цюрупинск.
Командование немецко-фашистских войск вовсе не спешило оставлять этот город. Как и в Каховке, здесь имелась переправа через Днепр, удержать которую, как показали пленные, было приказано во что бы то ни «тало.
Гвардии полковник Тымчик это почувствовал сразу, как только части дивизии пошли в наступление. Враг сопротивлялся всеми силами и средствами. И все же утром 4 ноября 87-я гвардейская вступает в Цюрупинск. Удар оказывается настолько стремительным, что неприятель не успевает, как он это обычно делал, поджечь строения. Более того: в панике бросает склады с продовольствием, боеприпасами, оставляет орудия и шестиствольные минометы.
В дельте Конки, в кустах ивняка, замаскирована полковая батарея Винокурова. Доставили ее сюда местные жители. Скрепили два рыбацких баркаса бревнами и на таком судне иссиня-черной ночью по рукавам реки переправили сначала одно орудие, затем, по отдельности, три остальных. Болотистый грунт не дал возможности окопаться; вместо землянок пришлось ставить загородки из пустых снарядных ящиков. Их прикрыли дерном и ветками ивняка. Печи в них не установишь, но от ветра они укрывают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Из раздумий его выводит голос Кашкарбаева:
— Теперь осколочными....
— Давай, аксакал! Карташев удивляется:
— Какой же он аксакал, если без бороды?
— Будет тебе борода,— уверяет командир орудия. Танк будто уперся в невидимую, преграду и замер.
Тут же начинает дымить.
— Прикончили, товарищ гвардии старший сержант.— Кашкарбаев распрямляет уставшую спину, поводит угловатыми плечами. Длинные руки его дрожат, голубые жилки на висках, кажется, вот-вот выпрыгнут наружу.
— Теперь бы кружку шубата.
— А пушка-то без царапины,— спокойно отмечает Карташев.
— Отбой! — командует Хаджиев и, обращаясь к Касимову, уточняет:
— Давай лошадей, будем сниматься.
Касимов бежит в тыл, а Елистратов с Карташевым начинают складывать снаряды в ящик. Тут только замечают, что накрапывает дождик.
— Хоть бы предупредил о себе,— ворчит Елистратов.
Ему никто не отвечает. Собственно, чего же ждать в середине октября, если не дождя. Того и гляди, скоро морозы ударят.
Длительные, мучительно трудные бои завершаются прорывом мощного оборонительного рубежа на Мо
лочной. Разбитые части противника начинают пятиться к Днепру.
Торопится куда-то - осень. Ветер сносит с деревьев листья и устилает ими дороги. По ним теперь идут наши наступающие войска. Спешат, чтобы до зимы завершить освобождение Северной Таврии.
БЫСТРИНА
— Еникеев? Вернулись? — радуется Тымчик, узнав по телефону голос Галея Сафиуловича.
— У нас в Башкирии говорят: твой дом там, где твои друзья.
— Ну, что ж, майор, направляйтесь в свой полк.
— А я и звоню с капэ.
— Значит, сегодня на марше увидимся.
Это «сегодня» тянется почти до утра. Переход по расстоянию не превышает пяти-шести километров, а отнимает у 264-го гвардейского стрелкового полка всю ночь. Дорога задушена песками. Сапоги утопают в них чуть ли не до половины. Машины, пушки и повозки, при-. ходится буквально выносить на руках. Об этом Галей Сафиулович докладывает комдиву.
— С коня соскочил, как молодой,— Тымчик протягивает руку Еникееву, пытливо смотрит в глаза. Из-под фуражки у того выглядывает марлевая повязка, лицо — бледное. «Не поладил с врачами, вот и прибыл в свою дивизию»,— мелькает догадка.
Обходятся они без формальностей. Ни тени подобострастия, ни намека на старшинство.
— Наш фронт Четвертым Украинским называется?
— Переименовали двадцатого октября. Нас от Молочной отделяют десятки населенных пунктов: Тома-шовка, Гавриловка, Догмаровка, Верхние Торгаи... Теперь вот на Цюрупинск нацелены.
Затем поясняет задачу 264-го гвардейского стрелкового полка. Еникеев уже знаком с обстановкой и успел убедиться, что перед участком их наступления противник занимает оборону в районе Саги; плохо, что артиллерия врага пристреляна как раз к дороге на хутор. За истекшие сутки полк переместился вперед еще на семь километров. Такой темп продвижения намечен р на эту ночь. Удастся ли его выдержать?
Перед рассветом при подходе к хутору роты развертываются в боевой порядок: встречено охранение противника. После непродолжительной перестрелки заслон отходит на заранее подготовленную укрепленную позицию. Потому-то атака с ходу успеха не приносит.
— Придется окапываться,— распоряжение это командир дивизии отдает после долгого раздумья.— Вернусь в штадив, напишу письменный приказ.
— Разберусь во всем и прибуду с докладом,— заверяет Еникеев.
— Признаться, ожидал большего от встречи с полком. Куда же это годится: в ротах нет и четверти боекомплекта, кухни безнадежно отстали, новобранцы еще не опробовали оружие...
«И когда комдив успел все это прощупать? Адъютанта с ним вроде нет»,— строит догадки Еникеев, а вслух говорит:
— Коль раньше устранить эти недостатки не успели —гвардии майор Еникеев постарается навести порядок... Любой конь в упряжке везет.
Тымчик не спеша урезонивает:
— Тех, кто в упряжке не тянет, подстегивают.— И сам слегка улыбается. Ничего обидного в эти слова он не вкладывает. Да и Еникеев умеет понимать шутку. «Глаз у него хозяйский, неторопливость крестьянская. Воля есть, упорство. Жажда знаний, личная храбрость. Вытянет полк»,—думает о нем Кирилл Яковлевич.
Прощаясь с комдивом, Еникеев предлагает создать усиленную штурмовую группу, которая могла бы наседать на хвост противнику.
— Вот и считайте - любую свою роту такой группой,— решает Кирилл Яковлевич.
Последующие дни мелькают, как в калейдоскопе. К утру 2 ноября полностью освобождена легендарная Каховка. Бои за нее носили исключительно ожесточенный характер. Сказывалось наличие переправы, которая использовалась гитлеровцами для отвода войск на правый берег Днепра. Наши подразделения и части проявили необыкновенное мужество и упорство, сокрушая вражеские заслоны. Еще 31 октября 4-я гвардейская механизированная бригада (передовой отряд 2-й гвардейской армии) и передовые отряды 3, 87 и 49-й гвардейских стрелковых дивизий во взаимодействии с 5-м гвардейским кавалерийским корпусом ворвались
в Каховку. Однако противник, срочно перебросив сюда свежие части из Крыма, провел ряд сильных контратак и потеснил наши подразделения.Тем не менее удержать Каховку ему не удалось.
В тот же день, 2 ноября, 87-я гвардейская заняла населенные пункты Подовое, юго-западную окраину Новой Маячки и продвинулась к Великим Копаням. На очереди встал Цюрупинск.
Командование немецко-фашистских войск вовсе не спешило оставлять этот город. Как и в Каховке, здесь имелась переправа через Днепр, удержать которую, как показали пленные, было приказано во что бы то ни «тало.
Гвардии полковник Тымчик это почувствовал сразу, как только части дивизии пошли в наступление. Враг сопротивлялся всеми силами и средствами. И все же утром 4 ноября 87-я гвардейская вступает в Цюрупинск. Удар оказывается настолько стремительным, что неприятель не успевает, как он это обычно делал, поджечь строения. Более того: в панике бросает склады с продовольствием, боеприпасами, оставляет орудия и шестиствольные минометы.
В дельте Конки, в кустах ивняка, замаскирована полковая батарея Винокурова. Доставили ее сюда местные жители. Скрепили два рыбацких баркаса бревнами и на таком судне иссиня-черной ночью по рукавам реки переправили сначала одно орудие, затем, по отдельности, три остальных. Болотистый грунт не дал возможности окопаться; вместо землянок пришлось ставить загородки из пустых снарядных ящиков. Их прикрыли дерном и ветками ивняка. Печи в них не установишь, но от ветра они укрывают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78