— То, что мы отдали в Сталинград, нам не возвращается... Объявляю приказ на марш...
И снова поход. Первым выступает саперный батальон. За ним — зенитная батарея. В колоннах стрелковых полков — дивизионы, артполка. Замыкающие — подразделения тыла. Все строго расписано. К месту назначения, несмотря на разгулявшуюся метель, части прибывают точно по графику. Трудно соблюсти его лишь на переправе: дивизии выделено всего две баржи и два
буксирных парохода. Как бы ни торопил комендант, а сроки раздвигаются. В ожидании своей очереди подразделения рассредоточиваются по густой, выбеленной морозом лесополосе, подступающей к самому берегу. День клонится к вечеру. Метель утихает. Вражеская авиация пока не напоминает о себе, значит, можно развести костры, обсушиться и подогреть ужин.
— Зима, видать, суровой будет. Гляди, лист с дерева нечисто опал.
— Война принимает затяжной характер. Это к Волге дошли за год, а отсюда до границы шагать и шагать.
— Лишь бы разбег взять...
— Эхма! Чуть не забыли про подарки,— водитель Алентьев едва удерживает в руках по вещевому мешку.— Роднится тыл с фронтом!
— Дареному коню в зубы не смотрят,— поднимается ездовой Марк Величко.— Что там у тебя?
Вскрывают бандероли. Шерстяные двупалые варежки, белокипенные носовые платки с инициалами на углах, розовое туалетное мыло, коробка папирос с таким знакомым всадником на фоне гор,— и все вместе пахнет духами. Алентьев перебирает конверты; на всех — один адресат: лучшему бойцу. Не знает, с кого начать. Сгребает в стопки и раздает подряд артиллеристам.
— «Шлю вам скромную посылочку. У меня три сына, в настоящее время они на войне. Как старенькая мать, желаю вам здоровья и счастья. Петрова из города Шахты, живу в Саратове»,— читает он письмо, что оставил себе наугад.
— А меня зовут на побывку. Озорные, видать, девчата в Иваново,— предполагает Николай Поздняков, разглядывая бархатный кисет, расшитый малиновой елочкой. Сам-то он никому не пишет; возможно, затронут его подарок и приглашение?..
— Просит фотокарточку, прислать... Давай поменяемся письмами. Петрова на такое не отважится. Ей-то я и отвечу...— предлагает Величко Михаилу Алентьеву.
— Точно такие носки моя мама вязала,— восхищается Дмитрий Бурлов.
— Вот это правильно, танки нам нужны,— Адам Бокша смотрит по сторонам, будто кого-то отыскивая.
— Это ты о чем шепчешь в одну ноздрю? Сержант Бокша протягивает газету:
— Почитай сам, тамбовчане деньги собирают на танковую колонну.
— Избердеевцы? Это мои земляки,— Евдоким Николаевич Еремеев улыбается, обнажая на миг неровный ряд стальных коронок, спохватившись, сжимает губы; торопился протезист, вставляя выпавшие зубы; война, дескать, все сгладит, а человек теперь стесняется своей же улыбки.— Дайте-ка прочесть.
— Расскажите своими словами, товарищ лейтенант. Еремеев присаживается на сложенные горкой противогазовые коробки, распрямляет на коленях газету.
— Писали мне земляки, что начали сбор средств... Не думал, что их порыв примет такой размах.
— Вычитал я, друзья, прелюбопытный факт. Один командир, холостяк, внес крупную сумму денег для помощи детям-сиротам. И по его почину теперь отовсюду средства поступают, даже специальный счет в банках открыт.
Разговору нет удержу. В, него не встревают, пожалуй, лишь бойцы полковой артмастерской, разместившиеся рядом с девятой батареей. У них — своя семья.
— Пора ужинать,— приглашает Ратько.— На кухню не ходил, подогрел гуся, что в посылке чуть было не затерялся.— Он ловко разделывает тушку на кусочки и складывает в миску, стучит по буханке хлеба ручкой ножа, составленной из цветных долек плескигласа, режет на ровные ломтики, потом снимает с ремня флягу, потрясает ею над ухом и разбрызгивает содержимое по кружкам: Расцветая щедрой улыбкой, слегка заикаясь, шутит: — Один мой старый приятель чокался лишь в 'двух случаях: когда на закуску был гусь и когда гуся не было.
Все дружно смеются.
— И спиртик из посылки? — любопытствует Поздняков, разжевывая крепкими зубами сочное мясо; в правой петлице его шинели болтается латунный «кубик», с левой, видно, в недавних боях потерялся.
— Горючее собственного производства,— с непроницаемым видом откликается Ратько.
Подбегает запыхавшийся Величко. Тараторит:
— Никакой баржи на пристани нет. Там генерал, дюже распекает коменданта. Толкуют, сам Еременко..
— Если командующий фронтом пожаловал, тогда поспешать надо.
— Я и говорю: ходит медленно, на палку опирается, а всех торопит. Низенький такой, полный...
— Трость у него после ранения.
Баржа появляется перед утром. Синими кружевами завивается мелкий, снежок, растворяя в них посветлевшие деревья. Погрузка занимает часа полтора. И вот отвесный берег остается позади, его скрывает молочно-белая кисея снежной мглы, как только буксирный пароход успевает натянуть канат.
Пароход густо чернит небо дымом, отдувается прозрачным паром. Все как в обычных рейсах, только гудков нет —близость берега настораживает. А Волга с такой силой крутит льдины, что их стон слышится издали.
Светлеет. Баржа, обросшая в пути сосульками, выбирается точно к пристани, тоже обледеневшей. Виден одинокий деревянный домик. Он готрв принять всякого, кто пожелает обогреться.
— Разгружайся, пластуну!
Торопить артиллеристов не надо. На берегу одна пушка, вторая.
— Помоги, кучерявый.
— А если я — лысый? — Ратько прислоняет плечо к щиту орудия, упирается изо всех сил. Сходни податливо прогибаются под колесами, но затем распрямляются. А на берегу уже ждет другая группа бойцов, подхватывает орудие.
Остаются малогабаритные вещи. Ратько взваливает на плечо ящик, раскачивается на коротких ногах. В суматохе кто-то напирает сзади, цепляется за ящик, и тот падает в воду.
— Раззява! Увалень!
Виновника и след простыл, а Никандр Аверьянович все. не сходит с места. Раздумывает, затем раздевается, обвязывает себя веревкой и с разбега прыгает в воду. Погружается на дно реки раз, другой. Наконец, нащупывает ящик и поднимает его на поверхность. Подоспевшие бойцы вытирают необычного водолаза вафельным полотенцем, помогают одеться. Волосы на. голове Ратько покрылись инеем, в мелких оспинах лицо усеяно ледяными каплями, а серо-зеленые глаза смотрят горделиво.
— Бегом — в домик,—советует Николай Поздняков.
— Вот бы вчерашний спиртик пригодился...
— Что за груз у тебя? — боец пытливо смотрит на ящик. Открывает крышку, и перед взором собравшихся
предстают прозаические вещи: напильники, сверла, зубила, плоскогубцы — все, что может понадобиться при ремонте орудий.
— Стоило ради этакого хлама рисковать,— осуждает любопытный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
И снова поход. Первым выступает саперный батальон. За ним — зенитная батарея. В колоннах стрелковых полков — дивизионы, артполка. Замыкающие — подразделения тыла. Все строго расписано. К месту назначения, несмотря на разгулявшуюся метель, части прибывают точно по графику. Трудно соблюсти его лишь на переправе: дивизии выделено всего две баржи и два
буксирных парохода. Как бы ни торопил комендант, а сроки раздвигаются. В ожидании своей очереди подразделения рассредоточиваются по густой, выбеленной морозом лесополосе, подступающей к самому берегу. День клонится к вечеру. Метель утихает. Вражеская авиация пока не напоминает о себе, значит, можно развести костры, обсушиться и подогреть ужин.
— Зима, видать, суровой будет. Гляди, лист с дерева нечисто опал.
— Война принимает затяжной характер. Это к Волге дошли за год, а отсюда до границы шагать и шагать.
— Лишь бы разбег взять...
— Эхма! Чуть не забыли про подарки,— водитель Алентьев едва удерживает в руках по вещевому мешку.— Роднится тыл с фронтом!
— Дареному коню в зубы не смотрят,— поднимается ездовой Марк Величко.— Что там у тебя?
Вскрывают бандероли. Шерстяные двупалые варежки, белокипенные носовые платки с инициалами на углах, розовое туалетное мыло, коробка папирос с таким знакомым всадником на фоне гор,— и все вместе пахнет духами. Алентьев перебирает конверты; на всех — один адресат: лучшему бойцу. Не знает, с кого начать. Сгребает в стопки и раздает подряд артиллеристам.
— «Шлю вам скромную посылочку. У меня три сына, в настоящее время они на войне. Как старенькая мать, желаю вам здоровья и счастья. Петрова из города Шахты, живу в Саратове»,— читает он письмо, что оставил себе наугад.
— А меня зовут на побывку. Озорные, видать, девчата в Иваново,— предполагает Николай Поздняков, разглядывая бархатный кисет, расшитый малиновой елочкой. Сам-то он никому не пишет; возможно, затронут его подарок и приглашение?..
— Просит фотокарточку, прислать... Давай поменяемся письмами. Петрова на такое не отважится. Ей-то я и отвечу...— предлагает Величко Михаилу Алентьеву.
— Точно такие носки моя мама вязала,— восхищается Дмитрий Бурлов.
— Вот это правильно, танки нам нужны,— Адам Бокша смотрит по сторонам, будто кого-то отыскивая.
— Это ты о чем шепчешь в одну ноздрю? Сержант Бокша протягивает газету:
— Почитай сам, тамбовчане деньги собирают на танковую колонну.
— Избердеевцы? Это мои земляки,— Евдоким Николаевич Еремеев улыбается, обнажая на миг неровный ряд стальных коронок, спохватившись, сжимает губы; торопился протезист, вставляя выпавшие зубы; война, дескать, все сгладит, а человек теперь стесняется своей же улыбки.— Дайте-ка прочесть.
— Расскажите своими словами, товарищ лейтенант. Еремеев присаживается на сложенные горкой противогазовые коробки, распрямляет на коленях газету.
— Писали мне земляки, что начали сбор средств... Не думал, что их порыв примет такой размах.
— Вычитал я, друзья, прелюбопытный факт. Один командир, холостяк, внес крупную сумму денег для помощи детям-сиротам. И по его почину теперь отовсюду средства поступают, даже специальный счет в банках открыт.
Разговору нет удержу. В, него не встревают, пожалуй, лишь бойцы полковой артмастерской, разместившиеся рядом с девятой батареей. У них — своя семья.
— Пора ужинать,— приглашает Ратько.— На кухню не ходил, подогрел гуся, что в посылке чуть было не затерялся.— Он ловко разделывает тушку на кусочки и складывает в миску, стучит по буханке хлеба ручкой ножа, составленной из цветных долек плескигласа, режет на ровные ломтики, потом снимает с ремня флягу, потрясает ею над ухом и разбрызгивает содержимое по кружкам: Расцветая щедрой улыбкой, слегка заикаясь, шутит: — Один мой старый приятель чокался лишь в 'двух случаях: когда на закуску был гусь и когда гуся не было.
Все дружно смеются.
— И спиртик из посылки? — любопытствует Поздняков, разжевывая крепкими зубами сочное мясо; в правой петлице его шинели болтается латунный «кубик», с левой, видно, в недавних боях потерялся.
— Горючее собственного производства,— с непроницаемым видом откликается Ратько.
Подбегает запыхавшийся Величко. Тараторит:
— Никакой баржи на пристани нет. Там генерал, дюже распекает коменданта. Толкуют, сам Еременко..
— Если командующий фронтом пожаловал, тогда поспешать надо.
— Я и говорю: ходит медленно, на палку опирается, а всех торопит. Низенький такой, полный...
— Трость у него после ранения.
Баржа появляется перед утром. Синими кружевами завивается мелкий, снежок, растворяя в них посветлевшие деревья. Погрузка занимает часа полтора. И вот отвесный берег остается позади, его скрывает молочно-белая кисея снежной мглы, как только буксирный пароход успевает натянуть канат.
Пароход густо чернит небо дымом, отдувается прозрачным паром. Все как в обычных рейсах, только гудков нет —близость берега настораживает. А Волга с такой силой крутит льдины, что их стон слышится издали.
Светлеет. Баржа, обросшая в пути сосульками, выбирается точно к пристани, тоже обледеневшей. Виден одинокий деревянный домик. Он готрв принять всякого, кто пожелает обогреться.
— Разгружайся, пластуну!
Торопить артиллеристов не надо. На берегу одна пушка, вторая.
— Помоги, кучерявый.
— А если я — лысый? — Ратько прислоняет плечо к щиту орудия, упирается изо всех сил. Сходни податливо прогибаются под колесами, но затем распрямляются. А на берегу уже ждет другая группа бойцов, подхватывает орудие.
Остаются малогабаритные вещи. Ратько взваливает на плечо ящик, раскачивается на коротких ногах. В суматохе кто-то напирает сзади, цепляется за ящик, и тот падает в воду.
— Раззява! Увалень!
Виновника и след простыл, а Никандр Аверьянович все. не сходит с места. Раздумывает, затем раздевается, обвязывает себя веревкой и с разбега прыгает в воду. Погружается на дно реки раз, другой. Наконец, нащупывает ящик и поднимает его на поверхность. Подоспевшие бойцы вытирают необычного водолаза вафельным полотенцем, помогают одеться. Волосы на. голове Ратько покрылись инеем, в мелких оспинах лицо усеяно ледяными каплями, а серо-зеленые глаза смотрят горделиво.
— Бегом — в домик,—советует Николай Поздняков.
— Вот бы вчерашний спиртик пригодился...
— Что за груз у тебя? — боец пытливо смотрит на ящик. Открывает крышку, и перед взором собравшихся
предстают прозаические вещи: напильники, сверла, зубила, плоскогубцы — все, что может понадобиться при ремонте орудий.
— Стоило ради этакого хлама рисковать,— осуждает любопытный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78