Ускоряет шаги и успевает переговорить по телефону с командирами батальонов. Они пока ничего определенного не могут сказать о потерях, да и неуместно вроде требовать от них заниматься сейчас подсчетами. Никто не сдвинулся назад ни на шаг, а это основное.
Звонит на НП командира артполка. Отвечает начальник штаба капитан Алтухов.
— Где Кульчицкий? — тревожится Домников.
— Рядом с вами, на прямой наводке. Сказал, что будет выбивать танки,—уверенный голос Алтухова отчетливо слышен, точно он находится в соседнем ровике. «А ведь до него рукой подать»,— вспоминает Домников свое вчерашнее посещение Казимира Викентьевича. При нем тот отдавал приказ оставить с упряжками двух-трех человек, а остальных ездовых разместить в орудийных ровиках и отсекать пехоту от танков.
Вот они, снова громыхают. Артполк сразу же начинает их обстреливать еще на дальних подступах к нашей обороне. Но будет ли ночная стрельба результативной? Огонь ведет и неприятель, и тоже, по площадям. Лязг гусениц нарастает. Один из. танков, словно наткнувшись на невидимую преграду, беспомощно топчется на месте.
Поблизости что-то плюхается, шипит, будто кто-то вздумал раздуть самовар, и ослепляет. Комья мерзлой земли остервенело стучат по каске. Домникову не хватает воздуха, он вот-вот задохнется. Во рту так сухо, что язык не достает до верхней губы. Человеческих голосов не слышно, в ушах стоит лишь металлический скрежет и грохот. Время для него словно остановилось. Страшит мысль: «Как там батальон капитана Кислого?» Хватает телефонную трубку, но никто не отвечает. Ясно, при такой чехарде провода могут уцелеть лишь чудом.
— Связь восстановлена! — обрадованно кричит телефонист. Оказывается, он все время прозванивает линию и без напоминаний устраняет повреждения. Ему под сорок, а проворен и вынослив, как двадцатилетний.
— Фамилия?
— Воронин Прокофий Александрович,—устало распрямляясь, отвечает телефонист.
— Запишу, чтобы, не забыть. А вчера кто к тебе приходил?
— Ефрейтор Борис Савельевич Попов из Мичуринска. Ветеран дивизии, со дня формирования воюет.— И снова раздувает щеки, прозванивая линию связи.
Эти несколько фраз телефониста встряхивают Дом-никова, к нему снова, возвращается жажда деятельности.
Санитары выносят в тыл раненых, подбирают убитых. Один из бойцов предлагает:
— В балке приметил яму — широкая и глубокая. Приспособим для братской могилы.
На него с укором обрушиваются одновременно несколько голосов.
— Пригорок вон тот видишь? — Домников протягивает перед собой руку.— Там вырастет курган. На нем накажем посадить плакучую иву, она станет беречь тишину у могил.
Часа через два гремит прощальный залп. И сразу же эхом отзываются вражеские пулеметы. Визжат, рассекая мерзлый грунт, огненно-красные струи трассирующих пуль.
Под утро Домников садится на дно окопа. Сон сдавливает уставшие веки. «Еще секунда, и я открою глаза,— успокаивает он себя.— Встану и пойду». Через миг набухшая дрема поглощает все звуки. Вениамин Митро-фанович смотрит на стенку окопа и ужасается при мысли, что оторваться от земли уже не в состоянии. К окопу кто-то приближается. Звук шагов будто подталкивает его. Он порывисто встает на колени, затем поднимается на ноги.
Утро хоть и туманное, но не приносит полку облегчения. Бомбы по-прежнему истошно воют, раздирая душу на части. Нескончаемо долго висит над степью шум танковых двигателей. За бронемашинами вьются дымчатые шлейфы поземки, они образуют сплошную завесу, и сосчитать их количество просто невозможно. Наши артиллеристы встречают огней все новые шеренги.
— Не ныть! — громко подбадривает Домников своих пехотинцев.
И хотя никто не нуждается в столь явном подбадривании, все же появлению майора в ротах бойцы рады,
точно именно от него зависит и исход боя, и дальнейшая судьба каждого воина. А он не устает повторять:
— Устойчивость в обороне, как и в идеологии,— это главное! Будем отстаивать каждую пядь!
И полк стоит. Стоит на одном месте еще три дня, не давая противнику возможности продвинуться даже на шаг.
К вечеру 23 декабря накал сражения спадает. А ночью разведчики разносят снимающую многосуточное напряжение весть:
— Ребята, они драпают! Отступают фрицы! Итак, план деблокады окруженных под Сталинградом
войск сорван! Речка Мышкова явилась для врага непреодолимым рубежом. Впоследствии немецкий военный историк Ф. Меллентин с горечью заметит: «Не будет преувеличением сказать, что битва на берегах этой безвестной речки привела к кризису третьего рейха, положила конец надеждам Гитлера на создание империи, и явилась решающим звеном в цепи событий, предопределивших поражение Германии».
О признании этом Домников узнает после войны. А пока никто в дивизии даже не предполагает, какую важную задачу выполнил каждый из них.
Бойцы отдыхают, горячо обсуждая пережитое, читают и перечитывают последний номер многотиражки. Общего одобрения удостаивается в ней правдивое, искреннее стихотворение дивизионного поэта Петра Дорошко. Герои в нем названы по имени, а предпоследняя строфа живо напомнила с честью оконченный бой:
Дым клубится над землей морозной, А вокруг, куда ни посмотри — Танки немцев, что ползли с угрозой, Превратились в дымные костры .
РАЗБЕГ
По верхушкам почерневших деревьев скользят чернильного цвета тучи. Вскоре они начинают сеять редкие некрупные снежинки. Мороз не отпускает — превращает в камень и без того затвердевшую землю.
Старший сержант Белкин шагает неторопливо, тщательно ощупывая миноискателем каждый клочок местности. Справа и слева от него с такой же осторожностью идут другие бойцы саперного батальона. Будто по команде, одновременно все останавливаются. Белкин, кажется, наткнулся на металл... Не спеша, слой за слоем, поднимает спрессованный снежный покров. Так и есть — мина. Разгребает руками снег вокруг тусклого металлического корпуса. Сколько здесь таких «сюрпризов»?
— Сняли больше сотни, мин,— докладывает по инстанции командир отделения часа через два утомительной и опасной работы. Дбкладывает, а сам не спешит радоваться. Эти мины в снегу бойцы отделения отыскали. А если еще остались? Которые глубже зарыты в землю? Весной пройдет плуг или стадо скота — какие будут последствия?..
— Вот что, Алексей Никитович, составьте план этого поля. Передадим в сельсовет, чтобы люди знали, где мы прошли с миноискателем,— советует младший лейтенант
Павел Николенко.
— Когда его откроют-то, сельсовет?
— Значит, зайдем в любой дом ближайшего населенного пункта и отдадим план.
Так и поступили.
В то туманное утро 24 декабря в наступление устремляются 300-я и соседние с ней справа и слева дивизии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Звонит на НП командира артполка. Отвечает начальник штаба капитан Алтухов.
— Где Кульчицкий? — тревожится Домников.
— Рядом с вами, на прямой наводке. Сказал, что будет выбивать танки,—уверенный голос Алтухова отчетливо слышен, точно он находится в соседнем ровике. «А ведь до него рукой подать»,— вспоминает Домников свое вчерашнее посещение Казимира Викентьевича. При нем тот отдавал приказ оставить с упряжками двух-трех человек, а остальных ездовых разместить в орудийных ровиках и отсекать пехоту от танков.
Вот они, снова громыхают. Артполк сразу же начинает их обстреливать еще на дальних подступах к нашей обороне. Но будет ли ночная стрельба результативной? Огонь ведет и неприятель, и тоже, по площадям. Лязг гусениц нарастает. Один из. танков, словно наткнувшись на невидимую преграду, беспомощно топчется на месте.
Поблизости что-то плюхается, шипит, будто кто-то вздумал раздуть самовар, и ослепляет. Комья мерзлой земли остервенело стучат по каске. Домникову не хватает воздуха, он вот-вот задохнется. Во рту так сухо, что язык не достает до верхней губы. Человеческих голосов не слышно, в ушах стоит лишь металлический скрежет и грохот. Время для него словно остановилось. Страшит мысль: «Как там батальон капитана Кислого?» Хватает телефонную трубку, но никто не отвечает. Ясно, при такой чехарде провода могут уцелеть лишь чудом.
— Связь восстановлена! — обрадованно кричит телефонист. Оказывается, он все время прозванивает линию и без напоминаний устраняет повреждения. Ему под сорок, а проворен и вынослив, как двадцатилетний.
— Фамилия?
— Воронин Прокофий Александрович,—устало распрямляясь, отвечает телефонист.
— Запишу, чтобы, не забыть. А вчера кто к тебе приходил?
— Ефрейтор Борис Савельевич Попов из Мичуринска. Ветеран дивизии, со дня формирования воюет.— И снова раздувает щеки, прозванивая линию связи.
Эти несколько фраз телефониста встряхивают Дом-никова, к нему снова, возвращается жажда деятельности.
Санитары выносят в тыл раненых, подбирают убитых. Один из бойцов предлагает:
— В балке приметил яму — широкая и глубокая. Приспособим для братской могилы.
На него с укором обрушиваются одновременно несколько голосов.
— Пригорок вон тот видишь? — Домников протягивает перед собой руку.— Там вырастет курган. На нем накажем посадить плакучую иву, она станет беречь тишину у могил.
Часа через два гремит прощальный залп. И сразу же эхом отзываются вражеские пулеметы. Визжат, рассекая мерзлый грунт, огненно-красные струи трассирующих пуль.
Под утро Домников садится на дно окопа. Сон сдавливает уставшие веки. «Еще секунда, и я открою глаза,— успокаивает он себя.— Встану и пойду». Через миг набухшая дрема поглощает все звуки. Вениамин Митро-фанович смотрит на стенку окопа и ужасается при мысли, что оторваться от земли уже не в состоянии. К окопу кто-то приближается. Звук шагов будто подталкивает его. Он порывисто встает на колени, затем поднимается на ноги.
Утро хоть и туманное, но не приносит полку облегчения. Бомбы по-прежнему истошно воют, раздирая душу на части. Нескончаемо долго висит над степью шум танковых двигателей. За бронемашинами вьются дымчатые шлейфы поземки, они образуют сплошную завесу, и сосчитать их количество просто невозможно. Наши артиллеристы встречают огней все новые шеренги.
— Не ныть! — громко подбадривает Домников своих пехотинцев.
И хотя никто не нуждается в столь явном подбадривании, все же появлению майора в ротах бойцы рады,
точно именно от него зависит и исход боя, и дальнейшая судьба каждого воина. А он не устает повторять:
— Устойчивость в обороне, как и в идеологии,— это главное! Будем отстаивать каждую пядь!
И полк стоит. Стоит на одном месте еще три дня, не давая противнику возможности продвинуться даже на шаг.
К вечеру 23 декабря накал сражения спадает. А ночью разведчики разносят снимающую многосуточное напряжение весть:
— Ребята, они драпают! Отступают фрицы! Итак, план деблокады окруженных под Сталинградом
войск сорван! Речка Мышкова явилась для врага непреодолимым рубежом. Впоследствии немецкий военный историк Ф. Меллентин с горечью заметит: «Не будет преувеличением сказать, что битва на берегах этой безвестной речки привела к кризису третьего рейха, положила конец надеждам Гитлера на создание империи, и явилась решающим звеном в цепи событий, предопределивших поражение Германии».
О признании этом Домников узнает после войны. А пока никто в дивизии даже не предполагает, какую важную задачу выполнил каждый из них.
Бойцы отдыхают, горячо обсуждая пережитое, читают и перечитывают последний номер многотиражки. Общего одобрения удостаивается в ней правдивое, искреннее стихотворение дивизионного поэта Петра Дорошко. Герои в нем названы по имени, а предпоследняя строфа живо напомнила с честью оконченный бой:
Дым клубится над землей морозной, А вокруг, куда ни посмотри — Танки немцев, что ползли с угрозой, Превратились в дымные костры .
РАЗБЕГ
По верхушкам почерневших деревьев скользят чернильного цвета тучи. Вскоре они начинают сеять редкие некрупные снежинки. Мороз не отпускает — превращает в камень и без того затвердевшую землю.
Старший сержант Белкин шагает неторопливо, тщательно ощупывая миноискателем каждый клочок местности. Справа и слева от него с такой же осторожностью идут другие бойцы саперного батальона. Будто по команде, одновременно все останавливаются. Белкин, кажется, наткнулся на металл... Не спеша, слой за слоем, поднимает спрессованный снежный покров. Так и есть — мина. Разгребает руками снег вокруг тусклого металлического корпуса. Сколько здесь таких «сюрпризов»?
— Сняли больше сотни, мин,— докладывает по инстанции командир отделения часа через два утомительной и опасной работы. Дбкладывает, а сам не спешит радоваться. Эти мины в снегу бойцы отделения отыскали. А если еще остались? Которые глубже зарыты в землю? Весной пройдет плуг или стадо скота — какие будут последствия?..
— Вот что, Алексей Никитович, составьте план этого поля. Передадим в сельсовет, чтобы люди знали, где мы прошли с миноискателем,— советует младший лейтенант
Павел Николенко.
— Когда его откроют-то, сельсовет?
— Значит, зайдем в любой дом ближайшего населенного пункта и отдадим план.
Так и поступили.
В то туманное утро 24 декабря в наступление устремляются 300-я и соседние с ней справа и слева дивизии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78