Как-то отец послал его к своему другу торговцу с таким заданием: «Скажи Рубену из Толедо, чтобы дал тебе двести дуро, они мне очень нужны». Торговец этот был вроде банкира, и его дела с отцом основывались на патриархальном доверии: без всяких разговоров он отсчитал требуемую сумму, и Мордехай получил четыре увесистых свертка испанской монеты. Однако вместо того чтобы отнести их отцу, направил свои стопы в Фес, так как жаждал увидеть мир, потрудиться на свой страх и риск, заработать много-много денег и принести родителю своему не двести, а две тысячи, а то и сотни тысяч дуро. Купил двух ослов и начал возить грузы и пассажиров из Феса в Мекинес и обратно, зарабатывал неплохо. Но однажды в жаркий день подъехал к реке и — вот она, божья кара! — ему захотелось искупаться. А в заводи плавали две дохлые лошади, это совсем плохо. После купания защипало в глазах, и через три дня он ослеп.
У него еще оставались деньги, и какое-то время он смог прожить, не взывая к милосердию ближних, в глубокой тоске, вызванной потерей зрения и переходом от кипучей деятельности к сидячей жизни. В считанные дни ловкий и сильный юноша превратился в хилого, больного человека; на смену мечтам о богатстве и путешествиях пришли постоянные думы о ненадежности благ мирских и неотвратимости возмездия, которое господь бог, отец наш и судия, воздает каждому грешнику. Ослепший юноша даже не смел просить бога вернуть свет его глазам, ибо знал, что мольба эта останется без ответа. Это была божья кара, а уж коли бог тебя покарал, назад хода нет. И Мордехай просил у бога; лишь побольше денег, чтобы жить, не бедствуя, и «женшену», которая бы его полюбила, но и этого ему не было даровано: денег становилось все меньше, потому что уходили они каждый день, а новым неоткуда было взяться, и с женщинами ему не везло. Те, которые сближались с ним, выказывая притворную нежность, шли в его каморку с единственной целью: обокрасть слепого. Однажды он пришел в отчаяние, оттого что никак не мог поймать сильно кусавшую его блоху, которая, казалось, нахально издевается над ним, как вдруг... это вам не шутки... ему явились два ангела.
XIV
— Так ты немного видишь, Альмудена? — спросила Четвертинка.
— Я видеть неясный тень.
И он пояснил, что различает на свету крупные предметы в виде расплывчатой темной массы, но это касается только здешнего мира. А вот в таинственных мирах, существующих выше и ниже, впереди и позади, снаружи и внутри нашего мира, глаза его видят ясно, «как видеть меня вы». Так вот, значит, явились ему два ангела и, уж конечно, не затем, чтоб помалкивать себе: они сказали, что их послал к нему Царь из-под земли. Владыка Самдай желает, мол, поговорить с ним, а для этого Мордехай должен, как стемнеет, пойти на бойню и там, среди луж крови и прочих отходов, жечь фимиам и молиться, пока не наступит полночь, неизменный час встречи с повелителем подземного царства. Передав это послание, ангелы, само собой разумеется, улетели прочь, как быстрый ветер, а Мордехай взял курильницу и благовония, трубку и кулек с табачным зельем и направился на бойню: ждать придется долго, а чтобы скоротать время, ничего нет лучше трубки.
Придя на место, он зажег курильницу, сел возле нее по-турецки и так сидел, вдыхая аромат росного ладана и куря трубку за трубкой, пока не наступила полночь. Прежде всего он увидел двух огромных собак, «больше, чем верблюд, и совсем белый оба», а глаза у них горели огнем. Мордехай «много пугался», от страха перехватило дух. Потом прискакали всадники в богатых одеждах, целый «легиён», и протяжно запели не то песню, не то молитву; тут вдруг с неба градом посыпались камни и песок, да так густо, что его мигом засыпало по шею, стеснило грудь... Юноша совсем уже «сильно боялся»... По песку и камням вихрем промчался еще один отряд всадников в белых бурнусах, стреляя на скаку. А с неба посыпались скорпионы и змеи, которые, упав на землю, извивались и шипели. Бедный слепец прямо-таки умирал от страха, видя себя окруженным мерзкими тварями... Но вот показалась пешая процессия, шли мужчины и женщины, все в белых одеждах, и несли в руках золотые чаши и блюда, причем ступали они по цветам, потому что змеи и скорпионы по волшебству превратились в розы и лилии, а горячий песок и острые камни — в душистые пучки мяты и лавровые ветви.
Не заставил себя ждать и сам Царь, сияющий человеческой и божественной красотой: длинная черная борода, серьги в ушах, золотая корона, в которой сверкали, казалось, не драгоценные камни, а солнце, луна и звезды. На нем была зеленая мантия из такой тонкой ткани, которую могли соткать разве что блестящие паучки в недрах земли из огненных волокон. Свита Самдая ослепляла своим великолепием и пышностью. Тут Петра спросила, а была ли там ее величество царица; рассказчик на минуту задумался, припоминая, потом уверенно заявил, что да, видел он и жену Царя, но лицо ее было спрятано в тонких тканях, как луна в облаках, и поэтому Мордехай не смог разглядеть ее как следует. Платье на царице было желтого цвета, такого, какими бывают наши мысли, когда нам не то весело, не то грустно. Слепой выразил эту мысль с большим трудом, восполняя свою корявую речь выразительной и красноречивой мимикой, в его рассказе на равных правах с голосом участвовали лицо и руки.
В общем, дело было так: по приказу Царя женщины в белом поставили к ногам Мордехая золотые чаши и блюда. Что в них было? Всякие драгоценные камни, много-много, такая гора, что не уместилась бы ни в каком доме: рубины величиной с боб, жемчуг с голубиное яйцо, причем жемчужина в жемчужину, а отборных бриллиантов столько, что ими можно было бы набить не один мешок и мешками нагрузить целую телегу, изумруды с орех и топазы «что мой кулак»...
Три женщины слушали слепого в упоении, открыв рот и пожирая рассказчика глазами. Поначалу они склонны были считать эту историю чистой выдумкой, но мало-помалу стали верить, что все так и было на самом деле, ибо в душе каждой из них жила тяга ко всему красивому и приятному, чего они не видели в своей жалкой нищенской жизни. Альмудена вкладывал в этот рассказ всю свою душу, говорил не только его язык, говорили все морщины лица и каждый волосок бороды. Он изъяснялся знаками, иероглифами, восточными письменами, но слушательницы, сами не зная как, понимали его. Сказочная, полная великолепия сцена закончилась тем, что Царь сказал бедняге Мордехаю так: из двух его желаний он может удовлетворить только одно, и пусть он выбирает либо богатство, либо женщину; либо все эти драгоценности, которые он видит перед собой — с ними он станет богаче всех властителей мира,— либо добрая, красивая и работящая жена, сокровище, которое можно отыскать, разве что переворошив всю землю. И Мордехай не колебался ни секунды, а сразу сказал его подземному величеству, что все эти груды драгоценностей ему не в радость, если он не получит «женшену».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
У него еще оставались деньги, и какое-то время он смог прожить, не взывая к милосердию ближних, в глубокой тоске, вызванной потерей зрения и переходом от кипучей деятельности к сидячей жизни. В считанные дни ловкий и сильный юноша превратился в хилого, больного человека; на смену мечтам о богатстве и путешествиях пришли постоянные думы о ненадежности благ мирских и неотвратимости возмездия, которое господь бог, отец наш и судия, воздает каждому грешнику. Ослепший юноша даже не смел просить бога вернуть свет его глазам, ибо знал, что мольба эта останется без ответа. Это была божья кара, а уж коли бог тебя покарал, назад хода нет. И Мордехай просил у бога; лишь побольше денег, чтобы жить, не бедствуя, и «женшену», которая бы его полюбила, но и этого ему не было даровано: денег становилось все меньше, потому что уходили они каждый день, а новым неоткуда было взяться, и с женщинами ему не везло. Те, которые сближались с ним, выказывая притворную нежность, шли в его каморку с единственной целью: обокрасть слепого. Однажды он пришел в отчаяние, оттого что никак не мог поймать сильно кусавшую его блоху, которая, казалось, нахально издевается над ним, как вдруг... это вам не шутки... ему явились два ангела.
XIV
— Так ты немного видишь, Альмудена? — спросила Четвертинка.
— Я видеть неясный тень.
И он пояснил, что различает на свету крупные предметы в виде расплывчатой темной массы, но это касается только здешнего мира. А вот в таинственных мирах, существующих выше и ниже, впереди и позади, снаружи и внутри нашего мира, глаза его видят ясно, «как видеть меня вы». Так вот, значит, явились ему два ангела и, уж конечно, не затем, чтоб помалкивать себе: они сказали, что их послал к нему Царь из-под земли. Владыка Самдай желает, мол, поговорить с ним, а для этого Мордехай должен, как стемнеет, пойти на бойню и там, среди луж крови и прочих отходов, жечь фимиам и молиться, пока не наступит полночь, неизменный час встречи с повелителем подземного царства. Передав это послание, ангелы, само собой разумеется, улетели прочь, как быстрый ветер, а Мордехай взял курильницу и благовония, трубку и кулек с табачным зельем и направился на бойню: ждать придется долго, а чтобы скоротать время, ничего нет лучше трубки.
Придя на место, он зажег курильницу, сел возле нее по-турецки и так сидел, вдыхая аромат росного ладана и куря трубку за трубкой, пока не наступила полночь. Прежде всего он увидел двух огромных собак, «больше, чем верблюд, и совсем белый оба», а глаза у них горели огнем. Мордехай «много пугался», от страха перехватило дух. Потом прискакали всадники в богатых одеждах, целый «легиён», и протяжно запели не то песню, не то молитву; тут вдруг с неба градом посыпались камни и песок, да так густо, что его мигом засыпало по шею, стеснило грудь... Юноша совсем уже «сильно боялся»... По песку и камням вихрем промчался еще один отряд всадников в белых бурнусах, стреляя на скаку. А с неба посыпались скорпионы и змеи, которые, упав на землю, извивались и шипели. Бедный слепец прямо-таки умирал от страха, видя себя окруженным мерзкими тварями... Но вот показалась пешая процессия, шли мужчины и женщины, все в белых одеждах, и несли в руках золотые чаши и блюда, причем ступали они по цветам, потому что змеи и скорпионы по волшебству превратились в розы и лилии, а горячий песок и острые камни — в душистые пучки мяты и лавровые ветви.
Не заставил себя ждать и сам Царь, сияющий человеческой и божественной красотой: длинная черная борода, серьги в ушах, золотая корона, в которой сверкали, казалось, не драгоценные камни, а солнце, луна и звезды. На нем была зеленая мантия из такой тонкой ткани, которую могли соткать разве что блестящие паучки в недрах земли из огненных волокон. Свита Самдая ослепляла своим великолепием и пышностью. Тут Петра спросила, а была ли там ее величество царица; рассказчик на минуту задумался, припоминая, потом уверенно заявил, что да, видел он и жену Царя, но лицо ее было спрятано в тонких тканях, как луна в облаках, и поэтому Мордехай не смог разглядеть ее как следует. Платье на царице было желтого цвета, такого, какими бывают наши мысли, когда нам не то весело, не то грустно. Слепой выразил эту мысль с большим трудом, восполняя свою корявую речь выразительной и красноречивой мимикой, в его рассказе на равных правах с голосом участвовали лицо и руки.
В общем, дело было так: по приказу Царя женщины в белом поставили к ногам Мордехая золотые чаши и блюда. Что в них было? Всякие драгоценные камни, много-много, такая гора, что не уместилась бы ни в каком доме: рубины величиной с боб, жемчуг с голубиное яйцо, причем жемчужина в жемчужину, а отборных бриллиантов столько, что ими можно было бы набить не один мешок и мешками нагрузить целую телегу, изумруды с орех и топазы «что мой кулак»...
Три женщины слушали слепого в упоении, открыв рот и пожирая рассказчика глазами. Поначалу они склонны были считать эту историю чистой выдумкой, но мало-помалу стали верить, что все так и было на самом деле, ибо в душе каждой из них жила тяга ко всему красивому и приятному, чего они не видели в своей жалкой нищенской жизни. Альмудена вкладывал в этот рассказ всю свою душу, говорил не только его язык, говорили все морщины лица и каждый волосок бороды. Он изъяснялся знаками, иероглифами, восточными письменами, но слушательницы, сами не зная как, понимали его. Сказочная, полная великолепия сцена закончилась тем, что Царь сказал бедняге Мордехаю так: из двух его желаний он может удовлетворить только одно, и пусть он выбирает либо богатство, либо женщину; либо все эти драгоценности, которые он видит перед собой — с ними он станет богаче всех властителей мира,— либо добрая, красивая и работящая жена, сокровище, которое можно отыскать, разве что переворошив всю землю. И Мордехай не колебался ни секунды, а сразу сказал его подземному величеству, что все эти груды драгоценностей ему не в радость, если он не получит «женшену».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71