когда он заснул, голова свесилась, и наутро у него страшно болела шея.
На рассвете донья Пака, сморенная усталостью, задремала в кресле. Во сне она разговаривала и время от времени нервно вздрагивала. Проснулась словно от толчка, ей показалось, что в доме воры, и как только она вспомнила, что Бенины нет, свет божьего дня стал для нее тоскливей, чем ночная тьма. По мнению Фраскито, который все время думал о том же, разумней всего было справиться о Бенине в доме, где она прислуживала по утрам. Донья Пака подумала об этом^еще накануне вечером, но она не знала номера дома по улице Греда, поэтому на поиски не отважилась. Утром привратник вызвался пойти поискать этот дом, но через час вернулся и доложил, что во всех привратницких получил отрицательный ответ.
В довершение несчастья, кроме остатков вчерашнего, почти прокисшего косидо да черствой горбушки хлеба, никакой еды в доме не было. Спасибо соседи, узнав о такой серьезной беде, предложили благородной вдове кто миску чесночного супа, кто кусок жареной трески, кто яйцо и полбутылки дешевого вина. Горе горем, а пришлось подкрепиться, природа своего требует, надо жить даже тогда, когда душа этого не хочет и лелеет мысль о смерти. Дневные часы тянулись томительно долго, хозяйка и гость только и# делали что прислушивались ко всякому шуму на лестнице. Но столько раз им пришлось разочаровываться, что в конце концов оба утратили надежду, сдались и молча сидели друг перед другом с бесстрастными, как у сфинксов, лицами, ибо, не сговариваясь, решили не ломать себе голову и положиться на волю божью. Они узнают, где Нина и почему ее нет, когда господь бог милостиво пошлет им весточку каким-либо ему одному ведомым путем и способом.
Было часов двенадцать, когда у входной двери громко зазвонил колокольчик. Дама из Ронды и кавалер из Альхесираса вскочили, как на пружинах, со своих мест.
— Нет, это не она,— с горьким разочарованием произнесла донья Пака.— Нина никогда так не звонит.
Фраскито хотел было пойти открыть, но хозяйка дома остановила его вполне разумным предупреждением:
— Не выходите, Понте, это, может быть, какой-нибудь нахальный лавочник из тех, что не дают мне житья. Пусть девочка откроет. Селедония, беги, но запомни хорошенько: если кто-то принес известие о Нине, пусть зайдет. А если кто из лавки, скажи, что меня нет дома.
Девочка убежала и тут же вернулась.
— Сеньора, это дон Ромуальдо.
От волнения и страха оба онемели. Понте кружился на одной ноге, как волчок, а донья Пака раз десять пыталась встать и снова падала в кресло, бормоча:
— Пусть войдет... Сейчас узнаем... Боже мой, у меня в доме сам дон Ромуальдо!.. В гостиную, Селедония, проводи его в гостиную... Я надену черную юбку... И причесаться не успела... Как я его приму в таком виде!.. Иди, девочка, иди... Мою черную юбку.
Альхесирец и девочка кое-как натянули на донью Паку юбку поверх платья, впопыхах вывернув ее наизнанку. Хозяйка дома нервничала, обзывала их неуклюжими и от нетерпения топала ногами. Наконец привела одежду в порядок, прошлась гребнем по волосам и неверными шагами прошла в гостиную, где священник ждал ее, стоя и рассматривая семейные фотографии, единственное украшение полупустой комнаты.
— Извините меня, сеньор дон Ромуальдо,— сказала вдова Сапаты, у которой от волнения подгибались ноги, и, поцеловав руку священнику, опустилась на стул.— Слава богу, что я могу наконец выразить вам благодарность за вашу безмерную доброту.
— Это мой долг, сеньора,— ответил тот, слегка удивленный,— и благодарить меня не за что.
— А теперь скажите бога ради,— продолжала донья Пака заплетающимся языком, так она боялась услышать дурную весть,— скажите сразу. Что случилось с моей бедной Ниной?
Для священника это имя прозвучало как кличка любимой собачки, которая у хозяйки дома потерялась.
— Она, значит, пропала?.. — спросил он, лишь бы что-нибудь сказать.
— А разве вы не знаете?.. О-о! Случилось несчастье, и вы из жалости не говорите мне о нем.
И несчастная дама залилась горючими слезами, а служитель божий, еще больше смутившись, не знал, что сказать.
— Сеньора, ради бога не огорчайтесь... Кто знает, случилось или нет то, что вы подозреваете.
— Нина, дорогая моя Нина!
— Это член вашей семьи, близкая родственница? Объясните мне...
— Я бесконечно вам благодарна, сеньор дон Ромуальдо, за то, что вы не хотите сказать мне правду... Но лучше все-таки знать... Или вы хотите подготовить меня к печальной новости, чтобы не сразить неожиданностью?
— Дорогая сеньора,— с нетерпеливой прямотой сказал священник, так как жаждал выяснить, в чем же дело.— Я не принес вам ни добрых, ни дурных вестей о той особе, по которой вы плачете, я не знаю, кто это и почему вы думаете, что я...
— Простите меня, дон Ромуальдо. Я подумала, что с Бениной, моей служанкой, вернее, подругой и компаньонкой, произошел какой-нибудь несчастный случай в вашем доме или когда она от вас ушла, на улице, и я...
— Час от часу не легче!.. Сеньора донья Франсиска Хуарес, здесь какое-то недоразумение, которое я должен прояснить, назвав себя: я — Ромуальдо Седрон. Двадцать лет исполнял должность протопресвитера прихода Санта-Мария в Ронде и сейчас пришел к вам по поручению других душеприказчиков объявить вам последнюю волю моего задушевного друга Рафаэля Гарсии, которого бог призвал в свою обитель.
Если бы донья Пака увидела, как разверзлась земля и из расщелины выскочили полчища чертей, а над головой раскололся свод небесный, откуда слетели легионы ангелов и смешались с чертями в диком и нелепом хороводе, и то она не была бы так поражена и смятена. Завещание, наследство! Правду говорит священник или это глупая и жестокая шутка? И сам священник — действительно ли он живой человек или видение, плод больной фантазии несчастной женщины? Донья Пака онемела и лишь испуганно смотрела на дона Ромуальдо.
— Вам нечего пугаться, сеньора. Наоборот: я с большим удовольствием сообщаю донье Франсиске Хуарес, что пришел конец ее страданиям. Господь, испытав лишениями вашу кротость и ваше смирение, захотел вознаградить вас за эти добродетели, вызволить из того бедственного положения, в коем вы прожили столько лет.
У доньи Паки слезы текли ручьем, и она по-прежнему не могла вымолвить ни слова. Так велики были ее волнение, изумление и радость, что образ Бенины тотчас вылетел у нее из головы, как будто загадочное исчезновение служанки произошло много лет назад!
— Понимаю, — продолжал священник, пододвинув свой стул поближе и положив руку на запястье доньи Франсиски,— понимаю ваше смятение... Внезапный переход от несчастья к благоденствию не может не потрясти душу человеческую. Было бы хуже, если б вы отнеслись к этому безучастно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
На рассвете донья Пака, сморенная усталостью, задремала в кресле. Во сне она разговаривала и время от времени нервно вздрагивала. Проснулась словно от толчка, ей показалось, что в доме воры, и как только она вспомнила, что Бенины нет, свет божьего дня стал для нее тоскливей, чем ночная тьма. По мнению Фраскито, который все время думал о том же, разумней всего было справиться о Бенине в доме, где она прислуживала по утрам. Донья Пака подумала об этом^еще накануне вечером, но она не знала номера дома по улице Греда, поэтому на поиски не отважилась. Утром привратник вызвался пойти поискать этот дом, но через час вернулся и доложил, что во всех привратницких получил отрицательный ответ.
В довершение несчастья, кроме остатков вчерашнего, почти прокисшего косидо да черствой горбушки хлеба, никакой еды в доме не было. Спасибо соседи, узнав о такой серьезной беде, предложили благородной вдове кто миску чесночного супа, кто кусок жареной трески, кто яйцо и полбутылки дешевого вина. Горе горем, а пришлось подкрепиться, природа своего требует, надо жить даже тогда, когда душа этого не хочет и лелеет мысль о смерти. Дневные часы тянулись томительно долго, хозяйка и гость только и# делали что прислушивались ко всякому шуму на лестнице. Но столько раз им пришлось разочаровываться, что в конце концов оба утратили надежду, сдались и молча сидели друг перед другом с бесстрастными, как у сфинксов, лицами, ибо, не сговариваясь, решили не ломать себе голову и положиться на волю божью. Они узнают, где Нина и почему ее нет, когда господь бог милостиво пошлет им весточку каким-либо ему одному ведомым путем и способом.
Было часов двенадцать, когда у входной двери громко зазвонил колокольчик. Дама из Ронды и кавалер из Альхесираса вскочили, как на пружинах, со своих мест.
— Нет, это не она,— с горьким разочарованием произнесла донья Пака.— Нина никогда так не звонит.
Фраскито хотел было пойти открыть, но хозяйка дома остановила его вполне разумным предупреждением:
— Не выходите, Понте, это, может быть, какой-нибудь нахальный лавочник из тех, что не дают мне житья. Пусть девочка откроет. Селедония, беги, но запомни хорошенько: если кто-то принес известие о Нине, пусть зайдет. А если кто из лавки, скажи, что меня нет дома.
Девочка убежала и тут же вернулась.
— Сеньора, это дон Ромуальдо.
От волнения и страха оба онемели. Понте кружился на одной ноге, как волчок, а донья Пака раз десять пыталась встать и снова падала в кресло, бормоча:
— Пусть войдет... Сейчас узнаем... Боже мой, у меня в доме сам дон Ромуальдо!.. В гостиную, Селедония, проводи его в гостиную... Я надену черную юбку... И причесаться не успела... Как я его приму в таком виде!.. Иди, девочка, иди... Мою черную юбку.
Альхесирец и девочка кое-как натянули на донью Паку юбку поверх платья, впопыхах вывернув ее наизнанку. Хозяйка дома нервничала, обзывала их неуклюжими и от нетерпения топала ногами. Наконец привела одежду в порядок, прошлась гребнем по волосам и неверными шагами прошла в гостиную, где священник ждал ее, стоя и рассматривая семейные фотографии, единственное украшение полупустой комнаты.
— Извините меня, сеньор дон Ромуальдо,— сказала вдова Сапаты, у которой от волнения подгибались ноги, и, поцеловав руку священнику, опустилась на стул.— Слава богу, что я могу наконец выразить вам благодарность за вашу безмерную доброту.
— Это мой долг, сеньора,— ответил тот, слегка удивленный,— и благодарить меня не за что.
— А теперь скажите бога ради,— продолжала донья Пака заплетающимся языком, так она боялась услышать дурную весть,— скажите сразу. Что случилось с моей бедной Ниной?
Для священника это имя прозвучало как кличка любимой собачки, которая у хозяйки дома потерялась.
— Она, значит, пропала?.. — спросил он, лишь бы что-нибудь сказать.
— А разве вы не знаете?.. О-о! Случилось несчастье, и вы из жалости не говорите мне о нем.
И несчастная дама залилась горючими слезами, а служитель божий, еще больше смутившись, не знал, что сказать.
— Сеньора, ради бога не огорчайтесь... Кто знает, случилось или нет то, что вы подозреваете.
— Нина, дорогая моя Нина!
— Это член вашей семьи, близкая родственница? Объясните мне...
— Я бесконечно вам благодарна, сеньор дон Ромуальдо, за то, что вы не хотите сказать мне правду... Но лучше все-таки знать... Или вы хотите подготовить меня к печальной новости, чтобы не сразить неожиданностью?
— Дорогая сеньора,— с нетерпеливой прямотой сказал священник, так как жаждал выяснить, в чем же дело.— Я не принес вам ни добрых, ни дурных вестей о той особе, по которой вы плачете, я не знаю, кто это и почему вы думаете, что я...
— Простите меня, дон Ромуальдо. Я подумала, что с Бениной, моей служанкой, вернее, подругой и компаньонкой, произошел какой-нибудь несчастный случай в вашем доме или когда она от вас ушла, на улице, и я...
— Час от часу не легче!.. Сеньора донья Франсиска Хуарес, здесь какое-то недоразумение, которое я должен прояснить, назвав себя: я — Ромуальдо Седрон. Двадцать лет исполнял должность протопресвитера прихода Санта-Мария в Ронде и сейчас пришел к вам по поручению других душеприказчиков объявить вам последнюю волю моего задушевного друга Рафаэля Гарсии, которого бог призвал в свою обитель.
Если бы донья Пака увидела, как разверзлась земля и из расщелины выскочили полчища чертей, а над головой раскололся свод небесный, откуда слетели легионы ангелов и смешались с чертями в диком и нелепом хороводе, и то она не была бы так поражена и смятена. Завещание, наследство! Правду говорит священник или это глупая и жестокая шутка? И сам священник — действительно ли он живой человек или видение, плод больной фантазии несчастной женщины? Донья Пака онемела и лишь испуганно смотрела на дона Ромуальдо.
— Вам нечего пугаться, сеньора. Наоборот: я с большим удовольствием сообщаю донье Франсиске Хуарес, что пришел конец ее страданиям. Господь, испытав лишениями вашу кротость и ваше смирение, захотел вознаградить вас за эти добродетели, вызволить из того бедственного положения, в коем вы прожили столько лет.
У доньи Паки слезы текли ручьем, и она по-прежнему не могла вымолвить ни слова. Так велики были ее волнение, изумление и радость, что образ Бенины тотчас вылетел у нее из головы, как будто загадочное исчезновение служанки произошло много лет назад!
— Понимаю, — продолжал священник, пододвинув свой стул поближе и положив руку на запястье доньи Франсиски,— понимаю ваше смятение... Внезапный переход от несчастья к благоденствию не может не потрясти душу человеческую. Было бы хуже, если б вы отнеслись к этому безучастно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71