— Все эта воображала... Сами видите!.. Послушай, подруга, раз уж ты у нас капрал, не перегибай палку, дай и мам, новеньким, получить хоть какое-то подаяние, все мы Христовы дочери... Пойми!
— Тихо, говорят вам!
— Ох, подруга... Ни дать ни взять — Кановас!
III
Чуть подальше от входной двери, по левой стороне прохода, примерно в середине его, расположилась другая компания, которую составляли сидевший на полу слепой, женщина с двумя младенцами, тоже присевшая у стены, и молча и неподвижно стоявшая рядом с ней старуха в черном платье и черной накидке. В нескольких шагах, еще ближе к входу в церковь, стоял, прислонившись к стене и всем телом опираясь на костыли, одноногий и однорукий Элисео Мартинес, которому в виде особой милости поручено было продавать прихожанам «Католическую неделю». По сложившейся в этом отряде попрошаек иерархии он шел сразу после Касианы, был, так сказать, ее первым заместителем или помощником.
Итак, всего в отряде было семь нищих, и я хочу описать их всех, обратив внимание читателя на внешность, речь и характер каждого из них. К чему и приступаю.
Женщина, одетая в черное, пожалуй, не была старухой, но раньше времени состарилась и здесь считалась не только новенькой, но и приходящей, потому что приходила к церкви побираться с довольно большими перерывами, то есть время от времени вдруг исчезала, скорей всего находя какое-нибудь место или приют у добрых людей. Здесь ее звали Бениной (из чего можно предположить, что настоящее ее имя было Бенигна 1), и из всего сообщества, если можно так выразиться, она была самой тихой и кроткой, самой вежливой и воспитанной, по всему было видно, что она всецело подчинилась воле господней. Никогда не докучала прихожанам назойливыми жалобами; при дележе, даже если другие урывали себе львиную долю, никогда не возмущалась, и никогда ее не видели под знаменами воинственной и злокозненной Потешницы. Как с женщинами, так и с мужчинами говорила сдержанно и приветливо, с Касианой обращалась почтительно, к безногому проявляла уважение; единственным, с кем она обходилась по-дружески просто, но не выходя за рамки приличий, был слепой по имени Альмудена, о котором пока скажу только, что родом он был из арабского города Суса, расположенного в глубине Марокко, в трех днях пути от Марракеша. Запомните это.
У Бенины был нежный голос, по манерам ее можно было принять за женщину, получившую хорошее и даже
Бенигна (лат.) — благожелательная.
тонкое воспитание, лицо ее не было лишено известной привлекательности, правда, стертой прожитыми годами и потому едва заметной. У нее сохранилось еще больше половины зубов; темные глаза были окружены едва заметной краснотой, возможно, из-за утреннего холода, но веки нельзя было назвать старческими; носом она хлюпала меньше, чем ее подруги по профессии, морщинистые узловатые пальцы не заканчивались кривыми, как у пустельги, когтями. Скорей это были руки прачки, загрубелые, но чистые. Волосы Бенина стягивала черной лентой, закрывавшей и часть лба, поверх нее — черный платок; платье и накидка тоже были черными, и вся одежда ее выглядела немного опрятнее, чем у других старых попрошаек. Такая опрятность в сочетании с кротким взглядом и довольно правильными чертами лица делала ее похожей на святую Риту Кассийскую, отправившуюся в паломничество по белу свету. Не хватало лишь креста и язвы на лбу, впрочем, за язву можно было принять небольшую, круглую, как горошина, сизую бородавку над переносицей.
Около десяти часов Касиана вышла во двор и направилась в ризницу (куда, будучи старожилкой, имела свободный доступ) поговорить с доном Сененом о каком-то деле, неизвестном ее товарищам и потому сразу же вызвавшем пересуды. Не успела капралына скрыться с глаз, как Потешница клубком покатилась по проходу к другой группе нищих, расположившейся с левой стороны, присела рядом с Деметрией — так звали женщину с детьми — и слепым марокканцем и дала волю языку, так же остро отточенному, как и похожие на коготки ящерицы ногти на ее черных скрюченных пальцах.
— Вы что же, не верите тому, что я сказала? Капраль-ша богата, в самом деле богата, истинно вам говорю, и все, что ей здесь подают, она отнимает у нас, честных и беспробудных (она хотела сказать: «бесприютных») бедняков, у кого действительно ни кола, ни двора.
— Она живет там, наверху,— заметила Кресенсия,— в дальнем конце Паулеса.
— Нет, голубушка, что ты! Она раньше там жила,— возразила Потешница, царапая воздух когтями.— Уж я-то знаю, меня ей не провести, люди добрые все рассказали. Живет она в Куатро-Каминосе, у нее возле хибары загон, и она там выкармливает, извините за выражение, свинью; не в обиду будь сказано, это самая лучшая свинья в Куатро-Каминосе.
— А ты видела горбунью, что приходит к ней?
— Еще бы не видеть! Капральша думает, мы все тут дурочки. Горбунья — ее дочь, вроде бы швея, понимаешь? А раз у нее горб, то она еще и побирается. Кроме того, шьет и зарабатывает денежки в общий котел... В общем, они — богачки, прости меня господи, бессовестные богачки, водят за нос и нас, грешных, и святую католическую апостольскую церковь. А на еду она не тратит ни гроша, есть два или три дома, откуда ей каждый божий день присылают кастрюлищу косидо, да такого, что пальчики оближешь... Ого-го!
— Вчера,— сказала Деметрия, отнимая ребенка от груди,— я сама видела, как ей принесли...
— Что принесли?
— Рис с морскими ракушками, и так много, что хватило бы на семерых.
— Вот видишь?.. Так ты говоришь, с ракушками? И вкусно пахло?
— Еще как вкусно-то!.. Кастрюли стоят в ризнице. Туда и приносят еду, накладывают в кастрюли и — фьюить! — все идет в Куатро-Каминос.
— А ее муж,— добавила Потешница, меча искры из глаз,— торгует смолистыми сучьями для растопки и петрушкой... Служил в солдатах, у него семь простых крестов и еще один с пятью реалами... Ничего себе семейка! А вот я сегодня сгрызла черствую корку хлеба и больше ничего и, если Рикарда не пустит меня переночевать в свою халупу в Чамбери, останусь на ночь под открытым небом. Что ты на это скажешь, Альмудена?
Слепой пробормотал что-то невнятное, а когда Потешница повторила свой вопрос, ответил, жестко и с трудом выговаривая слова:
— Вы говорить о Пиче? Я его знает. Он не есть муж с Касиана, не венчаться, клянусь белым светом, нет. Есть любовник, светом клянусь, любовник.
— Так ты его знаешь?
— Я его знает, он покупать у меня два четки... из моя страна четки, и камень-магнит. У него деньги, много деньги... Он надзиратель за похлебка там, в «Сердце Христово»... все бедняки он командовать, ходить с палка... квартал Салманка... надзиратель... Плохой, сильно плохой, не давать еда... Слуга правительства, плохой правительство в Испании, служит тем, кто в банке, а там, под земля, в подвал, все деньги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71