.. Такое ли уж это безумие? Пожалуй, нет.
XXIX
При всей своей изобретательности и находчивости Бенина не смогла убедить марокканца вернуться в Мадрид.
— Не возьму в толк,— сказала она, исчерпав все доводы,— на что ты будешь жить на этой твоей горе, где ты устроил себе молельню. Побираться не ходишь, кроме меня, никто тебе харчей не принесет, а у меня пока что есть деньги, но очень скоро не останется и медного гроша, и мне придется снова унижаться, попрошайничать. Манны небесной ты ждешь, что ли?
— Да, и манна будет упасть,— с глубоким убеждением ответил Альмудена.
— Жди, как же... Но скажи-ка мне вот что, сынок: нет ли здесь закопанных денег?
— Есть много деньги, много.
— Так послушай, почему бы тебе их не поискать, хоть не даром тратил бы время. Да нет, куда там, не верю я ни в сказки, ни в ворожбу, что ты привез из страны неверных... Нет, нет, не в этом нам, беднякам, надо искать спасения: что клады, что драгоценности, которые тебе принесут в корзинах — все это, по-моему, пустые разговоры.
— Если ты выходить за меня замуж, я находить много клад.
— Ладно, ладно... Так и берись за дело, узнай, где закопана корзина с деньгами, я помогу тебе ее выкопать, и тогда этих денег, как бог свят, хватит нам и на свадьбу.
И Бенина начала собирать в корзину остатки еды, намереваясь уйти. Альмудена не хотел, чтобы подруга его уходила так скоро, но она настояла на своем с твердостью, которую всегда проявляла в подобных случаях:
— Только мне и не хватало остаться здесь на солнцепеке да на ветру, словно шкуре, растянутой для просушки возле дубильни! А еще вот что ты мне скажи: я буду сидеть с тобой здесь, а кто накормит мою госпожу?
Упоминание о госпоже вернуло Мордехая к мысли о «шикарном кавалере», он снова разволновался, и Бенина поспешила успокоить его известием о том, что Понте, дескать, уже вернулся в свои дворянские хоромы, а они с госпожой не хотят иметь больше никаких дел с этим старым плутом, проявившим черную неблагодарность: он ушел по-английски, ни с кем не попрощавшись и не заплатив за пансион. Африканец с детской наивностью поверил этой выдумке и, взяв с Бенины торжественную клятву, что она будет навещать его каждый день, пока он не закончит свое суровое покаяние, отпустил ее с миром. Бенина поднялась наверх, чтобы вернуться в город через станцию — этот путь был короче и легче.
Когда Бенина пришла домой, госпожа первым делом спросила ее, когда вернется из" Гвадалахары дон Ромуальдо, на что она ответила, что точных сведений о дне возвращения сеньора священника нет. В тот день не случилось ничего, достойного упоминания, если не говорить о том, что Понте стало намного легче, особенно после того как зашла Обдулия и проболтала часа четыре с ним и с матерью о светской жизни, которую те вели в Ронде сорок лет тому назад. Надо заметить, что денег у Бенины стало еще меньше, так как девочка обедала с ними и пришлось, кроме обычной еды, купить вина, фруктов и мармеладу на десерт. В эти дни она изрядно потратилась да еще занялась благотворительностью в предместье Камбронерас, так что после уплаты самых неотложных долгов от десяти дуро, одолженных Фитюлькой, на день третьего похода Бекины к Толедскому мосту у нее остался всего один дуро и еще мелочь.
Нам достоверно известно, что во время этого третьего похода навстречу Бенине вышел вчерашний старик по имени Сильверио, а с ним стройной шеренгой шли, точно на бой, другие нищие обитатели трущоб, причем своим представителем они избрали безногого, у которого язык был хорошо подвешен, как будто мать-природа решила хоть чем-то возместить ему потерю обеих ног. Он выдвинулся вперед и от имени присутствующих членов нищего сообщества потребовал, чтобы сеньора делила свое безграничное милосердие поровну, ибо все они имеют право на ее подаяние и надеются на него. Бенина искренне и просто ответила на это, что раздавать и делить ей нечего и что она нисколько не богаче их. Ей никто не поверил, и, так как полчеловека истощил свое красноречие в первом выступлении, слово взял престарелый Сильверио и сказал, что все они не вчера родились и каждому ясно, что сеньора не та, за кого она себя выдает, что на самом деле она важная дама, переодетая нищенкой, которая и раньше посещала эти места, разыскивая и поддерживая настоящих бедняков. Так что напрасно она наряжалась, они знают ее уже много лет. О, в тот раз переодетая сеньора помогала всем поровну! Ее лицо хорошо запомнили и он, и многие другие, и все они готовы поклясться, что она — та самая персона, которую они сейчас видят своими глазами и могут коснуться рукой.
Присутствующие в один голос подтвердили слова восьмидесятилетнего Сильверио, который еще добавил, что прежнюю благодетельницу они почитали как святую и трижды будут почитать нынешнюю, как бы она ни нарядилась, и будут славить ее, преклонив колени. Бенина шутливо ответила, что она такая же святая, как ее бабушка, и если б они прежде подумали, то не впали бы в такую глупую ошибку. Да, действительно, несколько лет тому назад была такая знатная дама и прозывалась она донья Гильермина Пачеко, сильная духом и щедрая сердцем; она бродила по свету, творя благодеяния, в простом, но приличном платье, по строгому покрою которого можно было догадаться о ее принадлежности к высшему свету. Но этой достойной дамы уже нет в живых. Слишком уж хороша она оказалась для этого мира, и бог взял ее в царствие небесное, хоть здесь она была нам нужнее. Но даже если бы она была жива, господи, как можно спутать с нею несчастную Бенину? Всему Мадриду известно, что она из деревни, служит прислугой. Если уж по нищенской одежде в заплатах и штопке, по стоптанным альпаргатам они не могут отличить старую кухарку от знатной сеньоры — допустим даже, что та специально так вырядилась,— то уж во всем-то остальном никого не обманешь, например в речи. Донья Гильермина говорила что твой ангел — ну как же они могли спутать ее с женщиной, которая разговаривает на простом и всем доступном наречии? Родилась она в деревне под Гвадалахарой в крестьянской семье, двадцати лет от роду пришла в Мадрид и нанялась в прислуги. Читает с большим трудом, а в письме так слаба, что едва может накарябать свое имя: Бенина де Касиа. Из-за этой фамилии сельские шутники прозвали ее святой Ритой Кассийской. А она — никакая не святая, а большая грешница, и с опочившей в бозе доньей Гильерминой не имеет ничего общего. Она такая же бедная, как они, живет подаянием, выкручивается, как может, чтобы прокормить своих близких. Бог наделил ее щедростью, это верно, и как заведется у нее деньга, она, не жалея, делится с теми, кто нуждается еще больше, и этому рада.
Нищие ей не поверили, они лишь почуяли опасность быть обойденными милостью божьей и, протягивая к ней худые руки, жалобными голосами молили Бенину де Касиа о помощи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
XXIX
При всей своей изобретательности и находчивости Бенина не смогла убедить марокканца вернуться в Мадрид.
— Не возьму в толк,— сказала она, исчерпав все доводы,— на что ты будешь жить на этой твоей горе, где ты устроил себе молельню. Побираться не ходишь, кроме меня, никто тебе харчей не принесет, а у меня пока что есть деньги, но очень скоро не останется и медного гроша, и мне придется снова унижаться, попрошайничать. Манны небесной ты ждешь, что ли?
— Да, и манна будет упасть,— с глубоким убеждением ответил Альмудена.
— Жди, как же... Но скажи-ка мне вот что, сынок: нет ли здесь закопанных денег?
— Есть много деньги, много.
— Так послушай, почему бы тебе их не поискать, хоть не даром тратил бы время. Да нет, куда там, не верю я ни в сказки, ни в ворожбу, что ты привез из страны неверных... Нет, нет, не в этом нам, беднякам, надо искать спасения: что клады, что драгоценности, которые тебе принесут в корзинах — все это, по-моему, пустые разговоры.
— Если ты выходить за меня замуж, я находить много клад.
— Ладно, ладно... Так и берись за дело, узнай, где закопана корзина с деньгами, я помогу тебе ее выкопать, и тогда этих денег, как бог свят, хватит нам и на свадьбу.
И Бенина начала собирать в корзину остатки еды, намереваясь уйти. Альмудена не хотел, чтобы подруга его уходила так скоро, но она настояла на своем с твердостью, которую всегда проявляла в подобных случаях:
— Только мне и не хватало остаться здесь на солнцепеке да на ветру, словно шкуре, растянутой для просушки возле дубильни! А еще вот что ты мне скажи: я буду сидеть с тобой здесь, а кто накормит мою госпожу?
Упоминание о госпоже вернуло Мордехая к мысли о «шикарном кавалере», он снова разволновался, и Бенина поспешила успокоить его известием о том, что Понте, дескать, уже вернулся в свои дворянские хоромы, а они с госпожой не хотят иметь больше никаких дел с этим старым плутом, проявившим черную неблагодарность: он ушел по-английски, ни с кем не попрощавшись и не заплатив за пансион. Африканец с детской наивностью поверил этой выдумке и, взяв с Бенины торжественную клятву, что она будет навещать его каждый день, пока он не закончит свое суровое покаяние, отпустил ее с миром. Бенина поднялась наверх, чтобы вернуться в город через станцию — этот путь был короче и легче.
Когда Бенина пришла домой, госпожа первым делом спросила ее, когда вернется из" Гвадалахары дон Ромуальдо, на что она ответила, что точных сведений о дне возвращения сеньора священника нет. В тот день не случилось ничего, достойного упоминания, если не говорить о том, что Понте стало намного легче, особенно после того как зашла Обдулия и проболтала часа четыре с ним и с матерью о светской жизни, которую те вели в Ронде сорок лет тому назад. Надо заметить, что денег у Бенины стало еще меньше, так как девочка обедала с ними и пришлось, кроме обычной еды, купить вина, фруктов и мармеладу на десерт. В эти дни она изрядно потратилась да еще занялась благотворительностью в предместье Камбронерас, так что после уплаты самых неотложных долгов от десяти дуро, одолженных Фитюлькой, на день третьего похода Бекины к Толедскому мосту у нее остался всего один дуро и еще мелочь.
Нам достоверно известно, что во время этого третьего похода навстречу Бенине вышел вчерашний старик по имени Сильверио, а с ним стройной шеренгой шли, точно на бой, другие нищие обитатели трущоб, причем своим представителем они избрали безногого, у которого язык был хорошо подвешен, как будто мать-природа решила хоть чем-то возместить ему потерю обеих ног. Он выдвинулся вперед и от имени присутствующих членов нищего сообщества потребовал, чтобы сеньора делила свое безграничное милосердие поровну, ибо все они имеют право на ее подаяние и надеются на него. Бенина искренне и просто ответила на это, что раздавать и делить ей нечего и что она нисколько не богаче их. Ей никто не поверил, и, так как полчеловека истощил свое красноречие в первом выступлении, слово взял престарелый Сильверио и сказал, что все они не вчера родились и каждому ясно, что сеньора не та, за кого она себя выдает, что на самом деле она важная дама, переодетая нищенкой, которая и раньше посещала эти места, разыскивая и поддерживая настоящих бедняков. Так что напрасно она наряжалась, они знают ее уже много лет. О, в тот раз переодетая сеньора помогала всем поровну! Ее лицо хорошо запомнили и он, и многие другие, и все они готовы поклясться, что она — та самая персона, которую они сейчас видят своими глазами и могут коснуться рукой.
Присутствующие в один голос подтвердили слова восьмидесятилетнего Сильверио, который еще добавил, что прежнюю благодетельницу они почитали как святую и трижды будут почитать нынешнюю, как бы она ни нарядилась, и будут славить ее, преклонив колени. Бенина шутливо ответила, что она такая же святая, как ее бабушка, и если б они прежде подумали, то не впали бы в такую глупую ошибку. Да, действительно, несколько лет тому назад была такая знатная дама и прозывалась она донья Гильермина Пачеко, сильная духом и щедрая сердцем; она бродила по свету, творя благодеяния, в простом, но приличном платье, по строгому покрою которого можно было догадаться о ее принадлежности к высшему свету. Но этой достойной дамы уже нет в живых. Слишком уж хороша она оказалась для этого мира, и бог взял ее в царствие небесное, хоть здесь она была нам нужнее. Но даже если бы она была жива, господи, как можно спутать с нею несчастную Бенину? Всему Мадриду известно, что она из деревни, служит прислугой. Если уж по нищенской одежде в заплатах и штопке, по стоптанным альпаргатам они не могут отличить старую кухарку от знатной сеньоры — допустим даже, что та специально так вырядилась,— то уж во всем-то остальном никого не обманешь, например в речи. Донья Гильермина говорила что твой ангел — ну как же они могли спутать ее с женщиной, которая разговаривает на простом и всем доступном наречии? Родилась она в деревне под Гвадалахарой в крестьянской семье, двадцати лет от роду пришла в Мадрид и нанялась в прислуги. Читает с большим трудом, а в письме так слаба, что едва может накарябать свое имя: Бенина де Касиа. Из-за этой фамилии сельские шутники прозвали ее святой Ритой Кассийской. А она — никакая не святая, а большая грешница, и с опочившей в бозе доньей Гильерминой не имеет ничего общего. Она такая же бедная, как они, живет подаянием, выкручивается, как может, чтобы прокормить своих близких. Бог наделил ее щедростью, это верно, и как заведется у нее деньга, она, не жалея, делится с теми, кто нуждается еще больше, и этому рада.
Нищие ей не поверили, они лишь почуяли опасность быть обойденными милостью божьей и, протягивая к ней худые руки, жалобными голосами молили Бенину де Касиа о помощи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71