совершенно очевидно,
что если один инженер выдумал приспособление, то другой в состоянии
постигнуть его секрет. Но тут дверь снова открылась и впустила мужчину.
- Доброе утро, - обратился он ко мне. - Я доктор Альбрехт.
Его наряд представлял собой нечто среднее между выходным костюмом
обитателя Гарлема и одеждой для загородных прогулок, но
профессионально-непринужденные манеры и усталые глаза заставили меня
поверить ему.
- Доброе утро, доктор. Я хотел бы получить свою одежду.
Он сделал еще один шаг, и дверь за его спиной скользнула на место.
Потом он сунул руку в складки одежды и извлек пачку сигарет; вытащил одну,
помахал ею в воздухе, вставил в рот и затянулся. Сигарета задымилась.
После этого он протянул пачку мне.
- Закурите?
- Да нет, благодарю.
- Берите, одна не повредит.
Я отрицательно покачал головой. Раньше я не мог без сигарет работать.
Чем больше окурков было в пепельницах и прожженных мест на чертежной
доске, тем успешнее продвигалась работа. Теперь от одного вида дыма я
почувствовал легкое головокружение и удивился: неужели во время сна я
избавился от привычки курить?
- Все равно не хочу, спасибо.
- Ладно. Мистер Дейвис, я здесь работаю шесть лет. Моя специальность
- гипноз, оживление и все такое прочее. За время работы и здесь, и в
других местах я помог восьми тысячам семидесяти трем пациентам вернуться к
нормальной жизни после гипотермии. Вы - восемь тысяч семьдесят четвертый.
Все проснувшиеся ведут себя странно - по мнению неспециалиста; для меня-то
их поведение естественно. Одни, например, не хотят просыпаться и орут на
меня, когда я пытаюсь их разбудить; другие - так и не просыпаются, и мы
вынуждены отправлять их в другое учреждение; третьи, осознав, что пути
обратно нет и слишком поздно возвращаться домой, в тот год, когда они
выбрали "долгий сон", начинают рыдать без остановки. А некоторые, вроде
вас, требуют одежду и хотят тут же бежать на улицу.
- И что же? Разве нельзя? Я что, заключенный?
- Отнюдь. Вы можете получить свою одежду. Думаю, она покажется вам
несколько вышедшей из моды, но это ваша забота. А пока ваши шмотки не
принесли, соблаговолите-ка рассказать мне, отчего такая ужасная спешка. И
что за дело, которое требует вашего участия в нем сию минуту, - ведь
тридцать лет вы им не занимались. А именно такой срок вы провели в
холодном сне - тридцать лет. Неужто дело столь срочное? Или оно подождет
до вечера? Или даже до завтра?
Я начал было бормотать что-то о необходимости срочно заняться...
потом сконфузился и промямлил:
- Может, и не так уж спешно...
- Тогда сделайте мне одолжение, ложитесь в кровать. Позвольте мне
сперва вас осмотреть, потом вы позавтракаете и, может, побеседуете со мной
немного, прежде чем рвануть на все четыре стороны. Может быть, я даже
смогу посоветовать вам, в какую сторону лучше рвануть.
- Гм, хорошо, доктор. Извините за беспокойство. - Я снова забрался в
кровать. Лежать в ней было удобно - и я вдруг почувствовал, как устал.
- Какое там беспокойство, пустяки. Что именно нас беспокоит, вы еще
увидите. Хоть бы от части забот избавиться. - Он поправил на мне одеяло,
потом наклонился к тумбочке-столу: - Доктор Альбрехт из семнадцатой.
Пошлите палатную прислугу с завтраком, да... меню - четыре-минус. - Он
опять повернулся ко мне: - Повернитесь на живот и задерите пижаму - хочу
проверить ваши ребра. Пока я вас осматриваю, можете задавать вопросы. Если
хотите.
Я попытался обдумать вопросы, пока он тыкал чем-то мне в ребра;
штуковину, которой он пользовался, я принял за стетоскоп, хотя он скорее
напоминал уменьшенный слуховой аппарат. Но у нее имелся все тот же
недостаток - поверхность датчика была холодной и твердой.
О чем спросить, проспав тридцать лет? Достигли или нет звезд? Кто
теперь проповедует "война войне"? Выращивают ли детей в колбах?
- А что, док, в фойе кинотеатров все еще стоят машины для продажи
попкорна?
- Стояли, когда я последний раз смотрел кино. У меня нет времени
бывать там часто. Кстати, теперь в ходу слово "хваталка", а не "кино".
- Вот как? А почему?
- А вы сходите разок. И сразу поймете. Да не забудьте пристегнуть
привязной ремень: от некоторых кадров зрителей аж из кресла выбрасывает!
Видите ли, мистер Дейвис, мы-то сталкиваемся с подобным ежедневно и уже
привыкли. Но к наступлению каждого нового года мы подготавливаем
установочные словари, а также обзоры по вопросам истории и культуры. Это
совершенно необходимо, ибо, хотя мы многое делаем, чтобы смягчить
потрясение наших клиентов от встречи с действительностью, им все равно
чрезвычайно трудно ориентироваться в незнакомой обстановке.
- Хм, пожалуй.
- Несомненно так. Особенно если промежуток времени, проведенного в
холодном сне, так велик, как в вашем случае. Все-таки тридцать лет.
- А тридцать лет - максимум?
- И да, и нет. Самый долгий период сна, с которым мы имели дело, -
тридцать пять лет. Первый клиент на коммерческой основе был охлажден в
декабре 1965 года. Но среди тех, кого я вернул к жизни, вы проспали дольше
других. Теперь здесь есть клиенты, заключившие контракт на срок до ста
пятидесяти лет. Но, честно говоря, вас не должны были принимать на такой
долгий срок - тридцать лет: в те годы о гипотермии знали еще недостаточно.
Они здорово рисковали, но вам повезло.
- В самом деле?
- В самом деле. Перевернитесь-ка на спину. - Он продолжил осмотр,
потом добавил: - Но с теми знаниями, какими мы обладаем теперь, я взялся
бы подготовить человека к прыжку через тысячелетие, если бы кто-нибудь
взялся финансировать такое предприятие. Я бы с годик продержал его при
температуре, в которой пребывали вы, потом обрушил бы на него минус двести
в миллисекунду. Он бы выжил. Я уверен. Давайте-ка проверим ваши рефлексы.
Слово "обрушил" мне не очень понравилось. А доктор Альбрехт продолжал
тем временем:
- Сядьте и положите ногу на ногу. Вряд ли вы столкнетесь с языковыми
трудностями. Конечно, я следил за своей речью и говорил на языке 1970
года. Я весьма горжусь тем, что могу разговаривать с пробуждающимися
пациентами на языке того года, когда они поступили к нам. Я прошел
специальный курс обучения под гипнозом. Но вы полностью овладеете
современным разговорным языком через неделю - тут все дело в
дополнительном словарном запасе.
Я хотел было заметить ему, что по меньшей мере раза четыре он
употребил слова, которых в 1970 году не знали или вкладывали в них
совершенно противоположный смысл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
что если один инженер выдумал приспособление, то другой в состоянии
постигнуть его секрет. Но тут дверь снова открылась и впустила мужчину.
- Доброе утро, - обратился он ко мне. - Я доктор Альбрехт.
Его наряд представлял собой нечто среднее между выходным костюмом
обитателя Гарлема и одеждой для загородных прогулок, но
профессионально-непринужденные манеры и усталые глаза заставили меня
поверить ему.
- Доброе утро, доктор. Я хотел бы получить свою одежду.
Он сделал еще один шаг, и дверь за его спиной скользнула на место.
Потом он сунул руку в складки одежды и извлек пачку сигарет; вытащил одну,
помахал ею в воздухе, вставил в рот и затянулся. Сигарета задымилась.
После этого он протянул пачку мне.
- Закурите?
- Да нет, благодарю.
- Берите, одна не повредит.
Я отрицательно покачал головой. Раньше я не мог без сигарет работать.
Чем больше окурков было в пепельницах и прожженных мест на чертежной
доске, тем успешнее продвигалась работа. Теперь от одного вида дыма я
почувствовал легкое головокружение и удивился: неужели во время сна я
избавился от привычки курить?
- Все равно не хочу, спасибо.
- Ладно. Мистер Дейвис, я здесь работаю шесть лет. Моя специальность
- гипноз, оживление и все такое прочее. За время работы и здесь, и в
других местах я помог восьми тысячам семидесяти трем пациентам вернуться к
нормальной жизни после гипотермии. Вы - восемь тысяч семьдесят четвертый.
Все проснувшиеся ведут себя странно - по мнению неспециалиста; для меня-то
их поведение естественно. Одни, например, не хотят просыпаться и орут на
меня, когда я пытаюсь их разбудить; другие - так и не просыпаются, и мы
вынуждены отправлять их в другое учреждение; третьи, осознав, что пути
обратно нет и слишком поздно возвращаться домой, в тот год, когда они
выбрали "долгий сон", начинают рыдать без остановки. А некоторые, вроде
вас, требуют одежду и хотят тут же бежать на улицу.
- И что же? Разве нельзя? Я что, заключенный?
- Отнюдь. Вы можете получить свою одежду. Думаю, она покажется вам
несколько вышедшей из моды, но это ваша забота. А пока ваши шмотки не
принесли, соблаговолите-ка рассказать мне, отчего такая ужасная спешка. И
что за дело, которое требует вашего участия в нем сию минуту, - ведь
тридцать лет вы им не занимались. А именно такой срок вы провели в
холодном сне - тридцать лет. Неужто дело столь срочное? Или оно подождет
до вечера? Или даже до завтра?
Я начал было бормотать что-то о необходимости срочно заняться...
потом сконфузился и промямлил:
- Может, и не так уж спешно...
- Тогда сделайте мне одолжение, ложитесь в кровать. Позвольте мне
сперва вас осмотреть, потом вы позавтракаете и, может, побеседуете со мной
немного, прежде чем рвануть на все четыре стороны. Может быть, я даже
смогу посоветовать вам, в какую сторону лучше рвануть.
- Гм, хорошо, доктор. Извините за беспокойство. - Я снова забрался в
кровать. Лежать в ней было удобно - и я вдруг почувствовал, как устал.
- Какое там беспокойство, пустяки. Что именно нас беспокоит, вы еще
увидите. Хоть бы от части забот избавиться. - Он поправил на мне одеяло,
потом наклонился к тумбочке-столу: - Доктор Альбрехт из семнадцатой.
Пошлите палатную прислугу с завтраком, да... меню - четыре-минус. - Он
опять повернулся ко мне: - Повернитесь на живот и задерите пижаму - хочу
проверить ваши ребра. Пока я вас осматриваю, можете задавать вопросы. Если
хотите.
Я попытался обдумать вопросы, пока он тыкал чем-то мне в ребра;
штуковину, которой он пользовался, я принял за стетоскоп, хотя он скорее
напоминал уменьшенный слуховой аппарат. Но у нее имелся все тот же
недостаток - поверхность датчика была холодной и твердой.
О чем спросить, проспав тридцать лет? Достигли или нет звезд? Кто
теперь проповедует "война войне"? Выращивают ли детей в колбах?
- А что, док, в фойе кинотеатров все еще стоят машины для продажи
попкорна?
- Стояли, когда я последний раз смотрел кино. У меня нет времени
бывать там часто. Кстати, теперь в ходу слово "хваталка", а не "кино".
- Вот как? А почему?
- А вы сходите разок. И сразу поймете. Да не забудьте пристегнуть
привязной ремень: от некоторых кадров зрителей аж из кресла выбрасывает!
Видите ли, мистер Дейвис, мы-то сталкиваемся с подобным ежедневно и уже
привыкли. Но к наступлению каждого нового года мы подготавливаем
установочные словари, а также обзоры по вопросам истории и культуры. Это
совершенно необходимо, ибо, хотя мы многое делаем, чтобы смягчить
потрясение наших клиентов от встречи с действительностью, им все равно
чрезвычайно трудно ориентироваться в незнакомой обстановке.
- Хм, пожалуй.
- Несомненно так. Особенно если промежуток времени, проведенного в
холодном сне, так велик, как в вашем случае. Все-таки тридцать лет.
- А тридцать лет - максимум?
- И да, и нет. Самый долгий период сна, с которым мы имели дело, -
тридцать пять лет. Первый клиент на коммерческой основе был охлажден в
декабре 1965 года. Но среди тех, кого я вернул к жизни, вы проспали дольше
других. Теперь здесь есть клиенты, заключившие контракт на срок до ста
пятидесяти лет. Но, честно говоря, вас не должны были принимать на такой
долгий срок - тридцать лет: в те годы о гипотермии знали еще недостаточно.
Они здорово рисковали, но вам повезло.
- В самом деле?
- В самом деле. Перевернитесь-ка на спину. - Он продолжил осмотр,
потом добавил: - Но с теми знаниями, какими мы обладаем теперь, я взялся
бы подготовить человека к прыжку через тысячелетие, если бы кто-нибудь
взялся финансировать такое предприятие. Я бы с годик продержал его при
температуре, в которой пребывали вы, потом обрушил бы на него минус двести
в миллисекунду. Он бы выжил. Я уверен. Давайте-ка проверим ваши рефлексы.
Слово "обрушил" мне не очень понравилось. А доктор Альбрехт продолжал
тем временем:
- Сядьте и положите ногу на ногу. Вряд ли вы столкнетесь с языковыми
трудностями. Конечно, я следил за своей речью и говорил на языке 1970
года. Я весьма горжусь тем, что могу разговаривать с пробуждающимися
пациентами на языке того года, когда они поступили к нам. Я прошел
специальный курс обучения под гипнозом. Но вы полностью овладеете
современным разговорным языком через неделю - тут все дело в
дополнительном словарном запасе.
Я хотел было заметить ему, что по меньшей мере раза четыре он
употребил слова, которых в 1970 году не знали или вкладывали в них
совершенно противоположный смысл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60