Я нашел убежище в помещении станции Уилширской
дороги... и часа в два ночи меня замели вместе с остальными бродягами.
Тюрьмы, надо сказать, изменились к лучшему. В камере было тепло, и,
похоже, тараканов удалось вывести начисто.
Мне предъявили обвинение в "шатательстве". Судья оказался молодым
симпатичным парнем; он даже глаз не поднял от газеты, когда спросил:
- Вы обвиняетесь по первому разу?
- Да, ваша честь.
- Тридцать суток или условное освобождение с отбыванием срока в
трудовых лагерях. Давайте следующих.
Нас начали выталкивать, но я уперся:
- Минутку, судья!
- А? Вы чем-то недовольны? Признаете себя виновным или нет?
- Гм. Я, право, не знаю, потому как не понимаю, что я такого
совершил. Видите ли...
- Нужен общественный защитник? Если так, посидите взаперти, пока
кто-нибудь не возьмется за ваше дело. Думаю, дней через шесть-семь кто-то
из них да освободится... так что решайте сами.
- Гм, не знаю. Может, мне как раз подходит условное освобождение с
отбыванием срока в трудовых лагерях, хотя я и не представляю себе, что это
такое. Но в чем я действительно нуждаюсь, так в добром совете. И если
Высокий суд соблаговолит...
- Выведите остальных, - приказал судья помощнику шерифа. Затем
обернулся ко мне: - Бросьте болтать. Предупреждаю, мой совет вам вряд ли
придется по вкусу. Я давно в должности и успел наслушаться столько лживых
историй, что меня уже тошнит от них.
- Я понимаю вас, сэр. Но моя история - правдивая. Ее легко проверить.
Видите ли, я только вчера закончил "долгий сон" и...
Он посмотрел на меня с отвращением:
- Так вы один из тех? Я вот часто задаюсь вопросом: на каком
основании наши деды посчитали возможным сваливать на нас свои ошибки?
Город и так перенаселен... а тут еще нам на шею садятся те, кто в своем-то
времени ужиться не смог. Эх, прогнать бы всех вас пинками в ваш
какой-не-знаю год, чтобы вы объяснили там всем и каждому: будущее, о
котором они так мечтают, вовсе не - повторяю: не - усыпано розами. - Он
вздохнул. - Впрочем, уверен, толку от этого было бы мало. Ну а от меня-то
вы чего ожидаете? Предоставить вам еще одну возможность? Чтоб вы тут
возникли опять неделю спустя?
- Нет, судья, думаю, больше я тут не возникну. У меня достаточно
денег, чтобы прожить, пока не найду работу и...
- А? Если у вас есть деньги, почему же вы занимаетесь шатательством?
- Судья, я даже не знаю, что обозначает слово "шатательство".
На этот раз он снизошел и выслушал мои объяснения. Когда я упомянул о
том, как меня обчистила Главная, его отношение ко мне резко изменилось.
- Ох уж эти свиньи! Моя мать пострадала от них, а ведь она двадцать
лет выплачивала взносы! Что ж вы мне сразу об этом не сказали? - Он достал
карточку, что-то черкнул на ней и протянул мне: - Отдайте в контору по
найму Управления по излишкам и сбору утиля. Если они не найдут для вас
работы, зайдите ко мне часов в двенадцать. Только не занимайтесь больше
шатательством. Занятие не только порочное и преступное, но и очень опасное
- можно нарваться на "зомби"-вербовщика.
Вот так я получил работу - крушить вдребезги новенькие автомобили. Я
уверен, что поступил правильно, поставив на первое место задачу найти
работу. Человеку с солидным счетом в банке везде хорошо - даже полиция его
не тронет. Нашел я и вполне приличную (по моим средствам) комнату в
западной части Лом-Анджелеса; тот район еще не подвергся изменениям в
соответствии с Новым планом. Мое новое жилище, похоже, раньше служило
стенным шкафом.
Мне не хотелось бы, чтобы создалось впечатление, будто 2000 год
нравился мне меньше, чем 1970-й. Меня вполне устраивало все и в 2000 году,
и в следующем, 2001 году, который наступил через пару недель после моего
пробуждения. Несмотря на приступы нестерпимой тоски по прошлому, я считал,
что Большой Лос-Анджелес на заре третьего тысячелетия - самое
замечательное место из всех, какие мне приходилось видеть. В нем бурлила
жизнь, он сиял чистотой, и вас неудержимо влекло к нему, хотя он был забит
толпами народа и разросся до немыслимо гигантских размеров. Будь городские
власти в силах приостановить лет на десять приток иммигрантов, жилищная
проблема была бы решена. Но поскольку они не смогли этого сделать, им
оставалось прикладывать максимум усилий, чтобы разместить в городе толпы,
валом валившие со стороны Сьерры.
Но, ей-богу, стоило проспать тридцать лет, чтобы проснуться в такое
время, когда люди справились с простудой и никто не страдал от насморка.
Для меня это значило больше, чем строительство поселка исследователей на
Венере.
Но больше всего меня поразили две вещи. Во-первых, конечно, открытие
антигравитации, или, как тут называли это явление, "нульграв". Еще в 1970
году мне приходилось слышать, что в Бабсоновском научно-исследовательском
институте занимались изучением гравитации, но я не ожидал, что они
добьются каких-нибудь результатов. Действительно, у них ничего не
получилось, а теоретическое обоснование "нульграва" было разработано в
Эдинбургском университете. В школе меня учили: гравитация неизменна,
потому что она является неотъемлемым свойством пространства.
Значит, они сумели изменить характеристики пространства, так что
стало возможным перемещение по воздуху тяжелых предметов. Но все это пока
было возможно в пределах тяготения нашей матушки-Земли и неприемлемо для
использования в космических полетах. Неприемлемо в 2001 году, а насчет
будущего я зарекся предсказывать. Я узнал, что для подъема все еще
требовалось приложить силу, чтобы преодолеть тяготение, а чтобы опустить
груз, силовая установка накапливает все эти футо-фунты и с их помощью
легко опускает груз; иначе - трах-бах! - и все к черту! А вот чтобы
переместить груз в горизонтальной плоскости, скажем, из Сан-Франциско в
Большой Лос-Анджелес, надо было просто его поднять и направить, а потом
уже затрат энергии не требовалось. Груз скользил, словно конькобежец по
льду. Красота!
Я попытался изучить теорию гравитации, но через дифференциальное
исчисление мне было не продраться. Инженер редко бывает матфизиком, да в
этом и нет необходимости. Инженер просто должен по внешнему виду
какой-нибудь детали быстро сообразить, как ее применить, - короче,
разбираться в рабочих характеристиках и обладать пространственным
воображением. На это меня хватит.
Еще одно, что так поразило меня, - изменения в женской моде, ставшие
возможными благодаря стиктайтскому шву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
дороги... и часа в два ночи меня замели вместе с остальными бродягами.
Тюрьмы, надо сказать, изменились к лучшему. В камере было тепло, и,
похоже, тараканов удалось вывести начисто.
Мне предъявили обвинение в "шатательстве". Судья оказался молодым
симпатичным парнем; он даже глаз не поднял от газеты, когда спросил:
- Вы обвиняетесь по первому разу?
- Да, ваша честь.
- Тридцать суток или условное освобождение с отбыванием срока в
трудовых лагерях. Давайте следующих.
Нас начали выталкивать, но я уперся:
- Минутку, судья!
- А? Вы чем-то недовольны? Признаете себя виновным или нет?
- Гм. Я, право, не знаю, потому как не понимаю, что я такого
совершил. Видите ли...
- Нужен общественный защитник? Если так, посидите взаперти, пока
кто-нибудь не возьмется за ваше дело. Думаю, дней через шесть-семь кто-то
из них да освободится... так что решайте сами.
- Гм, не знаю. Может, мне как раз подходит условное освобождение с
отбыванием срока в трудовых лагерях, хотя я и не представляю себе, что это
такое. Но в чем я действительно нуждаюсь, так в добром совете. И если
Высокий суд соблаговолит...
- Выведите остальных, - приказал судья помощнику шерифа. Затем
обернулся ко мне: - Бросьте болтать. Предупреждаю, мой совет вам вряд ли
придется по вкусу. Я давно в должности и успел наслушаться столько лживых
историй, что меня уже тошнит от них.
- Я понимаю вас, сэр. Но моя история - правдивая. Ее легко проверить.
Видите ли, я только вчера закончил "долгий сон" и...
Он посмотрел на меня с отвращением:
- Так вы один из тех? Я вот часто задаюсь вопросом: на каком
основании наши деды посчитали возможным сваливать на нас свои ошибки?
Город и так перенаселен... а тут еще нам на шею садятся те, кто в своем-то
времени ужиться не смог. Эх, прогнать бы всех вас пинками в ваш
какой-не-знаю год, чтобы вы объяснили там всем и каждому: будущее, о
котором они так мечтают, вовсе не - повторяю: не - усыпано розами. - Он
вздохнул. - Впрочем, уверен, толку от этого было бы мало. Ну а от меня-то
вы чего ожидаете? Предоставить вам еще одну возможность? Чтоб вы тут
возникли опять неделю спустя?
- Нет, судья, думаю, больше я тут не возникну. У меня достаточно
денег, чтобы прожить, пока не найду работу и...
- А? Если у вас есть деньги, почему же вы занимаетесь шатательством?
- Судья, я даже не знаю, что обозначает слово "шатательство".
На этот раз он снизошел и выслушал мои объяснения. Когда я упомянул о
том, как меня обчистила Главная, его отношение ко мне резко изменилось.
- Ох уж эти свиньи! Моя мать пострадала от них, а ведь она двадцать
лет выплачивала взносы! Что ж вы мне сразу об этом не сказали? - Он достал
карточку, что-то черкнул на ней и протянул мне: - Отдайте в контору по
найму Управления по излишкам и сбору утиля. Если они не найдут для вас
работы, зайдите ко мне часов в двенадцать. Только не занимайтесь больше
шатательством. Занятие не только порочное и преступное, но и очень опасное
- можно нарваться на "зомби"-вербовщика.
Вот так я получил работу - крушить вдребезги новенькие автомобили. Я
уверен, что поступил правильно, поставив на первое место задачу найти
работу. Человеку с солидным счетом в банке везде хорошо - даже полиция его
не тронет. Нашел я и вполне приличную (по моим средствам) комнату в
западной части Лом-Анджелеса; тот район еще не подвергся изменениям в
соответствии с Новым планом. Мое новое жилище, похоже, раньше служило
стенным шкафом.
Мне не хотелось бы, чтобы создалось впечатление, будто 2000 год
нравился мне меньше, чем 1970-й. Меня вполне устраивало все и в 2000 году,
и в следующем, 2001 году, который наступил через пару недель после моего
пробуждения. Несмотря на приступы нестерпимой тоски по прошлому, я считал,
что Большой Лос-Анджелес на заре третьего тысячелетия - самое
замечательное место из всех, какие мне приходилось видеть. В нем бурлила
жизнь, он сиял чистотой, и вас неудержимо влекло к нему, хотя он был забит
толпами народа и разросся до немыслимо гигантских размеров. Будь городские
власти в силах приостановить лет на десять приток иммигрантов, жилищная
проблема была бы решена. Но поскольку они не смогли этого сделать, им
оставалось прикладывать максимум усилий, чтобы разместить в городе толпы,
валом валившие со стороны Сьерры.
Но, ей-богу, стоило проспать тридцать лет, чтобы проснуться в такое
время, когда люди справились с простудой и никто не страдал от насморка.
Для меня это значило больше, чем строительство поселка исследователей на
Венере.
Но больше всего меня поразили две вещи. Во-первых, конечно, открытие
антигравитации, или, как тут называли это явление, "нульграв". Еще в 1970
году мне приходилось слышать, что в Бабсоновском научно-исследовательском
институте занимались изучением гравитации, но я не ожидал, что они
добьются каких-нибудь результатов. Действительно, у них ничего не
получилось, а теоретическое обоснование "нульграва" было разработано в
Эдинбургском университете. В школе меня учили: гравитация неизменна,
потому что она является неотъемлемым свойством пространства.
Значит, они сумели изменить характеристики пространства, так что
стало возможным перемещение по воздуху тяжелых предметов. Но все это пока
было возможно в пределах тяготения нашей матушки-Земли и неприемлемо для
использования в космических полетах. Неприемлемо в 2001 году, а насчет
будущего я зарекся предсказывать. Я узнал, что для подъема все еще
требовалось приложить силу, чтобы преодолеть тяготение, а чтобы опустить
груз, силовая установка накапливает все эти футо-фунты и с их помощью
легко опускает груз; иначе - трах-бах! - и все к черту! А вот чтобы
переместить груз в горизонтальной плоскости, скажем, из Сан-Франциско в
Большой Лос-Анджелес, надо было просто его поднять и направить, а потом
уже затрат энергии не требовалось. Груз скользил, словно конькобежец по
льду. Красота!
Я попытался изучить теорию гравитации, но через дифференциальное
исчисление мне было не продраться. Инженер редко бывает матфизиком, да в
этом и нет необходимости. Инженер просто должен по внешнему виду
какой-нибудь детали быстро сообразить, как ее применить, - короче,
разбираться в рабочих характеристиках и обладать пространственным
воображением. На это меня хватит.
Еще одно, что так поразило меня, - изменения в женской моде, ставшие
возможными благодаря стиктайтскому шву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60