Она заявила, что посещать детей могут
только родители, все остальные допускаются в лагерь только в их
сопровождении и уж, во всяком случае, не с утра пораньше, а только с
четырех часов.
- Мне необязательно разговаривать с Фредерикой. Я должен лишь
передать ей кое-что. И срочно, очень срочно.
- В таком случае напишите записку, а я передам ей, как только
закончатся занятия по ритмике.
Я расстроился и постарался, чтобы она это заметила.
- Мне не хотелось бы писать записку. Для нее будет лучше, если
передать все на словах.
- У вас в семье кто-то умер?
- Не совсем. Семейные неурядицы. Извините, но я не вправе говорить с
кем-либо об этом. Речь идет о ее матери.
Она все еще колебалась. Но тут в беседу вступил Пит. Я держал его на
согнутой левой руке, а правой придерживал за грудь: не хотелось оставлять
его в машине, да и Рикки, я знал, будет не прочь увидеть его. Он терпел,
пока я нес его сюда, а теперь ему захотелось размяться.
- Крварр?
Она взглянула на него:
- Ах ты мой хороший. У меня дома такой же полосатенький; может, они
из одного помета?
- Это кот Фредерики, - торжественно сказал я. - Мне пришлось взять
его с собой, потому что... так было нужно. За ним некому присматривать.
- Ах ты мой бедненький парнишечка! - Она почесала его за ухом и
сделала, слава богу, все как надо.
Пит принял ласку (еще раз слава богу!), зажмурился, вытянул шею и
разомлел до неприличия. Но он может очень сурово обойтись с незнакомыми
людьми, если ему придется не по вкусу их метод завязывания с ним
знакомства.
Наконец стражница смилостивилась и велела мне подождать за столом,
что стоял под деревьями возле "штаба". Она посчитала возможным разрешить
встречу здесь, где мы будем находиться под ее неусыпным наблюдением.
Я не заметил, как подошла Рикки.
- Дядя Дэнни! - неожиданно услышал я ее крик. Стоило мне повернуться,
как она закричала опять: - Ты и Пита привез! Ой как замечательно!
Пит издал долгий ликующий "блееррр" и перепрыгнул к ней на руки. Она
ловко поймала его, пристроила, как он больше всего любил, и на некоторое
время они забыли обо мне, занятые ритуалом кошачьего протокола. Потом она
взглянула на меня и сказала уже сдержанно:
- Дядя Дэн, я ужасно рада, что ты приехал.
Я не поцеловал ее, даже не прикоснулся к ней. Я не из тех, кто любит
тискать детей, да и Рикки не выносила нежностей и терпела их только по
необходимости. Наши своеобразные родственные отношения держались на
взаимном уважении чувства собственного достоинства и личной свободы.
Но уж рассмотреть-то ее я рассмотрел. Мускулистая, с торчащими
коленками, еще не налившаяся, она не была уже такой хорошенькой, как в
раннем детстве.
Она была одета в шорты и рубашку навыпуск с короткими рукавами;
одежда, в сочетании с облезшей от загара кожей, царапинами, синяками,
непременной грязью под ногтями, никак не усиливала ее женского очарования.
Это был черновой набросок той женщины, в которую она превратится потом;
угловатость девчонки-подростка скрашивалась только огромными, не по-детски
серьезными глазами и волшебным очарованием ее перепачканной мордашки.
Она была просто восхитительна.
- И я ужасно рад, что приехал, Рикки.
Неловко пытаясь удержать Пита одной рукой, она другой рукой вытащила
из кармана шорт помятый конверт.
- Вот я удивилась! Мне только-только притащили с почты письмо от
тебя, я его даже не успела распечатать. Ты написал, что приедешь сегодня?
- Нет, Рикки. Я написал, что собираюсь уехать. Но, уже отправив
письмо, решил, что надо заехать к тебе и попрощаться.
Она помрачнела и опустила глаза.
- Так ты уезжаешь?
- Да. Я все тебе объясню, Рикки, потерпи немного. Давай-ка присядем,
и я тебе все расскажу по порядку.
Итак, мы уселись друг против друга за столом под раскидистыми ветвями
деревьев, и я поведал ей обо всем. Между нами, на столе, в позе
отдыхающего льва лежал Пит, положив передние лапы на конверт, мурлыча свою
песню, похожую на жужжание пчел в клевере, и довольно жмурил глаза.
Я с облегчением обнаружил, что Рикки уже знала о браке Майлза и Белл,
- мне было бы неприятно самому сообщать ей об этом. Она взглянула на меня,
потом сразу же опустила глаза и безучастно сказала:
- Да, я знаю, папа писал мне.
- Ах вот как...
Вдруг ее лицо приняло решительное выражение, и она твердо, совсем не
по-детски сказала:
- Я туда не вернусь, Дэнни. Ни за что не вернусь.
- Но... Послушай, Рикки-тикки-тави, я тебя прекрасно понимаю. И
конечно, не хочу, чтобы ты возвращалась туда; если бы я мог, то
обязательно взял тебя с собой. Но как же ты можешь не вернуться? Ведь он
твой папа, а тебе всего одиннадцать.
- Я не обязана туда возвращаться. И он мне не настоящий папа. Вот
приедет бабушка и заберет меня с собой.
- Что? Когда она приедет?
- Завтра. Ей ведь надо добираться сюда из Броули. Я написала обо всем
и спросила, могу ли жить с ней, потому что с папой больше я жить не буду -
из-за этой. - Рикки сумела вложить в это местоимение столько презрения,
сколько иной взрослый не выжмет из ругательства. - Бабушка ответила, что
если я не хочу там жить, так и не должна. Потому что он меня так и не
удочерил и бабушка - мой... официальный опекун. - Она с беспокойством
взглянула на меня: - Правда же? Они ведь не могут заставить меня жить с
ними?
У меня словно гора с плеч свалилась. Единственное, что не давало мне
покоя со времени моего "возвращения", - как уберечь Рикки, живи она эти
два года в доме Майлза, от пагубного влияния Белл. Да, кажется,
действительно так - почти два года.
- Ну, если он тебя так и не удочерил, то я уверен, что бабушка имеет
полное право забрать тебя. Но вам обеим надо твердо стоять на своем. - Тут
я вспомнил о порядках в лагере. - А вот завтра могут возникнуть
осложнения. Вполне возможно, что тебя с ней не отпустят.
- А как, интересно, они могут меня задержать? Да я и спрашивать
никого не буду - просто сяду к бабушке в машину и уеду.
- Все не так-то просто, Рикки. В лагере существуют определенные
правила. Отец - я имею в виду Майлза - привез тебя сюда, и воспитатели не
имеют права отпустить тебя из лагеря с кем-нибудь, кроме него.
Она выпятила нижнюю губу.
- Не пойду к нему. Поеду с бабушкой.
- Конечно, конечно. И я, пожалуй, научу тебя, как лучше сделать. Я бы
на твоем месте не говорил им, что ты уезжаешь из лагеря насовсем; я бы
просто сказал, что еду покататься с бабушкой, - и никогда не вернулся бы.
Она немого опешила.
- Точно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
только родители, все остальные допускаются в лагерь только в их
сопровождении и уж, во всяком случае, не с утра пораньше, а только с
четырех часов.
- Мне необязательно разговаривать с Фредерикой. Я должен лишь
передать ей кое-что. И срочно, очень срочно.
- В таком случае напишите записку, а я передам ей, как только
закончатся занятия по ритмике.
Я расстроился и постарался, чтобы она это заметила.
- Мне не хотелось бы писать записку. Для нее будет лучше, если
передать все на словах.
- У вас в семье кто-то умер?
- Не совсем. Семейные неурядицы. Извините, но я не вправе говорить с
кем-либо об этом. Речь идет о ее матери.
Она все еще колебалась. Но тут в беседу вступил Пит. Я держал его на
согнутой левой руке, а правой придерживал за грудь: не хотелось оставлять
его в машине, да и Рикки, я знал, будет не прочь увидеть его. Он терпел,
пока я нес его сюда, а теперь ему захотелось размяться.
- Крварр?
Она взглянула на него:
- Ах ты мой хороший. У меня дома такой же полосатенький; может, они
из одного помета?
- Это кот Фредерики, - торжественно сказал я. - Мне пришлось взять
его с собой, потому что... так было нужно. За ним некому присматривать.
- Ах ты мой бедненький парнишечка! - Она почесала его за ухом и
сделала, слава богу, все как надо.
Пит принял ласку (еще раз слава богу!), зажмурился, вытянул шею и
разомлел до неприличия. Но он может очень сурово обойтись с незнакомыми
людьми, если ему придется не по вкусу их метод завязывания с ним
знакомства.
Наконец стражница смилостивилась и велела мне подождать за столом,
что стоял под деревьями возле "штаба". Она посчитала возможным разрешить
встречу здесь, где мы будем находиться под ее неусыпным наблюдением.
Я не заметил, как подошла Рикки.
- Дядя Дэнни! - неожиданно услышал я ее крик. Стоило мне повернуться,
как она закричала опять: - Ты и Пита привез! Ой как замечательно!
Пит издал долгий ликующий "блееррр" и перепрыгнул к ней на руки. Она
ловко поймала его, пристроила, как он больше всего любил, и на некоторое
время они забыли обо мне, занятые ритуалом кошачьего протокола. Потом она
взглянула на меня и сказала уже сдержанно:
- Дядя Дэн, я ужасно рада, что ты приехал.
Я не поцеловал ее, даже не прикоснулся к ней. Я не из тех, кто любит
тискать детей, да и Рикки не выносила нежностей и терпела их только по
необходимости. Наши своеобразные родственные отношения держались на
взаимном уважении чувства собственного достоинства и личной свободы.
Но уж рассмотреть-то ее я рассмотрел. Мускулистая, с торчащими
коленками, еще не налившаяся, она не была уже такой хорошенькой, как в
раннем детстве.
Она была одета в шорты и рубашку навыпуск с короткими рукавами;
одежда, в сочетании с облезшей от загара кожей, царапинами, синяками,
непременной грязью под ногтями, никак не усиливала ее женского очарования.
Это был черновой набросок той женщины, в которую она превратится потом;
угловатость девчонки-подростка скрашивалась только огромными, не по-детски
серьезными глазами и волшебным очарованием ее перепачканной мордашки.
Она была просто восхитительна.
- И я ужасно рад, что приехал, Рикки.
Неловко пытаясь удержать Пита одной рукой, она другой рукой вытащила
из кармана шорт помятый конверт.
- Вот я удивилась! Мне только-только притащили с почты письмо от
тебя, я его даже не успела распечатать. Ты написал, что приедешь сегодня?
- Нет, Рикки. Я написал, что собираюсь уехать. Но, уже отправив
письмо, решил, что надо заехать к тебе и попрощаться.
Она помрачнела и опустила глаза.
- Так ты уезжаешь?
- Да. Я все тебе объясню, Рикки, потерпи немного. Давай-ка присядем,
и я тебе все расскажу по порядку.
Итак, мы уселись друг против друга за столом под раскидистыми ветвями
деревьев, и я поведал ей обо всем. Между нами, на столе, в позе
отдыхающего льва лежал Пит, положив передние лапы на конверт, мурлыча свою
песню, похожую на жужжание пчел в клевере, и довольно жмурил глаза.
Я с облегчением обнаружил, что Рикки уже знала о браке Майлза и Белл,
- мне было бы неприятно самому сообщать ей об этом. Она взглянула на меня,
потом сразу же опустила глаза и безучастно сказала:
- Да, я знаю, папа писал мне.
- Ах вот как...
Вдруг ее лицо приняло решительное выражение, и она твердо, совсем не
по-детски сказала:
- Я туда не вернусь, Дэнни. Ни за что не вернусь.
- Но... Послушай, Рикки-тикки-тави, я тебя прекрасно понимаю. И
конечно, не хочу, чтобы ты возвращалась туда; если бы я мог, то
обязательно взял тебя с собой. Но как же ты можешь не вернуться? Ведь он
твой папа, а тебе всего одиннадцать.
- Я не обязана туда возвращаться. И он мне не настоящий папа. Вот
приедет бабушка и заберет меня с собой.
- Что? Когда она приедет?
- Завтра. Ей ведь надо добираться сюда из Броули. Я написала обо всем
и спросила, могу ли жить с ней, потому что с папой больше я жить не буду -
из-за этой. - Рикки сумела вложить в это местоимение столько презрения,
сколько иной взрослый не выжмет из ругательства. - Бабушка ответила, что
если я не хочу там жить, так и не должна. Потому что он меня так и не
удочерил и бабушка - мой... официальный опекун. - Она с беспокойством
взглянула на меня: - Правда же? Они ведь не могут заставить меня жить с
ними?
У меня словно гора с плеч свалилась. Единственное, что не давало мне
покоя со времени моего "возвращения", - как уберечь Рикки, живи она эти
два года в доме Майлза, от пагубного влияния Белл. Да, кажется,
действительно так - почти два года.
- Ну, если он тебя так и не удочерил, то я уверен, что бабушка имеет
полное право забрать тебя. Но вам обеим надо твердо стоять на своем. - Тут
я вспомнил о порядках в лагере. - А вот завтра могут возникнуть
осложнения. Вполне возможно, что тебя с ней не отпустят.
- А как, интересно, они могут меня задержать? Да я и спрашивать
никого не буду - просто сяду к бабушке в машину и уеду.
- Все не так-то просто, Рикки. В лагере существуют определенные
правила. Отец - я имею в виду Майлза - привез тебя сюда, и воспитатели не
имеют права отпустить тебя из лагеря с кем-нибудь, кроме него.
Она выпятила нижнюю губу.
- Не пойду к нему. Поеду с бабушкой.
- Конечно, конечно. И я, пожалуй, научу тебя, как лучше сделать. Я бы
на твоем месте не говорил им, что ты уезжаешь из лагеря насовсем; я бы
просто сказал, что еду покататься с бабушкой, - и никогда не вернулся бы.
Она немого опешила.
- Точно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60