С другой стороны, «принять участие» отнюдь не означало, что Унтаро должен забросить все дела ради этого мальчишки-темплара и его подруги-кровососки. Интересно, о чем они будут просить? Да уж, нынешняя молодежь совсем не та… раньше никому из простых служителей, будь он даже темпларом, и в голову не пришло бы обременять кого-либо из вершителей своими заботами.., а если бы это все же произошло, то молодой человек должен хотя бы выглядеть понимающим тот факт, что его желания идут вразрез с планами одного из самых влиятельных людей Ордена.
— Итак, я слушаю тебя, темплар… — Голос был скучающим, немного (самую каплю) раздраженным.
— Его Святейшество сказал, что я могу обратиться за помощью к вам. Видите ли, моя спутница..,
— Да, да… я вижу, она вампир. Что ж, это, как говорится, неизлечимо. Или ты надеялся, юноша, что имеется средство, способное превратить вампира в обычного человека? Должен тебя разочаровать.
— Я знаю, вершитель, что вампиризм — это не заболевание. Мне… нам нужна помощь в ином. Вампир может превратиться в летучую мышь. Есть ли способ… превратиться во, что-нибудь иное?
— Ты хочешь превратить свою подругу в лошадь? — усмехнулся магистр, и его дряблые щеки затряслись от смеха. — Это было бы даже забавно…
Шенк стиснул зубы, понимая, что сейчас не время и не место устраивать скандал. Мало того, что вершитель Унтаро был человеком достаточно вредным и злопамятным и мог впоследствии отыграться, — куда важнее было то, что, кроме него, вряд ли кто-нибудь во всем Ордене мог справиться с проблемой. Значит, придется терпеть его плоские шутки.
— Простите, вершитель, я имел в виду не это. Можно ли дать вампиру возможность превратиться… нет, трансформироваться в подобие человека?
Магистр нахмурился. Прозвучавшие слова в первый момент он просто не понял. Затем понял — и испугался. Если вампира невозможно будет отличить от обычного человека, это значит, что вампиром может оказаться любой. Твой сосед… случайный попутчик… возлюбленная. Неужели этот ше-нок не понимает всех последствий его идиотского желания?
По всей видимости, испуг и негодование отразились на его лице, потому что Шенк заговорил быстро, стараясь успеть сказать все важное, прежде чем гнев вершителя прорвется наружу и обрушится на молодого рыцаря и в особенности на его спутницу, которая сейчас пряталась за широкую спину Леграна.
— Я понимаю, вершитель, что это беспрецедентная просьба, и осознаю все последствия… но так уж получилось, что мы с ней связаны. Вы ведь понимаете, что она может погибнуть просто потому, что кто-то увидит ее лицо. Среди черни много людей, которые ненавидят и боятся вампиров. Хотя я, конечно, понимаю, что прошу слишком многого и что такая трансформация скорее всего невозможна…
Весь гнев, бушевавший в душе Унтаро, разом испарился, Уступив место столь же бурному раздражению. И раздражало его уже не то, что рыцарь заявился к нему со столь идиотской просьбой. Если и было в жизни вершителя нечто такое, что он по-настоящему ненавидел, это было слово «невозможно». Он слышал его много раз… В детстве, когда от болезни умирали его родители, а лекарка, испробовав на несчастных все свои зелья, разводила руками и шептала это слово, надеясь, что мальчонка, притихший в углу, не услышит. В юности, когда, осваивая медицинскую науку, он задавал учителям вопросы о способах борьбы с «черной смертью» и они в ответ лишь разводили руками, говоря ненавистное слово. В зрелом возрасте ему приходилось произносить его и самому, и каждый раз это слово означало чью-то смерть. С годами он произносил его все реже и реже — опыт и знания делали свое дело. Но сейчас Унтаро словно бы вернулся назад, в детство и юность, осознав, что проклятое слово «невозможно» вновь означает смерть. Не здесь. Не сейчас. И даже не человека — всего лишь презренного вампира. Он не мог и не желал снести это — ведь сейчас прозвучал вызов ему, его умению… проклятие, его званию Вершителя Здравия, в конце концов.
— Молод ты еще… судить о том, что возможно, а что нет, — буркнул магистр неприязненно. — И вообще… ты все сказал, темплар? Ну и иди, иди отсюда. У тебя что, дел нет? А девчонка твоя пусть пока останется… вон скамеечка в углу, пусть посидит. Да чтоб тихо мне! Как мышь… или даже еще тише. Мне подумать надо. Темплар, ты еше здесь?
Шенк рассыпался в благодарностях, но в этом уже не было нужды. Старый магистр не слышал его, полностью погрузившись в размышления. Перед его мысленным взором смешивались редкие ингредиенты, источали цветной пар подвешенные над огнем колбы с растворами, на листы пергамента ложились строки сложнейших рецептов. Совершенно неожиданно у Шенка оказалось невероятно много свободного времени. Пожалуй, такого с ним не случалось очень давно, так давно, что уже и не вспомнить. Разве что в детстве… еще до той поры, когда он впервые перешагнул порог Семинарии.
Синтия практически не покидала лабораторий Унтаро, Шенк увидел ее всего лишь раз или два за истекшую декту; девушка выглядела осунувшейся и бледной — если понятие «бледность» можно применить к вампиру, кожа которого и без того вечно светлая, как после долгой зимы. На ярком полуденном солнце, там, где человек быстро покрывался ровным загаром, кожа вампира краснела, солнце обжигало ее. Отсюда и пошли слухи о том, солнце смертельно для этих созданий… На самом деле простейшая защита — одежда или просто тень — позволяла вампиру, способности к регенерации у которого были много выше, чем у любого живого существа, быстро залечивать ожоги. Шенк спросил, что делает с ней вершитель, но девушка только помотала головой — мол, рано еще говорить, не волнуйся, узнаешь первым. Ну, не первым — так третьим, после Унтаро и самой Синтии.
Книга, которую доверил ему магистр Борох, была прочитана от первой и до последней страницы, а затем перечитана снова и снова. Переворачивая страницу за страницей, Шенк чувствовал, как в разум вползают крамольные мысли. Формулы, так похожие на привычные с юности Знаки Силы, запоминались легко — уже после первого прочтения Шенк был почти уверен, что сможет применить каждое из записанных в книге заклинаний… Возможно, Борох ждал от юноши не этого, возможно, он предполагал, что темплар изучит единственное заклинание из книги, портал, вызова которого ожидал от него Великий Магистр. И не станет заглядывать на иные страницы.
Но Легран не упустил ни строки из собрания древнего знания. И все больше и больше терзался вопросом… Почему? Почему магия названа порождением Тьмы? Сикста писала, что магия породила множество бед и горя — и, наверное, это было так. Но можно ли назвать сосредоточением зла кинжал, нанесший смертельную рану? Не следует ли обвинить руку, его державшую… Читая строки заклинаний, накрепко впечатывающиеся в память, Шенк все яснее и яснее понимал, что магию можно использовать для любого дела — и ради Света, и во имя Тьмы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145