— Кажется, я почти не могу пошевелиться. Что со мной случилось?
— Ты ничего не помнишь? — удивленно вскинула она идеально очерченные брови. Сейчас, при свете дня, он видел, что она красива. Нежный ровный загар, чарующий разлет бровей, бездонные глаза, обрамленные невероятно длинными ресницами…
Она была очень хорошенькой и в привычном ей облике вампирки, бледная кожа красиво сочеталась с черными волосами и алыми губами, и даже горящие глаза лишь дополняли картину, не внося диссонанса. Прошло не так уж много времени с того момента, как он увидел ее впервые, но она изменилась настолько, что стала неузнаваемой. Теперь это была не жалкая, забитая, испуганная девчонка, ждущая издевательств и, возможно, смерти. Теперь это была красивая молодая девушка — стройная, изящная… Но главное — сейчас в ней чувствовалась уверенность и сила.
Дорожный кожаный камзол сидел на ней идеально — но столь же хороша она была бы и в роскошном бальном платье, и в боевой кольчуге с клинком в руке. Такие изменения — и всего за несколько десятков дней.
— Ты почти упал там, возле холма… — рассказывала Синтия, и Шенк заметил, что ее полные губы чуть заметно подрагивают. Если бы речь шла об обычной девушке, он бы предположил, что она готова вот-вот расплакаться. Но скажи кому, что видел плачущего вампира, — в лучшем случае поднимут на смех. — Этот Барс ранил тебя очень сильно, ты потерял много крови… Там, где ты стоял, натекла целая лужа.
— Столько добра пропало, — попытался он иронизировать, но она не приняла шутки, нахмурилась, словно его слова прозвучали как оскорбление. А может, именно так оно и было. Шенк почувствовал, как лицо заливает краска стыда. — Прости… Я не хотел тебя обидеть.
— Ты не можешь меня обидеть… — Она сделала ударение на первом слове, но в самой фразе послышался плохо скрытый упрек.
— Прости… — Теперь ему стало по-настоящему стыдно.
— Прощаю. — Она улыбнулась. — Так вот, ты потерял много крови, мы перевязали рану, остановили кровотечение, но ты уже два дня не приходишь в себя. Сегодня ты открыл глаза в первый раз.
— Куда мы едем?
— Шенк, то, что ты все же пришел в себя, — это хорошая новость. Но должна тебя огорчить, на этом хорошие новости и заканчиваются. Себрасс проиграл бой на берегу Ринна… Ну или как он сам предпочитает говорить, отступил, сохранив армию. Теперь он заперся в Орхаене.
— Орхаен… — Шенк едва шевелил губами, но его шепот был вполне разборчив. — Я слышал об этой крепости… она мало чем уступает Цитадели. Вряд ли ее бастионы можно взять обычным штурмом… а на долгую осаду у Минга не хватит ни времени, ни сил.
— Вчера мы встретили гонца, командор отправил его нам навстречу. Нам предписано двигаться в Орхаен… будем там завтра к полудню.
— Солнце не обжигает тебя? — вдруг спросил темплар. Она покачала головой:
— Пока я в этом облике, солнце мне не страшно. Знаешь, я теперь могу удерживать этот облик дольше на целый час. Магистр Унтаро сказал, что если я смогу сохранить человеческий облик более половины суток, то можно уменьшать дозу эликсира… и когда-нибудь я смогу обходиться вовсе без него.
— Это было бы замечательно…
Она снова улыбнулась, обнажив ровные белые зубы.
— Белая кожа мне тоже к лицу. А теперь спи, темплар. Тебе нужен отдых…
Шенк открыл рот, хотел было сказать, что не желает спать, что ему надо расспросить ее подробнее обо всем, что сказал гонец, о том, сколько уцелело ополченцев… Но веки тяжелели, а закрывшись, уже упорно отказывались подниматься вновь. Сознание плыло, появилось ощущение падения куда-то в пустоту — он еще делал попытки вынырнуть, снова вернуть себе способность мыслить, и в то же время понимал, что это невозможно, что не родился еще человек, способный противостоять усыпляющему воздействию вампира. А затем сознание полностью погасло, и Шенк погрузился в глубокий, без сновидений сон…
Второй раз он проснулся много позже — вокруг стоял шум и гам, гремело железо, ржали кони, слышался людской гомон. Шенк приподнялся — теперь это получилось гораздо легче, хотя слабость еще оставалась и он не был уверен, что сможет встать. Нога пульсировала болью, этим следовало бы заняться в первую очередь, но если началось воспаление, одним его Знаком Исцеления от раны не избавиться. Воспользуйся он даром Сиксты в самом начале — и сейчас от раны остался бы только шрам, но время было упущено.
Синтия, видимо, следила за ним, поскольку тут же оказалась рядом.
— Мы прибыли в Орхаен! — доложила она четко, как отменно вышколенный адъютант. — Клянусь Сикстой, я еще никогда в жизни не видела столько людей сразу. Кажется, даже в Пенрите народу было меньше.
Он усмехнулся:
— Скорее всего там людей было куда больше, просто Пенрит — большой город и порт, а Орхаен — всего лишь крепость. Ладно, мы прибыли и что теперь?
— Штырь пошел на доклад к командору Себрассу, скоро вернется. Да вон, он уже идет…
Бывший разбойник был не один. Рядом, чуть прихрамывая, шагал невысокий человек в легких кавалерийских доспехах. Небольшая, всего в ладонь длиной, пряжка в виде золотого меча скрепляла длинный пурпурный плащ командора.
Командор Унгарт Себрасс был уже далеко не молод. Его худое лицо, обрамленное аккуратно подстриженной седой бородкой, когда-то, наверное, выглядело привлекательным. Но сейчас трудно было даже сказать, чего на нем больше — шрамов, полученных в боях, или иных отметин, тех, что оставляет безжалостное время… но которые свидетельствуют о мудрости. Глубокие морщины, серебристые пряди в слегка вьющихся волосах, белые бескровные губы, упрямо поджатые… в одном из боев вражеская стрела почти поразила его в левый глаз, разорвав кожу на виске. От той раны давно уж почти не осталось и следа, лишь шрам, почти незаметный под густым загаром — а вот глаз с тех пор так и остался навсегда прищуренным, и казалось, что Унгарт смотрит на собеседника с легкой иронией или даже насмешкой. При этом сложно было назвать человека более чуждого веселью. Командор Себрасс всегда был серьезен, даже в тех случаях, когда его собеседниками были хорошенькие девушки. Может, именно поэтому он до сих пор был один, так и не найдя себе достойную спутницу жизни.
Командор шел неторопливо, не проявляя нетерпения, но все — и даже лошади — уступали ему дорогу. Себрасс остановился прямо перед телегой, где Шенк все еще без особого успеха пытался принять подобающую рыцарю позу. Но голова продолжала кружиться, а руки предательски дрожали, не желая поддерживать ослабевшее тело.
— Оставь это, воин. — Командор коротко отдал честь.
Шенк попытался ответить тем же, но как только вес тела оказался перенесен на одну руку, та не выдержала, подогнулась, и темплар не слишком красиво завалился на бок, застонав от боли, пронзившей ногу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
— Ты ничего не помнишь? — удивленно вскинула она идеально очерченные брови. Сейчас, при свете дня, он видел, что она красива. Нежный ровный загар, чарующий разлет бровей, бездонные глаза, обрамленные невероятно длинными ресницами…
Она была очень хорошенькой и в привычном ей облике вампирки, бледная кожа красиво сочеталась с черными волосами и алыми губами, и даже горящие глаза лишь дополняли картину, не внося диссонанса. Прошло не так уж много времени с того момента, как он увидел ее впервые, но она изменилась настолько, что стала неузнаваемой. Теперь это была не жалкая, забитая, испуганная девчонка, ждущая издевательств и, возможно, смерти. Теперь это была красивая молодая девушка — стройная, изящная… Но главное — сейчас в ней чувствовалась уверенность и сила.
Дорожный кожаный камзол сидел на ней идеально — но столь же хороша она была бы и в роскошном бальном платье, и в боевой кольчуге с клинком в руке. Такие изменения — и всего за несколько десятков дней.
— Ты почти упал там, возле холма… — рассказывала Синтия, и Шенк заметил, что ее полные губы чуть заметно подрагивают. Если бы речь шла об обычной девушке, он бы предположил, что она готова вот-вот расплакаться. Но скажи кому, что видел плачущего вампира, — в лучшем случае поднимут на смех. — Этот Барс ранил тебя очень сильно, ты потерял много крови… Там, где ты стоял, натекла целая лужа.
— Столько добра пропало, — попытался он иронизировать, но она не приняла шутки, нахмурилась, словно его слова прозвучали как оскорбление. А может, именно так оно и было. Шенк почувствовал, как лицо заливает краска стыда. — Прости… Я не хотел тебя обидеть.
— Ты не можешь меня обидеть… — Она сделала ударение на первом слове, но в самой фразе послышался плохо скрытый упрек.
— Прости… — Теперь ему стало по-настоящему стыдно.
— Прощаю. — Она улыбнулась. — Так вот, ты потерял много крови, мы перевязали рану, остановили кровотечение, но ты уже два дня не приходишь в себя. Сегодня ты открыл глаза в первый раз.
— Куда мы едем?
— Шенк, то, что ты все же пришел в себя, — это хорошая новость. Но должна тебя огорчить, на этом хорошие новости и заканчиваются. Себрасс проиграл бой на берегу Ринна… Ну или как он сам предпочитает говорить, отступил, сохранив армию. Теперь он заперся в Орхаене.
— Орхаен… — Шенк едва шевелил губами, но его шепот был вполне разборчив. — Я слышал об этой крепости… она мало чем уступает Цитадели. Вряд ли ее бастионы можно взять обычным штурмом… а на долгую осаду у Минга не хватит ни времени, ни сил.
— Вчера мы встретили гонца, командор отправил его нам навстречу. Нам предписано двигаться в Орхаен… будем там завтра к полудню.
— Солнце не обжигает тебя? — вдруг спросил темплар. Она покачала головой:
— Пока я в этом облике, солнце мне не страшно. Знаешь, я теперь могу удерживать этот облик дольше на целый час. Магистр Унтаро сказал, что если я смогу сохранить человеческий облик более половины суток, то можно уменьшать дозу эликсира… и когда-нибудь я смогу обходиться вовсе без него.
— Это было бы замечательно…
Она снова улыбнулась, обнажив ровные белые зубы.
— Белая кожа мне тоже к лицу. А теперь спи, темплар. Тебе нужен отдых…
Шенк открыл рот, хотел было сказать, что не желает спать, что ему надо расспросить ее подробнее обо всем, что сказал гонец, о том, сколько уцелело ополченцев… Но веки тяжелели, а закрывшись, уже упорно отказывались подниматься вновь. Сознание плыло, появилось ощущение падения куда-то в пустоту — он еще делал попытки вынырнуть, снова вернуть себе способность мыслить, и в то же время понимал, что это невозможно, что не родился еще человек, способный противостоять усыпляющему воздействию вампира. А затем сознание полностью погасло, и Шенк погрузился в глубокий, без сновидений сон…
Второй раз он проснулся много позже — вокруг стоял шум и гам, гремело железо, ржали кони, слышался людской гомон. Шенк приподнялся — теперь это получилось гораздо легче, хотя слабость еще оставалась и он не был уверен, что сможет встать. Нога пульсировала болью, этим следовало бы заняться в первую очередь, но если началось воспаление, одним его Знаком Исцеления от раны не избавиться. Воспользуйся он даром Сиксты в самом начале — и сейчас от раны остался бы только шрам, но время было упущено.
Синтия, видимо, следила за ним, поскольку тут же оказалась рядом.
— Мы прибыли в Орхаен! — доложила она четко, как отменно вышколенный адъютант. — Клянусь Сикстой, я еще никогда в жизни не видела столько людей сразу. Кажется, даже в Пенрите народу было меньше.
Он усмехнулся:
— Скорее всего там людей было куда больше, просто Пенрит — большой город и порт, а Орхаен — всего лишь крепость. Ладно, мы прибыли и что теперь?
— Штырь пошел на доклад к командору Себрассу, скоро вернется. Да вон, он уже идет…
Бывший разбойник был не один. Рядом, чуть прихрамывая, шагал невысокий человек в легких кавалерийских доспехах. Небольшая, всего в ладонь длиной, пряжка в виде золотого меча скрепляла длинный пурпурный плащ командора.
Командор Унгарт Себрасс был уже далеко не молод. Его худое лицо, обрамленное аккуратно подстриженной седой бородкой, когда-то, наверное, выглядело привлекательным. Но сейчас трудно было даже сказать, чего на нем больше — шрамов, полученных в боях, или иных отметин, тех, что оставляет безжалостное время… но которые свидетельствуют о мудрости. Глубокие морщины, серебристые пряди в слегка вьющихся волосах, белые бескровные губы, упрямо поджатые… в одном из боев вражеская стрела почти поразила его в левый глаз, разорвав кожу на виске. От той раны давно уж почти не осталось и следа, лишь шрам, почти незаметный под густым загаром — а вот глаз с тех пор так и остался навсегда прищуренным, и казалось, что Унгарт смотрит на собеседника с легкой иронией или даже насмешкой. При этом сложно было назвать человека более чуждого веселью. Командор Себрасс всегда был серьезен, даже в тех случаях, когда его собеседниками были хорошенькие девушки. Может, именно поэтому он до сих пор был один, так и не найдя себе достойную спутницу жизни.
Командор шел неторопливо, не проявляя нетерпения, но все — и даже лошади — уступали ему дорогу. Себрасс остановился прямо перед телегой, где Шенк все еще без особого успеха пытался принять подобающую рыцарю позу. Но голова продолжала кружиться, а руки предательски дрожали, не желая поддерживать ослабевшее тело.
— Оставь это, воин. — Командор коротко отдал честь.
Шенк попытался ответить тем же, но как только вес тела оказался перенесен на одну руку, та не выдержала, подогнулась, и темплар не слишком красиво завалился на бок, застонав от боли, пронзившей ногу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145