А в те дни, когда солнце, словно в насмешку над измученными колоннами ополченцев, воцарялось на небе, грязь — и в первую очередь та, что покрывала кожу, волосы и одежду, — превращалась в сухую корку. А над дорогой повисала завеса пыли, моментально высушивающей горло и запорашивающей глаза. И неясно было, какой из даров небес лучше — грозовые ливни или обжигающие солнечные лучи.
Первый же встреченный на пути лес был воспринят как чудесный дар богов — и Шенк даже не удивился, слыша со всех сторон благодарственные молитвы, возносимые Святой Сиксте. Корни, пронизавшие землю частой сетью, не давали ей раскисать от льющейся с неба воды, а кроны деревьев защищали и от влаги, и от солнца. Но лес заканчивался, начинались поля — и снова телеги погружались в грязь чуть не по оси, останавливая продвижение войск ничуть не хуже живого врага.
Они были в пути уже одиннадцать дней, и за это время преодолели лишь немногим более половины пути. Правда, их стало больше — из Цитадели выступил отряд в три сотни пик, сейчас их насчитывалось уже сотен шесть — почти каждый городок или деревня пополняли отряд одним-двумя, а то и пятью десятками мужиков, желающих бить врага, что поднял руку на их землю. Были и иные — как-то к отряду присоединилась сразу целая бандитская шайка во главе с высоченным — на полголовы выше отнюдь не маленького темплара — одноглазым мужиком, напоминающим вставшего на дыбы медведя. Правда, у этих лихих парней особого выбора не было — там, откуда их вытащил Легран, их ждала разве что петля. Вожак истово клялся именем Сиксты и Галантора, что служить Ордену будет верно и жизнь отдаст… Привычным движением Шенк вызвал Знак Истины, заставил повторить клятву — и был несказанно удивлен, услышав, как вожак повторил все слово в слово. Видать, и впрямь попадаются среди искателей легкой наживы такие, что не утратили былой чести.
Теперь на этих звероватых воинов в изношенной одежке, зато с отменным оружием, он мог положиться. Любой из них управлялся с клинком куда лучше, чем подавляющее большинство остальных ополченцев, едва знающих, за какое место меч держать надобно. Неплохих лучников хватало — в деревнях, да и в мелких городках охотником был чуть не каждый второй. Управиться с копьем да с топором — тоже были умельцы, иначе первый же медведь жену вдовою сделает, а детей — сиротами. А вот меч, оружие воина, требовал умения особого, не каждому данного. Хороших мечников в шестисотенном отряде имелось всего с пару десятков, и половина из них — как раз те самые лихие ребята с большой дороги, во главе с волосатым великаном, давно забывшим свое имя и теперь отзывавшемся на кличку Штырь.
Сейчас Штырь шагал рядом с темпларом — лошадей бывший бандит недолюбливал, те отвечали ему взаимностью. Возможно, потому, что каждая животина, глядя на великана, тут же представляла его на собственной спине, от этого немедленно впадала в панику и готова была ногами и зубами отбиваться от такой перспективы. Поэтому Штырь путешествовал на своих двоих — и временами Шенку казалось, что он сможет прошагать в день столько же, сколько и хороший конь.
Синтия тоже держалась рядом с Леграном — сейчас на ней был удобный дорожный костюм, больше напоминающий легкие кожаные доспехи, которые часто носят лучники. У стрелков подвижность куда важнее надежности защиты: если пращник, лучник или арбалетчик вступает в рукопашный бой — значит, он уже почти проиграл. Дать несколько залпов — и, уступив место тяжелой пехоте, отбежать подальше, чтобы продолжать посылать стрелы в цель, но уже неторопливо, чтобы не задеть своих… Тактика, всегда себя оправдывающая, — кроме случаев противостояния разве что стремительной мингской легкой кавалерии, убежать от которой просто невозможно. Голову девушки целиком закрывал шлем из жесткой кожи. Он не спас бы от удара меча или прямого попадания стрелы — зато отменно защищал от дождя и не давал случайным взглядам заметить красные глаза или острые клыки молодой вампирочки. Носи она шлем постоянно — и кто-нибудь наверняка догадался бы, что кроется под черненой кожей… но Синтия время от времени снимала шлем, демонстрируя красивый ровный загар, пухлые губки и ровные белые зубы. Кое-кто мог бы заметить, что она избегает яркого солнца… но за последние дни этого самого солнца было не так уж и много.
Гром, повинуясь руке всадника, остановился. Шенк приподнялся на стременах, оглянулся — колонна растянулась по дороге, возы снова застряли, и теперь вокруг них вяло, как сонные мухи, шевелились солдаты, пытаясь помочь измученным лошадям вытащить тяжелогруженую телегу из очередной ямы.
— Всадник, — коротко бросил Штырь и, подумав, добавил: — Из моих.
Шенк повернулся в другую сторону и тут же с явным огорчением отметил, что волосатый великан одним своим глазом видел куда лучше, чем он, темплар, двумя. Всадника Шенк, конечно, разглядел — но на таком расстоянии узнать, кто сидит в седле, не смог бы никогда.
— Я взял на себя смелость послать полтора десятка всадников вперед… на разведку, — пробасил Штырь, пряча глаза.
— Это правильно, — с деланным равнодушием согласился Шенк, хотя ему хотелось провалиться сквозь землю со стыда. Можно даже вместе с конем. Полководец недоделанный… бывший бандит оказался куда предусмотрительнее темплара, прошедшего обучение в Семинарии. Ведь слушал лекции по тактике переходов — но как до дела дошло, и не вспомнил о боевом охранении, о передовых дозорах, обо всем том, что нарабатывалось веками — и не просто размышлениями, а кровью. Чаще — своей.
Он мысленно поискал себе оправданий… да, это пока орденская земля, и Себрасс со своими полками держит оборону, хотя и с трудом. Откуда здесь взяться врагам? Только вот о безопасности надо думать не тогда, когда противник уже на расстоянии броска… тогда думать поздно, надо действовать. И действия эти, и их, собственно, результат, во многом зависят от того, что было заранее продумано, взвешено, учтено.
— Торопится… — проронил Штырь, и в его тяжелом басе прозвучала нотка удивления.
А всадник и в самом деле торопился, нещадно погоняя коня. Видимо, были пределы и лошадиной выносливости — шагов за сто до холма, где расположился Шенк и его в некотором роде штаб, конь рухнул как подкошенный. Всадник — теперь и темплар узнал его, это и в самом деле был один из людей Штыря, совсем еще мальчишка, лет шестнадцати, но уже успевший в своей короткой жизни узнать вкус людской крови, — вылетел из седла, извернулся в воздухе, как кошка, перекатился по земле и в следующее мгновение был уже на ногах. И сломя голову помчался к холму.
— Минги! — выдохнул он, падая на одно колено.
— Где? — требовательно спросил Легран, непроизвольно вскидывая взгляд к горизонту, словно опасаясь увидеть там пыль, поднятую идущими скорым маршем войсками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145