Катапульты забросали уцелевшие дома города кувшинами с горючей смесью, разделив имперцев на тех, кто уже успел подобраться к стенам вплотную, и тех, кто ждал своей очереди. А потом вниз хлынули потоки смолы и кипятка, посыпались камни и бревна, сшибая лестницы, превращая живых людей в комки изуродованной, обожженной или обваренной плоти. Те же, кто все-таки сумел преодолеть двадцать метров тяжелых камней, сумел подобраться к защитникам на расстояние удара, теперь тоже лежали внизу — изрубленные топорами, пронзенные мечами, утыканные стрелами.
И этот штурм, как и предыдущие, стоил Ордену дорого… Более трех сотен солдат уже не возьмут в руки оружие. Кто-то — никогда, кто-то — в обозримом будущем. То, что имперцев погибло впятеро больше, являлось слабым утешением…
Сейчас вокруг бурлила обычная для осажденной крепости суета. Вниз сносили раненых — пятерым помог Шенк, но почувствовал, что еще немного, и он свалится без чувств. Синтия заметила это, оттолкнула — мол, ты свое дело сделал, теперь эти пятеро, самые тяжелые, наверняка выживут. На стену поднимали бревна, корзины с камнями — этого добра было много, мингские катапульты и требучеты обстреливали Замок почти непрерывно. В ответ тоже летели валуны, но сквозь клубы дыма трудно было точно навести катапульту на цель — мингам проще, по огромному замку не промахнешься.
Под большими котлами непрерывно горел огонь. Эта работа была поручена мальчишкам — таскать дрова, следить, чтобы пламя не потухло. В котлах кипела вода, кое-где — смола, которой, в отличие от горючего зелья, было еще довольно много. На мгновение Шенк представил себя на месте осаждающих — вот он лезет по штурмовой лестнице, а сверху, на голову, льется кипяток, от которого не защитит никакой доспех. Его передернуло, по коже пробежал неприятный холодок.
— Ты что-то увидел?
Синтия стояла рядом — такая же грязная и, кажется, даже уставшая… Ее черные волосы, казалось, поседели — запорошенные пеплом, они лежали на плечах спутанными прядями. Полные губы приоткрылись, обнажая клыки.
— Тебе пора принимать зелье, — тихо заметил Шенк, надеясь, что никто из воинов еще не обратил внимания на смертельную бледность девичьего лица, на огонь в ее глазах. Впрочем, красноватый огонь вполне мог быть отблеском пожара. Она закрыла глаза, сосредоточилась, затем снова взглянула на темплара — просто черными глазами, большими, красивыми… и вполне человеческими. Губы расползлись в улыбке, обнажая ровный ряд молочно-белых зубов.
— Здорово! — Он восхищенно вгляделся в ее лицо. — Ты уже можешь… без снадобий?
— Не могу, — понурилась она, и он увидел, как загар сползает со щек девушки, оставляя лишь бледность. Но потом она все же улыбнулась прежней, леденящей кровь улыбкой вампира. — Надолго не могу, на несколько мгновений, не больше. Но это — первый успех. Дальше будет легче.
— Будет, обязательно будет легче!
Неожиданно для себя самого он обнял девушку, и та вдруг всем телом прижалась к его помятым, местами пробитым доспехам, прижалась, как будто в поисках защиты и понимания… Шенк почувствовал, что вопреки всему на свете испытывает непонятную нежность к этому хрупкому созданию.
Последние слова прозвучали достаточно громко, потому что стоящий неподалеку терц, опиравшийся на тяжелую секиру, согласно пробасил:
— Эт верно, алый… Будет легче. Вон скольких уже положили… в следующий раз задумаются, прежде чем лезть сюда.
Синтия сунула руку в кармашек на поясе, извлекла небольшой пузырек, одним махом вылила в себя. Вздрогнула, смешно сморщилась, по горлу пробежал комок, словно снадобье отчаянно пыталось выбраться наружу… Затем Шенк почувствовал, как напряглись мышцы на ее стройном теле… и вот на него снова глядят черные как ночь глаза, а лицо, под грязью и копотью, уже отливает здоровым загаром.
— Эй, малышка, а у тебя там не винцо ли, случаем? — В глазах терца зажегся неподдельный интерес, он смачно чмокнул, оглаживая заскорузлой ладонью окладистую бороду. — Дай-ка старику горло промочить… А то язык ссохся.
— Не винцо. — Синтия уже без опаски обернулась к ветерану, все еще не переставая страдальчески морщиться. — Болею я… лекарство… Ух, ну и гадость!
Ее передернуло от отвращения. Эликсиры Унтаро никогда не отличались хорошим вкусом — зато действовали.
— Болеешь? — Бородач непроизвольно сделал шаг назад.
Шенк прекрасно понимал его испуг. В осажденной крепости болезни иногда становятся куда более опасным врагом, чем клинки и катапульты тех, кто снаружи. Бывали времена, когда особо долго сопротивляющиеся цитадели забрасывались не камнями и даже не огненным зельем, а трупами умерших от страшных болезней… Это был подлый, жестокий ход, после него на долгие годы к мертвым стенам опасались приближаться даже отчаянные храбрецы. Неведомая смерть, притаившаяся меж камней, ждала свои жертвы — и, несмотря на все предосторожности, обязательно находила их.
— Это обычная болезнь. — Синтия сделала паузу, затем стыдливо потупилась. — Ну… женская, понимаешь?
— А-а… — протянул терц, но все же на прежнее место не вернулся, предпочитая сохранять дистанцию. — Тады ясно… вижу, снадобье мерзкое.
— Кстати, насчет винца. — Шенк отстегнул с пояса небольшую флягу, кинул ее бородачу. Тот, даром что выглядел неуклюжим, поймал легко. Встряхнул, внутри булькнуло. Он торопливо выдернул пробку, припал к горлышку, с наслаждением сделал несколько глотков.
— Ух… — Он тщательно заткнул сосуд, затем, уже ничего не опасаясь, подошел к темплару и протянул ему флягу: — Благодарствую, алый. Хорошее у тебя винцо, ничего не скажешь.
Легран невесело усмехнулся. «Алый»… звучит как издевка, если бы в голосе ветерана не слышалась искренняя приязнь. Его старый плащ, давно уже превратившийся в грязную тряпку, испещренный прорехами от вражеского оружия, пятнами копоти и крови, давно уже ни на что не годен, а некогда сияющие доспехи смяты и изрублены во множестве мест.
— Седни пойдут, как думаешь?
Шенк лишь пожал плечами. Город еще горит, лезть на стены сквозь едкий дым — не самая хорошая идея. Хотя кто знает, может, минги решат, что поднимающийся вверх чад мешает защитникам больше?
Огромный валун пролетел над головой, врезался в стену донжона, во все стороны полетели обломки. Здесь кладка была не чета городской стене, ее так просто не разобьешь. И все же, как говорится, вода и камень точит… у мингов достаточно и времени, и стенобойных машин. И камней, конечно, тоже.
— Нет, не пойдут, — наконец заявил он. — И завтра не пойдут… будут долбить стены. И таран новый делать.
Терц свесился с края стены, бросив взгляд на обгорелый остов, который еще утром был тараном — солидным сооружением, укрытым надежной защитой из толстых бревен и вымоченных в воде шкур.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
И этот штурм, как и предыдущие, стоил Ордену дорого… Более трех сотен солдат уже не возьмут в руки оружие. Кто-то — никогда, кто-то — в обозримом будущем. То, что имперцев погибло впятеро больше, являлось слабым утешением…
Сейчас вокруг бурлила обычная для осажденной крепости суета. Вниз сносили раненых — пятерым помог Шенк, но почувствовал, что еще немного, и он свалится без чувств. Синтия заметила это, оттолкнула — мол, ты свое дело сделал, теперь эти пятеро, самые тяжелые, наверняка выживут. На стену поднимали бревна, корзины с камнями — этого добра было много, мингские катапульты и требучеты обстреливали Замок почти непрерывно. В ответ тоже летели валуны, но сквозь клубы дыма трудно было точно навести катапульту на цель — мингам проще, по огромному замку не промахнешься.
Под большими котлами непрерывно горел огонь. Эта работа была поручена мальчишкам — таскать дрова, следить, чтобы пламя не потухло. В котлах кипела вода, кое-где — смола, которой, в отличие от горючего зелья, было еще довольно много. На мгновение Шенк представил себя на месте осаждающих — вот он лезет по штурмовой лестнице, а сверху, на голову, льется кипяток, от которого не защитит никакой доспех. Его передернуло, по коже пробежал неприятный холодок.
— Ты что-то увидел?
Синтия стояла рядом — такая же грязная и, кажется, даже уставшая… Ее черные волосы, казалось, поседели — запорошенные пеплом, они лежали на плечах спутанными прядями. Полные губы приоткрылись, обнажая клыки.
— Тебе пора принимать зелье, — тихо заметил Шенк, надеясь, что никто из воинов еще не обратил внимания на смертельную бледность девичьего лица, на огонь в ее глазах. Впрочем, красноватый огонь вполне мог быть отблеском пожара. Она закрыла глаза, сосредоточилась, затем снова взглянула на темплара — просто черными глазами, большими, красивыми… и вполне человеческими. Губы расползлись в улыбке, обнажая ровный ряд молочно-белых зубов.
— Здорово! — Он восхищенно вгляделся в ее лицо. — Ты уже можешь… без снадобий?
— Не могу, — понурилась она, и он увидел, как загар сползает со щек девушки, оставляя лишь бледность. Но потом она все же улыбнулась прежней, леденящей кровь улыбкой вампира. — Надолго не могу, на несколько мгновений, не больше. Но это — первый успех. Дальше будет легче.
— Будет, обязательно будет легче!
Неожиданно для себя самого он обнял девушку, и та вдруг всем телом прижалась к его помятым, местами пробитым доспехам, прижалась, как будто в поисках защиты и понимания… Шенк почувствовал, что вопреки всему на свете испытывает непонятную нежность к этому хрупкому созданию.
Последние слова прозвучали достаточно громко, потому что стоящий неподалеку терц, опиравшийся на тяжелую секиру, согласно пробасил:
— Эт верно, алый… Будет легче. Вон скольких уже положили… в следующий раз задумаются, прежде чем лезть сюда.
Синтия сунула руку в кармашек на поясе, извлекла небольшой пузырек, одним махом вылила в себя. Вздрогнула, смешно сморщилась, по горлу пробежал комок, словно снадобье отчаянно пыталось выбраться наружу… Затем Шенк почувствовал, как напряглись мышцы на ее стройном теле… и вот на него снова глядят черные как ночь глаза, а лицо, под грязью и копотью, уже отливает здоровым загаром.
— Эй, малышка, а у тебя там не винцо ли, случаем? — В глазах терца зажегся неподдельный интерес, он смачно чмокнул, оглаживая заскорузлой ладонью окладистую бороду. — Дай-ка старику горло промочить… А то язык ссохся.
— Не винцо. — Синтия уже без опаски обернулась к ветерану, все еще не переставая страдальчески морщиться. — Болею я… лекарство… Ух, ну и гадость!
Ее передернуло от отвращения. Эликсиры Унтаро никогда не отличались хорошим вкусом — зато действовали.
— Болеешь? — Бородач непроизвольно сделал шаг назад.
Шенк прекрасно понимал его испуг. В осажденной крепости болезни иногда становятся куда более опасным врагом, чем клинки и катапульты тех, кто снаружи. Бывали времена, когда особо долго сопротивляющиеся цитадели забрасывались не камнями и даже не огненным зельем, а трупами умерших от страшных болезней… Это был подлый, жестокий ход, после него на долгие годы к мертвым стенам опасались приближаться даже отчаянные храбрецы. Неведомая смерть, притаившаяся меж камней, ждала свои жертвы — и, несмотря на все предосторожности, обязательно находила их.
— Это обычная болезнь. — Синтия сделала паузу, затем стыдливо потупилась. — Ну… женская, понимаешь?
— А-а… — протянул терц, но все же на прежнее место не вернулся, предпочитая сохранять дистанцию. — Тады ясно… вижу, снадобье мерзкое.
— Кстати, насчет винца. — Шенк отстегнул с пояса небольшую флягу, кинул ее бородачу. Тот, даром что выглядел неуклюжим, поймал легко. Встряхнул, внутри булькнуло. Он торопливо выдернул пробку, припал к горлышку, с наслаждением сделал несколько глотков.
— Ух… — Он тщательно заткнул сосуд, затем, уже ничего не опасаясь, подошел к темплару и протянул ему флягу: — Благодарствую, алый. Хорошее у тебя винцо, ничего не скажешь.
Легран невесело усмехнулся. «Алый»… звучит как издевка, если бы в голосе ветерана не слышалась искренняя приязнь. Его старый плащ, давно уже превратившийся в грязную тряпку, испещренный прорехами от вражеского оружия, пятнами копоти и крови, давно уже ни на что не годен, а некогда сияющие доспехи смяты и изрублены во множестве мест.
— Седни пойдут, как думаешь?
Шенк лишь пожал плечами. Город еще горит, лезть на стены сквозь едкий дым — не самая хорошая идея. Хотя кто знает, может, минги решат, что поднимающийся вверх чад мешает защитникам больше?
Огромный валун пролетел над головой, врезался в стену донжона, во все стороны полетели обломки. Здесь кладка была не чета городской стене, ее так просто не разобьешь. И все же, как говорится, вода и камень точит… у мингов достаточно и времени, и стенобойных машин. И камней, конечно, тоже.
— Нет, не пойдут, — наконец заявил он. — И завтра не пойдут… будут долбить стены. И таран новый делать.
Терц свесился с края стены, бросив взгляд на обгорелый остов, который еще утром был тараном — солидным сооружением, укрытым надежной защитой из толстых бревен и вымоченных в воде шкур.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145