Кажется, это было лето и было солнце. Рядом будка с надписью «САХАРНАЯ ВАТА» - от нее идет сладкий горячий запах. Кажется, он тогда уже умел читать… впрочем, может и нет. Иван не помнил. Зато помнил, как беззвучно то ли идет, то ли бежит. Если опустить голову - мелькают ноги в сандалиях. Если поднять: все сверкает, поет, щебечет и все огромное - такое огромное, что не обхватить руками. И взглядом тоже не охватить. А потом он видит женщину. Почему-то это воспоминание самое отчетливое.
Мама.
И снова бег. Асфальт, растрескавшийся, он видит черные змеящиеся трещины, качается под ногами. Иван - тот еще Иван бежит к маме. На ней длинная темная юбка, белая блузка… или платье? Она протягивает руки, нагибается, чтобы поймать его в объятия. А он бежит, раскинув руки, и земля начинает крениться.
И никак не добежать по этой наклонной, переломанной земле до мамы.
Мир продолжает заваливаться на бок, и на ступени за спиной мамы, на здание с веселым бегемотом на стене и на решетку, на низкое строение кафе наваливается гигантская тень. Наступает, поглощая все. Иван бежит, бежит из последних сил - потому что если успеть и добежать до маминых рук, ничего страшного не случится.
Ничего не случится.
А земля продолжает заваливаться. Вой сирены разматывается жестяной витой пружиной, взлетает в небо. "Атомная тревога!", - яростно грохочет громкоговоритель. "Всем спуститься в бомбоубежище. Станции метро открыты только на вход. Повторяю… только на вход". От этой разматывающейся жесткой пружины лица корежит, сминает, как фольгу. И они бегут с мамой. В потоке таких же людей со смятыми лицами.
«Тринадцать минут до закрытия гермодверей» - говорит голос.
«Двенадцать минут…»
- Пойдем, я тебе покажу, чего у нас теперь нет, - Постышев встает.
Дизельная - отдельная комната, с выводом выхлопных газов наружу через систему труб. У дверей стояли двое: один с «калашом», другой с самодельным дробовиком. Иван опять пожалел, что не купил тогда двустволку. Сделал бы обрез в конце-то концов…
Обрез хорошая вещь. Быстрее всего у оружия изнашивается ствол, а его вручную не сделаешь, нужен специальный станок и знающий оружейник. Поэтому тут свои хитрости. Если аккуратно отпилить стволы охотничьего ружья, будет отличное оружие ближнего боя. К тому же останется два запасных ствола нужного калибра.
Пока вылазки на поверхность давали возможность пополнять запасы патронов, но скоро эту возможность перекроют. Разве что разграбить какой-нибудь армейский склад… Заманчивая мысль, кстати. Иван покачал головой. Где бы его еще взять, этот склад…
Самое интересное, что личные «волыны» были только у Ивановых бойцов, а также у станционной дружины, остальное оружие хранилось под замком у коменданта. На случай вторжения.
А тут - сразу два человека с оружием, причем те, кому в обычное время его и видеть не положено.
- Где Сазонов? - спросил Иван у коменданта.
- Ушел в погоню…
- В погоню?
Иван помотал головой. Похоже, со сна он еще плохо соображает. От недосыпа стучали зубы и колени подрагивали. Зараза. Иван едва сдерживал себя, чтобы не прислониться к стене для лучшей опоры. Или вообще лечь на пол и закрыть глаза. Вокруг все было искаженное, подергивающееся, в призрачной обостренной дымке, когда слабый свет кажется слишком ярким, а выцветшие цвета - кричащими. В груди болело. Глаза резало.
Много от меня сейчас толку, поморщился Иван. Погоди, не о том думаешь.
- Что за погоня? - повторил он.
Постышев дернул головой - не сейчас. Шагнул в дизельную мимо охранников.
Иван последовал за ним.
- Видишь теперь? - сказал Постышев, не оборачиваясь. Иван посмотрел в широкую, усталую спину коменданта - надо же, а пиджак у него совсем расползся, куда жена смотрит. Потом огляделся. Они были в дизельной - отдельной комнате, выкрашенной некогда в отвратительно зеленый цвет, как обычно бывают окрашены служебные помещения. Потолок, изначально белый, сейчас желтовато-серый от старости, в черных полосах гари. Металлические и пластиковые баки с соляркой у стены.
Из потолка выходила заржавевшая, закопченная труба, через несколько загибов спускающаяся вниз, к дизель-генератору. Через нее выпускали выхлопные газы. Еще одна труба - для забора воздуха с поверхности.
Неопрятные связки кабелей. Распределительный щит распахнут, пучки проводов в изоленте торчат, будто волосы из носа.
На стене самодельная надпись "Место для курения", на фанерной табличке зачеркнуто и дописано почерком Постышева "Поймаю, убью!" и подпись «комендант». Точно под надписью на полу стоит банка с окурками. Иван пригляделся: трупов рядом с банкой не обнаружилось.
Пока никого не поймал, видимо.
Дальше Иван увидел стол с конторкой, на нем зеленую толстенную папку технических инструкций на все случаи жизни; рядом стул.
Второй стул почему-то лежал на полу.
Постышев сдвинулся с линии Иванова взгляда, подошел к стулу. Наклонился, поднял его и сел - лицом к центру комнаты.
За минуту до этого Иван думал, что просто широкая спина коменданта заслоняет все. М-мать. Как быстро исчезают иллюзии. Иван помолчал, повернулся к Постышеву.
- Ну? - спросил комендант.
- В какую сторону они ушли? Сазонов с ребятами? Давно? - если Сазонов преследует похитителей, стоит ему помочь. - Так, стоп! Надо позвонить на Адмиралтейскую… Пусть перекроют тоннели, а там…
- Пробовал уже, - сказал Постышев, почесал подбородок, посмотрел на Ивана снизу вверх. Комендант постарел лет на двадцать сразу. С усилием усмехнулся. - Связи нет.
- Ни с кем?
- Ни с кем.
Плохо дело. Только сейчас, глядя на остатки креплений, Иван начал осознавать, насколько все фигово в этой жизни.
- Черт, - сказал он. - И зачем только этим уродам понадобился наш генератор?
* * *
Не бывает немотивированных решений.
Бывает скрытые желания, которые наконец себя проявили.
- Куда дальше, командир? - Егор Гладышев смотрел вопросительно. И-щ-у-щ-е. Конечно, пока не так, как на Ивана - Иван, Иванязде, Херазде - но уже видны первые ростки святой веры в старшего, знающего все и вся, которые позже дадут обильные всходы. Сазонов выдержал паузу. Этому он тоже научился у Ивана.
Дай подчиненному увидеть, как ты принимаешь решения.
Дай ему осознать, насколько это непросто.
Пусть он проследит весь путь мысли на твоем лице и поймет, что сам на это не способен…
Потому что это правда.
Большинство людей не могут принимать самостоятельные решения, они боятся первобытной силы, заложенной в "делаю, как считаю нужным". Хочу и делаю. Люди боятся ошибки, опасаются сделать хуже, чем уже есть. Это слабость, инфантилизм. Того хуже - глупость! Способность принимать решения и потери, ними связанные, формировать, лепить мир под себя - качества лидера.
- В левый, - сказал Сазонов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
Мама.
И снова бег. Асфальт, растрескавшийся, он видит черные змеящиеся трещины, качается под ногами. Иван - тот еще Иван бежит к маме. На ней длинная темная юбка, белая блузка… или платье? Она протягивает руки, нагибается, чтобы поймать его в объятия. А он бежит, раскинув руки, и земля начинает крениться.
И никак не добежать по этой наклонной, переломанной земле до мамы.
Мир продолжает заваливаться на бок, и на ступени за спиной мамы, на здание с веселым бегемотом на стене и на решетку, на низкое строение кафе наваливается гигантская тень. Наступает, поглощая все. Иван бежит, бежит из последних сил - потому что если успеть и добежать до маминых рук, ничего страшного не случится.
Ничего не случится.
А земля продолжает заваливаться. Вой сирены разматывается жестяной витой пружиной, взлетает в небо. "Атомная тревога!", - яростно грохочет громкоговоритель. "Всем спуститься в бомбоубежище. Станции метро открыты только на вход. Повторяю… только на вход". От этой разматывающейся жесткой пружины лица корежит, сминает, как фольгу. И они бегут с мамой. В потоке таких же людей со смятыми лицами.
«Тринадцать минут до закрытия гермодверей» - говорит голос.
«Двенадцать минут…»
- Пойдем, я тебе покажу, чего у нас теперь нет, - Постышев встает.
Дизельная - отдельная комната, с выводом выхлопных газов наружу через систему труб. У дверей стояли двое: один с «калашом», другой с самодельным дробовиком. Иван опять пожалел, что не купил тогда двустволку. Сделал бы обрез в конце-то концов…
Обрез хорошая вещь. Быстрее всего у оружия изнашивается ствол, а его вручную не сделаешь, нужен специальный станок и знающий оружейник. Поэтому тут свои хитрости. Если аккуратно отпилить стволы охотничьего ружья, будет отличное оружие ближнего боя. К тому же останется два запасных ствола нужного калибра.
Пока вылазки на поверхность давали возможность пополнять запасы патронов, но скоро эту возможность перекроют. Разве что разграбить какой-нибудь армейский склад… Заманчивая мысль, кстати. Иван покачал головой. Где бы его еще взять, этот склад…
Самое интересное, что личные «волыны» были только у Ивановых бойцов, а также у станционной дружины, остальное оружие хранилось под замком у коменданта. На случай вторжения.
А тут - сразу два человека с оружием, причем те, кому в обычное время его и видеть не положено.
- Где Сазонов? - спросил Иван у коменданта.
- Ушел в погоню…
- В погоню?
Иван помотал головой. Похоже, со сна он еще плохо соображает. От недосыпа стучали зубы и колени подрагивали. Зараза. Иван едва сдерживал себя, чтобы не прислониться к стене для лучшей опоры. Или вообще лечь на пол и закрыть глаза. Вокруг все было искаженное, подергивающееся, в призрачной обостренной дымке, когда слабый свет кажется слишком ярким, а выцветшие цвета - кричащими. В груди болело. Глаза резало.
Много от меня сейчас толку, поморщился Иван. Погоди, не о том думаешь.
- Что за погоня? - повторил он.
Постышев дернул головой - не сейчас. Шагнул в дизельную мимо охранников.
Иван последовал за ним.
- Видишь теперь? - сказал Постышев, не оборачиваясь. Иван посмотрел в широкую, усталую спину коменданта - надо же, а пиджак у него совсем расползся, куда жена смотрит. Потом огляделся. Они были в дизельной - отдельной комнате, выкрашенной некогда в отвратительно зеленый цвет, как обычно бывают окрашены служебные помещения. Потолок, изначально белый, сейчас желтовато-серый от старости, в черных полосах гари. Металлические и пластиковые баки с соляркой у стены.
Из потолка выходила заржавевшая, закопченная труба, через несколько загибов спускающаяся вниз, к дизель-генератору. Через нее выпускали выхлопные газы. Еще одна труба - для забора воздуха с поверхности.
Неопрятные связки кабелей. Распределительный щит распахнут, пучки проводов в изоленте торчат, будто волосы из носа.
На стене самодельная надпись "Место для курения", на фанерной табличке зачеркнуто и дописано почерком Постышева "Поймаю, убью!" и подпись «комендант». Точно под надписью на полу стоит банка с окурками. Иван пригляделся: трупов рядом с банкой не обнаружилось.
Пока никого не поймал, видимо.
Дальше Иван увидел стол с конторкой, на нем зеленую толстенную папку технических инструкций на все случаи жизни; рядом стул.
Второй стул почему-то лежал на полу.
Постышев сдвинулся с линии Иванова взгляда, подошел к стулу. Наклонился, поднял его и сел - лицом к центру комнаты.
За минуту до этого Иван думал, что просто широкая спина коменданта заслоняет все. М-мать. Как быстро исчезают иллюзии. Иван помолчал, повернулся к Постышеву.
- Ну? - спросил комендант.
- В какую сторону они ушли? Сазонов с ребятами? Давно? - если Сазонов преследует похитителей, стоит ему помочь. - Так, стоп! Надо позвонить на Адмиралтейскую… Пусть перекроют тоннели, а там…
- Пробовал уже, - сказал Постышев, почесал подбородок, посмотрел на Ивана снизу вверх. Комендант постарел лет на двадцать сразу. С усилием усмехнулся. - Связи нет.
- Ни с кем?
- Ни с кем.
Плохо дело. Только сейчас, глядя на остатки креплений, Иван начал осознавать, насколько все фигово в этой жизни.
- Черт, - сказал он. - И зачем только этим уродам понадобился наш генератор?
* * *
Не бывает немотивированных решений.
Бывает скрытые желания, которые наконец себя проявили.
- Куда дальше, командир? - Егор Гладышев смотрел вопросительно. И-щ-у-щ-е. Конечно, пока не так, как на Ивана - Иван, Иванязде, Херазде - но уже видны первые ростки святой веры в старшего, знающего все и вся, которые позже дадут обильные всходы. Сазонов выдержал паузу. Этому он тоже научился у Ивана.
Дай подчиненному увидеть, как ты принимаешь решения.
Дай ему осознать, насколько это непросто.
Пусть он проследит весь путь мысли на твоем лице и поймет, что сам на это не способен…
Потому что это правда.
Большинство людей не могут принимать самостоятельные решения, они боятся первобытной силы, заложенной в "делаю, как считаю нужным". Хочу и делаю. Люди боятся ошибки, опасаются сделать хуже, чем уже есть. Это слабость, инфантилизм. Того хуже - глупость! Способность принимать решения и потери, ними связанные, формировать, лепить мир под себя - качества лидера.
- В левый, - сказал Сазонов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116