Его ранили в тот день, теперь Пашка передвигается на коляске. И казнит себя (и ее!) за то, что его не было рядом с Иваном.
Как бы Тане хотелось, чтобы он снова стал ей другом.
Поговорить просто. Посидеть. Но он снова будет грубить или молчать Таня вздыхает. И они снова поругаются.
«Какого черта этот… - Пашка никогда не называет Сазонова по имени, - этот сюда ходит?» Таня пожимает плечами, - разве я могу ему запретить? Особенно теперь, когда до свадьбы осталось всего ничего.
На самом деле она не знает, как избавиться от Сазонова - даже на время. Потому что он ее пугает.
Потому что из льдисто-серых глаза Сазона на нее теперь смотрит голодная тварь.
* * *
В стеклянном шарике кружились обрезки блестящей фольги. Снег продолжал падать - медленно, красиво. Опускался на заснеженную равнину, на аккуратные крошечные елочки, на белую, толстую от сугробов, крышу домика. Сазонов покрутил шарик, поболтал. Бульк. Снег снова начал падать. Когда-то этот шарик должен был стать свадебным подарком Ивана своей невесте. Но не стал.
«Потому что я вмешался.
Это было просто, - думает Сазонов. - Я забрал его команду.
Его жизнь, его станцию…
Даже этот дурацкий шарик я у него забрал. Теперь заберу его женщину. Как тебе, Иван?! Все, что было твоим - стало моим.
Или - станет».
* * *
Конечно, она всегда знала, что однажды он может не вернуться. Он диггер. Его любовница - пустой город наверху. Смешно, но Таня практически ревновала его к этим замерзшим пустым набережным, к этим каменным парапетам, этим гранитным львам, - которых она видела только на картинке. Опасность наверху всегда была ее, Танина, соперница - старше и мудрее, она не заманивала Ивана, не звала, но он всегда возвращался к ней.
Ива- ива-ива-ван.
Он больше не встанет в дверях, прислонившись плечом к клеткам, в которых копошатся и посвистывают морские свинки. Он больше не будет спрашивать у Бориса: «Что, не сдох еще, оглоед?»
Потому что оглоед сдох.
Она посмотрела на белую коробку с красной надписью Quartz grill. Борис сопел и возился в опилках. Когда началась блокада, его собирались съесть, но она его отстояла…
Отстояла его право быть последним.
Все у меня забрали, хотя бы его не забирайте.
Татьяна идет по проходу, несет кастрюлю с намешанными остатками - очистки, грибы, стебли, водоросли, одно парящее варево. С началом блокады все стало намного сложнее.
Иван кончился.
Оглоед сдох.
Кажется, ей даже удалось к этой мысли привыкнуть. Почему нет, ведь она железная. Она - стальная.
А Хозяин Туннелей все так же молчит в темноте перегонов, держит свое трубное дерево с заржавленной кроной готовым к новым жертвам.
И ветер теребит шелестящие цветные ленточки.
«Он не вернется. Никогда».
А потом она слышит, что Иван живой. Что он на Невском кого-то за что-то там убивает. Что он убийца и маньяк, которого только из уважения к памяти павших не называли убийцей и маньяком, - а теперь он воскрес и по лучит за свои преступления по полной.
Славно, да?
Ей кажется, что она сейчас обернется, а он стоит в проходе между клетками, прислонившись к ним плечом, и насмешливо улыбается.
Треснувшие губы. Крепкие руки.
И покой. Сейчас она обернется и увидит…
«Почему ты не пришел? - думает Таня. Что тебе помешало? Ты меня больше не любишь?
А у твоей любовницы наверху - у мертвой, пустой каменной земли, продутой всеми ветрами - разве нет больше дел, чем снова забирать тебе к себе? Снежная королева, вот кто она». Сырая невская земля. Холодная завистливая сука.
Сазонов повертел шарик в ладонях. Пламя электрического фонаря отражалось в стеклянных боках. На стекле оставались жирные следы пальцев. Что Иванядзс находил в этой игрушке?
Сазонов размахнулся и швырнул шарик в угол каморки. Хрясь! Разлетелись осколки. Брызги. Серебряные блестки плавают в лужице. То же будет и с ней. С твоей Таней, Иван.
Он встал. Пора одеваться. Церемония скоро начнется. Не хотелось бы пропустить приезд генерала. Сазонов скривил губы. Старого кретина.
- Кто мой отец? - спросил Иван. - Я никогда не спрашивал, но… Евпат поднял голову и внимательно посмотрел на него.
- Так и не рассказали тебе, значит? Генерал Мемов. «Ты убьешь собственного отца». Иван кивнул: понятно. Вместо ожидаемого взрыва эмоций он почувствовал только пустоту.
- Когда вы с матерью от него сбежали, он тебя искал, - сказал Евпат. ~ Но не нашел - потому что так хотела твоя мать. А я ей помог. Я был вашим телохранителем, но ты всегда называл меня дядей.
- Но теперь? - спросил Иван. - Почему ты со мной?
- Вполне возможно, что меня на самом деле нет, - дядя Евпат посмотрел на Ивана. - Вполне возможно, что с тобой разговариваю не я, а твоя опухоль головного мозга. Или, скажем, застарелая гематома. Помнишь, тебя ударили в детстве? Сгусток крови так и не рассосался, если тебе интересно… Да и вообще ты частенько получал по голове, надо сказать.
- Что мне делать? - спросил Иван.
- Помнишь, ты пришел ко мне и спросил: жениться тебе или нет?
- Да. И ты мне сказал: женись.
- Правильно, - дядя Евпат смотрел на Ивана с грустью. - А если бы я сказал: нет? Что бы ты сделал?
- Я бы все равно женился.
- Почему? - словно бы удивился дядя Евпат. - Разве я когда-нибудь давал тебе плохие советы?
- Хорошие, - сказал Иван.
- Тогда почему?
Иван прикрыл глаза. Снова открыл.
- Это решение я хотел принять самостоятельно. Оно мое. Дядя Евпат смотрел на него строго и жестко.
- И ты готов нести за него ответственность? Иван помолчал.
- Да.
- Всю ответственность? Пауза. Долгая-долгая пауза. - Да.
- Ты вырос, - дядя Евпат внезапно улыбнулся. - Как ты вырос с тех пор, как я тебя видел в последний раз, Теперь ты мужчина. Воин. Я обещал твоей матери заботиться о тебе, но я погиб. Возможно, это был не лучший способ… вот так вернуться. Наверняка не лучший. Но я все равно был с тобой все эти годы. Я видел, как ты превращался из мальчика в юношу, видел твои слезы и обиды, видел твои успехи и поражения. Теперь ты понял, что такое свобода. Возможно, это последний урок, что я тебе дал, а ты усвоил.
- Ответственность за жизнь другого человека - это и есть свобода? - Иван смотрел на дядю в упор.
- Верно, - сказал Евпат. - Свобода - это не выбор между калашом и винтовкой. Свобода - это не выбор между тем, взять автомат левой рукой или правой… Это все ерунда, мелочи, не стоящие внимания. Настоящая свобода - это когда ты держишь на прицеле человека и решаешь, жить ему или умереть.
Дядя Евпат помолчал.
- Иногда свобода - это право выстрелить себе в висок.
* * *
Иван поднялся на платформу Василеостровской. Прошел мимо столов, заставленных едой и выпивкой. Мимо веселых лиц, которые - по мере того, как он шел - становились совсем не веселыми. Мертвая, напряженная тишина разливалась в воздухе.
- Иван, - тихо охнули сзади.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
Как бы Тане хотелось, чтобы он снова стал ей другом.
Поговорить просто. Посидеть. Но он снова будет грубить или молчать Таня вздыхает. И они снова поругаются.
«Какого черта этот… - Пашка никогда не называет Сазонова по имени, - этот сюда ходит?» Таня пожимает плечами, - разве я могу ему запретить? Особенно теперь, когда до свадьбы осталось всего ничего.
На самом деле она не знает, как избавиться от Сазонова - даже на время. Потому что он ее пугает.
Потому что из льдисто-серых глаза Сазона на нее теперь смотрит голодная тварь.
* * *
В стеклянном шарике кружились обрезки блестящей фольги. Снег продолжал падать - медленно, красиво. Опускался на заснеженную равнину, на аккуратные крошечные елочки, на белую, толстую от сугробов, крышу домика. Сазонов покрутил шарик, поболтал. Бульк. Снег снова начал падать. Когда-то этот шарик должен был стать свадебным подарком Ивана своей невесте. Но не стал.
«Потому что я вмешался.
Это было просто, - думает Сазонов. - Я забрал его команду.
Его жизнь, его станцию…
Даже этот дурацкий шарик я у него забрал. Теперь заберу его женщину. Как тебе, Иван?! Все, что было твоим - стало моим.
Или - станет».
* * *
Конечно, она всегда знала, что однажды он может не вернуться. Он диггер. Его любовница - пустой город наверху. Смешно, но Таня практически ревновала его к этим замерзшим пустым набережным, к этим каменным парапетам, этим гранитным львам, - которых она видела только на картинке. Опасность наверху всегда была ее, Танина, соперница - старше и мудрее, она не заманивала Ивана, не звала, но он всегда возвращался к ней.
Ива- ива-ива-ван.
Он больше не встанет в дверях, прислонившись плечом к клеткам, в которых копошатся и посвистывают морские свинки. Он больше не будет спрашивать у Бориса: «Что, не сдох еще, оглоед?»
Потому что оглоед сдох.
Она посмотрела на белую коробку с красной надписью Quartz grill. Борис сопел и возился в опилках. Когда началась блокада, его собирались съесть, но она его отстояла…
Отстояла его право быть последним.
Все у меня забрали, хотя бы его не забирайте.
Татьяна идет по проходу, несет кастрюлю с намешанными остатками - очистки, грибы, стебли, водоросли, одно парящее варево. С началом блокады все стало намного сложнее.
Иван кончился.
Оглоед сдох.
Кажется, ей даже удалось к этой мысли привыкнуть. Почему нет, ведь она железная. Она - стальная.
А Хозяин Туннелей все так же молчит в темноте перегонов, держит свое трубное дерево с заржавленной кроной готовым к новым жертвам.
И ветер теребит шелестящие цветные ленточки.
«Он не вернется. Никогда».
А потом она слышит, что Иван живой. Что он на Невском кого-то за что-то там убивает. Что он убийца и маньяк, которого только из уважения к памяти павших не называли убийцей и маньяком, - а теперь он воскрес и по лучит за свои преступления по полной.
Славно, да?
Ей кажется, что она сейчас обернется, а он стоит в проходе между клетками, прислонившись к ним плечом, и насмешливо улыбается.
Треснувшие губы. Крепкие руки.
И покой. Сейчас она обернется и увидит…
«Почему ты не пришел? - думает Таня. Что тебе помешало? Ты меня больше не любишь?
А у твоей любовницы наверху - у мертвой, пустой каменной земли, продутой всеми ветрами - разве нет больше дел, чем снова забирать тебе к себе? Снежная королева, вот кто она». Сырая невская земля. Холодная завистливая сука.
Сазонов повертел шарик в ладонях. Пламя электрического фонаря отражалось в стеклянных боках. На стекле оставались жирные следы пальцев. Что Иванядзс находил в этой игрушке?
Сазонов размахнулся и швырнул шарик в угол каморки. Хрясь! Разлетелись осколки. Брызги. Серебряные блестки плавают в лужице. То же будет и с ней. С твоей Таней, Иван.
Он встал. Пора одеваться. Церемония скоро начнется. Не хотелось бы пропустить приезд генерала. Сазонов скривил губы. Старого кретина.
- Кто мой отец? - спросил Иван. - Я никогда не спрашивал, но… Евпат поднял голову и внимательно посмотрел на него.
- Так и не рассказали тебе, значит? Генерал Мемов. «Ты убьешь собственного отца». Иван кивнул: понятно. Вместо ожидаемого взрыва эмоций он почувствовал только пустоту.
- Когда вы с матерью от него сбежали, он тебя искал, - сказал Евпат. ~ Но не нашел - потому что так хотела твоя мать. А я ей помог. Я был вашим телохранителем, но ты всегда называл меня дядей.
- Но теперь? - спросил Иван. - Почему ты со мной?
- Вполне возможно, что меня на самом деле нет, - дядя Евпат посмотрел на Ивана. - Вполне возможно, что с тобой разговариваю не я, а твоя опухоль головного мозга. Или, скажем, застарелая гематома. Помнишь, тебя ударили в детстве? Сгусток крови так и не рассосался, если тебе интересно… Да и вообще ты частенько получал по голове, надо сказать.
- Что мне делать? - спросил Иван.
- Помнишь, ты пришел ко мне и спросил: жениться тебе или нет?
- Да. И ты мне сказал: женись.
- Правильно, - дядя Евпат смотрел на Ивана с грустью. - А если бы я сказал: нет? Что бы ты сделал?
- Я бы все равно женился.
- Почему? - словно бы удивился дядя Евпат. - Разве я когда-нибудь давал тебе плохие советы?
- Хорошие, - сказал Иван.
- Тогда почему?
Иван прикрыл глаза. Снова открыл.
- Это решение я хотел принять самостоятельно. Оно мое. Дядя Евпат смотрел на него строго и жестко.
- И ты готов нести за него ответственность? Иван помолчал.
- Да.
- Всю ответственность? Пауза. Долгая-долгая пауза. - Да.
- Ты вырос, - дядя Евпат внезапно улыбнулся. - Как ты вырос с тех пор, как я тебя видел в последний раз, Теперь ты мужчина. Воин. Я обещал твоей матери заботиться о тебе, но я погиб. Возможно, это был не лучший способ… вот так вернуться. Наверняка не лучший. Но я все равно был с тобой все эти годы. Я видел, как ты превращался из мальчика в юношу, видел твои слезы и обиды, видел твои успехи и поражения. Теперь ты понял, что такое свобода. Возможно, это последний урок, что я тебе дал, а ты усвоил.
- Ответственность за жизнь другого человека - это и есть свобода? - Иван смотрел на дядю в упор.
- Верно, - сказал Евпат. - Свобода - это не выбор между калашом и винтовкой. Свобода - это не выбор между тем, взять автомат левой рукой или правой… Это все ерунда, мелочи, не стоящие внимания. Настоящая свобода - это когда ты держишь на прицеле человека и решаешь, жить ему или умереть.
Дядя Евпат помолчал.
- Иногда свобода - это право выстрелить себе в висок.
* * *
Иван поднялся на платформу Василеостровской. Прошел мимо столов, заставленных едой и выпивкой. Мимо веселых лиц, которые - по мере того, как он шел - становились совсем не веселыми. Мертвая, напряженная тишина разливалась в воздухе.
- Иван, - тихо охнули сзади.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116