Горели несколько свечей. Теплый свет и запах горящего парафина.
- Она выходит замуж, - сказал Зонис.
Они с Иваном стояли по отдельности, на расстоянии, словно незнакомые люди. Здесь, на территории Альянса, ему было не с руки оказаться узнанным.
За прошедшее с их последней встречи время Зонис совсем не изменился. Как был мелким, наглым и болтливым, так и остался. Но внутренняя жесткость в нем была и раньше, - иначе бы он вообще не стал диггером.
Невский гудел вокруг. Иван дернул щекой. Этого и следовало ожидать.
- Что еще мне нужно знать?
Зонис пожал плечами. Все-таки совершенно семитская у него внешность. Нос, брови, профиль, покажи по отдельности, все равно поймут, что еврей. Рыжеватые вьющиеся волосы. И снайперский прищур глаз.
- Маяковская осталась под контролем Альянса, а Площадь Восстания, похоже, получит независимость. Буквально на днях. Кажется, даже собираются пригласить обратно на трон Ахмета. Правда, уже конституционным монархом. Тебя это удивляет? Меня нет. Нет и нет, если спросишь меня. Не удивляет.
- Что еще? - прервал Иван.
- На Василеостровскую провели свет. Постоянный. Без лимита и прочего. Такая фишка. Говорят, это все благодаря новому коменданту. Не знаю точно.
- А кто он? - спросил Иван. - Новый комендант?
- Твой старый друг Сазонов. Молодец парень, верно? Иван внимательно посмотрел на Зониса.
- Что-то не слышу искренности в твоем голосе.
- А он мне никогда не нравился, - сказал Зонис. - Не знаю почему. И до сих пор не нравится.
Иван кивком показал на стену.
- А ему?
- А ему уже все равно, - сказал Зонис и пошел прочь. Шелест ткани. Когда диггер ушел, Иван поднял взгляд.
На стене была маленькая белая табличка с надписью «Александр Шакилов». Вечная память, друг.
Иван вышел прогуляться по станции.
- Мультики посмотреть хочешь? - тихо предложил мужичок.
- Что? - Иван сначала не понял.
- Мультики. Есть новая штука - только для особых клиентов. «Фиолетовая пыль», дорогая, но того стоит. Ее с Васьки везут. Лучшего прихода ты в жизни не видел, гарантирую.
С Васьки. Иван помертвел, кулаки сжались сами собой. Фиолетовая пыль. Вот оно, значит, как обернулось?
- Откуда, говоришь? - глухо спросил он и шагнул вперед. Увидел в глазах мужичка страх, размахнулся…
Иван! Да остановись ты!
От торговца дурью его оттаскивали втроем. Потом били. Иван почувствовал, как треснули ребра с правой стороны. Когда его привели в комнату, бросили на койку, он лег и отвернулся к стене.
Я умер, подумал Иван.
Скинхед взял в руки коробку, повертел, разглядывая надпись на экране.
- Том Вэйтс, - прочитал Убер вслух. - Я и забыл, что такой существует.
- Блюз, - сказал Косолапый. Это был его аудиоплеер.
- Ага, блюз.
Убер с Косолапым переглянулись. С пониманием. Я знал, что они друг другу понравятся, подумал Иван отстранение Жаль, что они так никогда и не встретились… Косолапый взял белую коробочку и нажал кнопку. Заиграла музыка, потом знакомый ужасный голос негромко запел о вечере субботы и теплом свете придорожной кафешки. И об официантке в белом передничке, ради которой только и стоило остаться в этом чертовом городишке. Прощай и пора на автобус.
- Жить в Питере и не слушать блюз - это все равно, что жить в Туле и не есть пряники. Или, скажем… - Косолапый задумался на мгновение. - Жит в Туле и не иметь самовара…
- Угу. Или жить в Иваново и не быть девственницей. Твои сравнения., прямо скажем…
- Вот еще: жить в Туле и не иметь автомата Калашникова.
- Пряники - попса! - сказал Убер.
- АКэ - говнорок! - Косолапый подумал и щелкнул пальцами. - Путин президент!
- Банально, - поморщился Убер. - И вообще, он в Питере уже выступал.
- Не пойдем?
- Не пойдем.
- Слушайте, друзья-товарищи, вы задолбали, - сказал Иван. - Дайте поспать.
Побил кулаками подушку и уткнулся в нее лицом. Внезапно его накрыл холодный озноб. Вдруг я сейчас проснусь, а их нет? - подумал Иван, но упрямо продолжал лежать лицом в шершавую душную ткань, пахнущую застарелым потом.
- Что это с ним? - спросил голос Убера.
- А он всегда такой был, - Косолапый громко зевнул. - Не обращай внимания. А вот эту слышал?
- Отличная песня, - сказал голос Убера.
- Вот. Ты следующую послушай… ага, вот.
Меломаны, твою мать, подумал Иван, против воли улыбаясь. Подушка почему-то стала мокрой. Пахла сыростью и уютом.
* * *
- Можешь достать мне оружие? - спросил Иван. Зонис усмехнулся.
- Не вопрос. Какое надо?
На служебной платформе стояла все та же сырая темень, раздвигаемая желтым огоньком карбидки. Так же реял белый флажок на ржавом флагштоке. Но кое-что все-таки изменилось.
Иван изменился.
Дядя Евпат услышал его шаги, поднял голову от книжки. Блеснули очки.
- Вернулся? - спросил он буднично, словно Иван выходил на пару минут прогуляться.
Морщинистое его лицо выглядело совсем старым, осунувшимся.
- Ага. Привет, дядя. Как дела? Иван сел.
- Я слышал про твою Таню. Думаешь, тебя предали? - спросил Евпат.
- Никто никого не предавал, - сказал Иван. - Просто я поздно вернулся.
Никто никого не предавал, думает Таня. Так случилось. Мужчины ушли.
Морсвпн посвистывает, когда хочет есть. Или просто требует внимания.
Мужчины такие примитивные создания. Зато у них есть руки, - и это мужские руки. Удивительно. Тане хочется сесть и насладиться этим парадоксом, что у мужчин, оказывается, мужские руки: она даже их видит, крепкие, покрытые темным волосом, не гладкие, а словно отлитые из серого шершавого металла, с выступившими на запястье жилами, - у Ивана были такие.
Никогда не поймешь, насколько он сильный, пока он тебя не обнимет.
Очень сильный. Что-то в обмене веществ. Женщина ненамного меньше мужчины размером, а о такой силе ей остается только мечтать… Особенно когда сила так нужна.
Таню передергивает. Только что ушел Сазонов - Сазон, как его называл Иван. Каждый охотник желает знать, где сидит…
Два друга были у Ивана - лучших друга. Один теперь калека, другой вор. Пашка всегда был в нее влюблен, это Таня безошибочно чувствовала, но никогда не обдумывала. Мысль об этом обитала где-то на чердаке, в чуланчике для общинных вещей, на служебной платформе - куда никто никогда не заглядывает. Пашка был влюблен, но и только. Он был другом Ивана, - пока тот был жив. Пока Иван оставался ее Иваном.
А не этим полулегендарным героем-убийцей-психопатом. Она поворачивает голову и смотрит туда, где начинается железная решетка.
Скоро раздастся стук - резкий, металлический, - и скрипнет несмазанным металлом дверь. Это идет Пашка. Вжи-и, вжи, вжи-и-и. Крутятся колеса.
Когда он вернулся. после Восстания, она его не узнала. Пашка изменился. Стал желчный, злой, замкнулся, говорил теперь резко и порой грубо, - словно хотел обидеть. Словно это она была виновата в том, что Ивана больше нет, а Пашка есть, - но теперь он не может ходить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
- Она выходит замуж, - сказал Зонис.
Они с Иваном стояли по отдельности, на расстоянии, словно незнакомые люди. Здесь, на территории Альянса, ему было не с руки оказаться узнанным.
За прошедшее с их последней встречи время Зонис совсем не изменился. Как был мелким, наглым и болтливым, так и остался. Но внутренняя жесткость в нем была и раньше, - иначе бы он вообще не стал диггером.
Невский гудел вокруг. Иван дернул щекой. Этого и следовало ожидать.
- Что еще мне нужно знать?
Зонис пожал плечами. Все-таки совершенно семитская у него внешность. Нос, брови, профиль, покажи по отдельности, все равно поймут, что еврей. Рыжеватые вьющиеся волосы. И снайперский прищур глаз.
- Маяковская осталась под контролем Альянса, а Площадь Восстания, похоже, получит независимость. Буквально на днях. Кажется, даже собираются пригласить обратно на трон Ахмета. Правда, уже конституционным монархом. Тебя это удивляет? Меня нет. Нет и нет, если спросишь меня. Не удивляет.
- Что еще? - прервал Иван.
- На Василеостровскую провели свет. Постоянный. Без лимита и прочего. Такая фишка. Говорят, это все благодаря новому коменданту. Не знаю точно.
- А кто он? - спросил Иван. - Новый комендант?
- Твой старый друг Сазонов. Молодец парень, верно? Иван внимательно посмотрел на Зониса.
- Что-то не слышу искренности в твоем голосе.
- А он мне никогда не нравился, - сказал Зонис. - Не знаю почему. И до сих пор не нравится.
Иван кивком показал на стену.
- А ему?
- А ему уже все равно, - сказал Зонис и пошел прочь. Шелест ткани. Когда диггер ушел, Иван поднял взгляд.
На стене была маленькая белая табличка с надписью «Александр Шакилов». Вечная память, друг.
Иван вышел прогуляться по станции.
- Мультики посмотреть хочешь? - тихо предложил мужичок.
- Что? - Иван сначала не понял.
- Мультики. Есть новая штука - только для особых клиентов. «Фиолетовая пыль», дорогая, но того стоит. Ее с Васьки везут. Лучшего прихода ты в жизни не видел, гарантирую.
С Васьки. Иван помертвел, кулаки сжались сами собой. Фиолетовая пыль. Вот оно, значит, как обернулось?
- Откуда, говоришь? - глухо спросил он и шагнул вперед. Увидел в глазах мужичка страх, размахнулся…
Иван! Да остановись ты!
От торговца дурью его оттаскивали втроем. Потом били. Иван почувствовал, как треснули ребра с правой стороны. Когда его привели в комнату, бросили на койку, он лег и отвернулся к стене.
Я умер, подумал Иван.
Скинхед взял в руки коробку, повертел, разглядывая надпись на экране.
- Том Вэйтс, - прочитал Убер вслух. - Я и забыл, что такой существует.
- Блюз, - сказал Косолапый. Это был его аудиоплеер.
- Ага, блюз.
Убер с Косолапым переглянулись. С пониманием. Я знал, что они друг другу понравятся, подумал Иван отстранение Жаль, что они так никогда и не встретились… Косолапый взял белую коробочку и нажал кнопку. Заиграла музыка, потом знакомый ужасный голос негромко запел о вечере субботы и теплом свете придорожной кафешки. И об официантке в белом передничке, ради которой только и стоило остаться в этом чертовом городишке. Прощай и пора на автобус.
- Жить в Питере и не слушать блюз - это все равно, что жить в Туле и не есть пряники. Или, скажем… - Косолапый задумался на мгновение. - Жит в Туле и не иметь самовара…
- Угу. Или жить в Иваново и не быть девственницей. Твои сравнения., прямо скажем…
- Вот еще: жить в Туле и не иметь автомата Калашникова.
- Пряники - попса! - сказал Убер.
- АКэ - говнорок! - Косолапый подумал и щелкнул пальцами. - Путин президент!
- Банально, - поморщился Убер. - И вообще, он в Питере уже выступал.
- Не пойдем?
- Не пойдем.
- Слушайте, друзья-товарищи, вы задолбали, - сказал Иван. - Дайте поспать.
Побил кулаками подушку и уткнулся в нее лицом. Внезапно его накрыл холодный озноб. Вдруг я сейчас проснусь, а их нет? - подумал Иван, но упрямо продолжал лежать лицом в шершавую душную ткань, пахнущую застарелым потом.
- Что это с ним? - спросил голос Убера.
- А он всегда такой был, - Косолапый громко зевнул. - Не обращай внимания. А вот эту слышал?
- Отличная песня, - сказал голос Убера.
- Вот. Ты следующую послушай… ага, вот.
Меломаны, твою мать, подумал Иван, против воли улыбаясь. Подушка почему-то стала мокрой. Пахла сыростью и уютом.
* * *
- Можешь достать мне оружие? - спросил Иван. Зонис усмехнулся.
- Не вопрос. Какое надо?
На служебной платформе стояла все та же сырая темень, раздвигаемая желтым огоньком карбидки. Так же реял белый флажок на ржавом флагштоке. Но кое-что все-таки изменилось.
Иван изменился.
Дядя Евпат услышал его шаги, поднял голову от книжки. Блеснули очки.
- Вернулся? - спросил он буднично, словно Иван выходил на пару минут прогуляться.
Морщинистое его лицо выглядело совсем старым, осунувшимся.
- Ага. Привет, дядя. Как дела? Иван сел.
- Я слышал про твою Таню. Думаешь, тебя предали? - спросил Евпат.
- Никто никого не предавал, - сказал Иван. - Просто я поздно вернулся.
Никто никого не предавал, думает Таня. Так случилось. Мужчины ушли.
Морсвпн посвистывает, когда хочет есть. Или просто требует внимания.
Мужчины такие примитивные создания. Зато у них есть руки, - и это мужские руки. Удивительно. Тане хочется сесть и насладиться этим парадоксом, что у мужчин, оказывается, мужские руки: она даже их видит, крепкие, покрытые темным волосом, не гладкие, а словно отлитые из серого шершавого металла, с выступившими на запястье жилами, - у Ивана были такие.
Никогда не поймешь, насколько он сильный, пока он тебя не обнимет.
Очень сильный. Что-то в обмене веществ. Женщина ненамного меньше мужчины размером, а о такой силе ей остается только мечтать… Особенно когда сила так нужна.
Таню передергивает. Только что ушел Сазонов - Сазон, как его называл Иван. Каждый охотник желает знать, где сидит…
Два друга были у Ивана - лучших друга. Один теперь калека, другой вор. Пашка всегда был в нее влюблен, это Таня безошибочно чувствовала, но никогда не обдумывала. Мысль об этом обитала где-то на чердаке, в чуланчике для общинных вещей, на служебной платформе - куда никто никогда не заглядывает. Пашка был влюблен, но и только. Он был другом Ивана, - пока тот был жив. Пока Иван оставался ее Иваном.
А не этим полулегендарным героем-убийцей-психопатом. Она поворачивает голову и смотрит туда, где начинается железная решетка.
Скоро раздастся стук - резкий, металлический, - и скрипнет несмазанным металлом дверь. Это идет Пашка. Вжи-и, вжи, вжи-и-и. Крутятся колеса.
Когда он вернулся. после Восстания, она его не узнала. Пашка изменился. Стал желчный, злой, замкнулся, говорил теперь резко и порой грубо, - словно хотел обидеть. Словно это она была виновата в том, что Ивана больше нет, а Пашка есть, - но теперь он не может ходить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116