- Это дело вкуса, - сказала Лиз, и по какой-то причине это показалось нам таким смешным, что мы начали смеяться и не могли остановиться.
Мы хохотали так сильно, что едва не задохнулись. Пароксизм веселья унес нас безнадежно далеко. Каждый раз, когда кто-нибудь останавливался, чтобы перевести дыхание, смех другого снова заражал обоих. Она лежала на мне и ничего не могла поделать с собой, а истерические спазмы накатывали на нас волна за волной. Мы смеялись, хихикали, хохотали, икали, задыхались, изнемогая от беспричинного смеха.
А потом, когда мы наконец пришли в себя, не имея даже сил отдышаться, я глупо ухмыльнулся и сообщил: - А знаешь, мне нравится в твоей рубашке. Я имел в виду сразу обе причины.
- Мне тоже нравится в моей рубашке.
Она позволила своим пальцам заняться исследованием, они прошлись вниз и вверх, потом внутрь, пока она не обнаружила единственную часть моего тела с гладкой кожей и ласково проследила ее по всей длине. Ее пальцы были как бархат.
- Если ты будешь продолжать стоять на своем, - простонал я, - мне придется вылезти из рубашки.
- Если ты будешь продолжать стоять, - со значением заметила Лиз, - то мне придется влезть в рубашку.
- Давай! А ну-ка рискни!
И она рискнула. И я рискнул. Мы оба рискнули. Целых два раза.
Потом Лиз заказала завтрак прямо в постель. Его принес Шон. Свежие яйца, взбитые с маслом! Апельсиновый сок! И настоящий кофе! Подарок от капитана. Шон показал себя безукоризненным джентльменом. Он подавал еду, не замечая моего наряда. Возможно, ему доводилось видеть гораздо больше, чем я мог себе представить. Но я был слишком хорошо воспитан, чтобы спросить.
Он, впрочем, намекнул, что рубашка надета задом наперед.
- Лучше, если этикетка будет сзади. Позовите меня, когда потребуется еще что-нибудь.
Лиз сумела удержаться от смеха, пока дверь за ним не закрылась. А потом едва не прыснула кофе на одеяло.
- О господи, - задохнулась она. - Ну и репутация у тебя будет.
- В тебе говорит ревность, - фыркнул я. - Как ты думаешь, в розовом я был бы таким же хорошеньким?
«Горячее кресло», передача от 3 апреля (продолжение):
РОБИНСОН… Хорошо, доктор Форман. Давайте вернемся к этой вашей «сердцевинной группе». Хторран-ское заражение - идеальное прикрытие для ваших замыслов. У вас же есть секретный план, не так ли?
ФОРМАН. Если я вам скажу, каким же он будет секретным?
РОБИНСОН. Ага!
ФОРМАН. Это шутка, Джон. Вы помните, что такое шутки, а?
РОБИНСОН. Но у вас все-таки есть секретный план, не так ли?
ФОРМАН. Это никакой не секрет. Просто план.
РОБИНСОН. А?..
ФОРМАН. Секретный план заключается в том, что нет никакого секретного плана. Сердцевинную группу интересует не власть, а операционный контекст. Если я могу позволить себе маленький каламбур, то контекст - это текст и все остальное тоже.
РОБИНСОН (бросает скептический взгляд в камеру}. Кончайте трепаться, док. Если хотите поговорить о том, как сражаться с червями, я к вашим услугам. Но когда вы начинаете толковать о контекстуальных сферах сознания, я просто засыпаю. Все, что вы говорите, по сути сводится к одному: нам не победить червей, пока мы не выработаем правильного мировоззрения. Вы используете это как предлог, чтобы исподволь влиять на выборных лиц, принимающих решения. Ладно, хотел бы я знать, кто выбирал вас?
ФОРМАН. Вот оно! Вам мешает скептицизм. Вы продолжаете считать, что находитесь вне сферы самосознания. Вы не осознаете, что вы, и ваше шоу, и наша дискуссия - все это составные части процесса. Потому и ведете себя так, словно не несете ответственности за все остальное, что происходит в этой сфере самосознания.
РОБИНСОН. Перестаньте, перестаньте сейчас же - помните, о чем мы договорились? Если вы собираетесь жить на этой планете, то должны говорить на нашем языке. А сейчас вы что сказали? Можете перевести это на нормальный человеческий язык?
ФОРМАН. Виноват, я все время забываюсь. Прошу прошения, что переоценил ваш интеллект. Давайте немного помедленнее. Представьте себе круг, хорошо? Смотрите, для вас я рисую его в воздухе. Проводя линию, человек делает различие. Отделяет одну совокупность понятий от другой совокупности понятий. Как только вы провели линию, вы начали сортировать: эти идеи будут по эту сторону от нее, внутри круга, а эти останутся за его пределами. Теперь все, лежащее внутри данной области, является составными частями процесса победы над хтор-ранским заражением и восстановления Земли, а все вне ее к этому не относится. Вы реагируете на нашу дискуссию так, словно находитесь за пределами круга, но это не так. Вы - в том же самом круге, что и все мы, потому что тоже хотите поражения хторран и восстановления Земли, даже если считаете меня шарлатаном и болтуном. Так что мы спорим в действительности не о различиях, Джон, а о том, как найти что-то общее, чтобы действовать заодно.
РОБИНСОН. Остроумно. Хорошо, у вас есть круг, битком набитый идеями. Что будет, если я приду в этот ваш круг со своей идеей, которая покажется вам неподходящей? Меня «отсортируют», как Дороти Чин, верно?
ФОРМАН. Это не мой круг. Это наш круг. Он принадлежит всем нам. Я не могу отсортировать вас, вы сделаете это сами. Смотрите, круг - контекст - это то различие, которое мы сделали, когда согласились с целью. Мы равняемся на контекст. А сейчас сложная часть: люди не соглашаются не с целями, если они достаточно широки, чтобы включать их личные устремления. Они бывают несогласны с методами. Призыв к действию почти всегда увязает в трясине разногласий. И вместо результатов мы имеем политические партии.
РОБИНСОН. Значит, если я правильно вас понимаю, вы за ликвидацию всех оппозиционных точек зрения…
ФОРМАН. Опять вы за свое.
РОБИНСОН. О, я выражаюсь не так многословно, конечно, но разве не правда, что ваши тренировки создают замкнутый менталитет? Группа людей совместно переживает очень интенсивное промывание мозгов. Разумеется, выжившие должны ощущать своего рода братство.
ФОРМАН (поощряя). И я думаю?..
РОБИНСОН. И я думаю, что не важно, как много прекрасных слов вы произносите и как вы нацелены на достижение потрясающих результатов - видите, я тоже могу выражаться на вашем жаргоне, - на самом деле вы занимаетесь созданием элитного класса тех, кто принимает решения, исключая остальных из процесса, насаждаете сепаратизм, злоупотребления, чувство обиды и даже еще большее отчуждение между людьми, отчего выиграть войну становится еще труднее, чем когда-либо.
ФОРМАН. Факты говорят об обратном…
РОБИНСОН. О? Вы считаете, что мы и в самом деле побеждаем?
ФОРМАН. Мы выживаем. И множим варианты выживания. Мы наконец-то мобилизуемся до такой степени, что начинаем задумываться над большим, чем каждодневное выживание. Мы больше не бежим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174