Новая песня звучит все громче…
Нет больше песен. Нет цветов. Все стало черным. Толпа чудовищ распалась на обрывки хаотических масс. Внезапно все смешалось.
Там, где песни боролись между собой сильнее всего, черви атаковали друг друга. Первое убийство словно отозвалось эхом. Синхронность по-прежнему сохранялась даже в центре этого ужаса, но теперь она выражалась в ярости. Черви атаковали друг друга. Даже те, крторые были окружены червями, разделяющими ту же песню и демонстрирующими те же цвета, внезапно завизжали и заревели. Они оседали на хвост, высоко вставали на дыбы и обрушивались вниз. Все пасти, все клыки, все зубы, челюсти и острые клешни, все визги, вся ярость, кровь, глаза, ужас, паника, страх, крики - все это снова, на этот раз крупнее, чем в жизни, светилось на огромных, высотой со стену, экранах конференц-зала «Иеронима Босха». Бойня закончилась быстро. Это только казалось, что она длилась целую вечность.
Рабочая гипотеза относительно несоответствия между малыми размерами мозга гастропод и сложными формами поведения, которые демонстрировали разные особи, предполагает, что гастроподы компенсируют ограниченные возможности своего мозга с помощью внутренней сети нервных симбионтов.
Предполагается, что полностью развитая внутренняя сеть нервных симбионтов функционирует как хранилище памяти сложных поведенческих программ. Сталкиваясь со знакомой ситуацией, кортикальные ганглии автоматически запускают нужную программу. Таким образом, существо нуждается не в интеллекте, а только в программировании.
Это объясняет, почему животные часто впадают в ступор, обвиваясь друг вокруг друга, когда встречаются с новой или экстраординарной ситуацией. Это явно защитная реакция. Свиваясь вместе, отдельные особи защищены, пока они вырабатывают новые ответы на незнакомую ситуацию.
«Красная книга» (Выпуск 22. 19А)
22 КОД ГНЕЗДА
Когда фанатик жаждет отдать свою жизнь за идею, он, возможно, не менее сильно жаждет отдать за нее и вашу жизнь тоже.
Соломон Краткий
Потом наконец я выключил запись, и изображение на всех экранах исчезло.
Я откашлялся, прочищая горло.
Аудитория снова сосредоточила внимание на мне.
- Мы исполнили не ту песню, - спокойно констатировал я, обводя взглядом зал. - Это была моя ошибка, но…
Я очень тщательно взвешивал свои слова, памятуя о микрофоне передо мной. Все сказанное шло прямо в эфир, и то, что я собирался сказать, тоже пойдет туда.
- Но, - продолжал я, - если нам суждено было ошибиться - если мне суждено было ошибиться, - это разумная ошибка. То, что случилось с мандалой Коари, научило нас тому, чего мы никогда не узнали бы другим способом. - Я взглянул на Лиз. Она одобрительно кивнула, и я продолжил: - Можно предположить, что каждое гнездо имеет свою собственную, отличающуюся от других песню. Это нагляднейшим образом продемонстрировал тот ужас, что разразился внизу. Мы вторглись в гнездо с чужой песней. Некоторые черви восприняли ее как свою собственную. Другие - нет. Мне кажется, видеозаписи говорят сами за себя. Механизмы этого феномена… должны еще изучаться некоторое время. Э… я хочу сказать еще кое-что, а потом кто-нибудь продолжит информацию.
Во-первых, если каждая мандала имеет свою собственную характерную песню, тогда, как мне кажется, пределы ее возможного роста ограничиваются приближением к территории другой мандалы. Если исходить из виденного, война между гнездами будет такой… - я покачал головой, - что ее невозможно представить. М-м. В Коари до сих пор работает несколько мониторов, а над остатками мандалы летают птицы-шпионы. Э… - Я заколебался. Мне действительно было невыносимо произносить это вслух. - Э… бойня продолжается до сих пор.
Послышался недоверчивый ропот. Я неохотно кивнул и зажег изображение на настенных экранах.
Хотя каждый из нас ненавидел заражение за то, что оно принесло нам, нашей планете, нашей цивилизации, мы все-таки сохраняли глубоко запрятанное внутри уважение к врагу. Может быть, это связано с унаследованным священным отношением к жизни в целом, как бы она ни проявлялась. Может быть, в нас говорила любознательность, может быть, наш антропоморфизм, благодаря которому мы отождествляли себя со всеми живыми существами, а возможно, даже и любовь. Что бы это ни было, подобное бессмысленное и ненужное самоубийство произвело на всех тяжелое впечатление.
Как бы странно это ни прозвучало, мы, по сути, с уважением относились к сложности и удивительности этой загадочной экологии - ее невероятной плодовитости и замысловатой конструкции партнерств и симбиозов, захлестывающих нашу планету Мы могли убивать их всеми доступными нам способами, но не могли это делать без сожаления. Теперь мы знали нашего врага достаточно хорошо, чтобы уважать его. Мы убивали их - и одновременно скорбели по ним.
Изображения на экранах говорили сами за себя, но для тех, кто следил за нашей работой по сети, я давал краткие пояснения.
- Уцелевшие черви уничтожают все вокруг. Друг друга. Дома, загоны, сады. Туннели под землей. Они не останавливаются, занимаясь этим всю ночь и все утро. Ярость людской толпы иссякла бы через час или два. А черви… просто продолжают. Все в Коари просто… сошло с ума. Вчера я высказал предположение, что песнь гнезда - это способ настраиваться и программировать поведение. Ну… это, возможно, и есть реальное тому доказательство. Черви Коари ведут себя так, словно все одновременно перепрограммировались на сумасшествие. Думаю, что. убийства и разрушения не закончатся до тех пор, пока последний хторр не умрет от перенапряжения. Я не осмеливаюсь предположить, что произойдет с ман-далой Коари потом, сможет ли она возродиться. Мы даже не в состоянии решить, что от нее останется. М-м…
Я еще раз взглянул на Лиз, и она снова кивнула.
- М-м… теперь самая сложная часть, и я заранее прошу прошения за…
Я замолчал. Потом заставил себя сделать большой глоток холодной воды. Этому фокусу научила меня Лиз. А она переняла его у доктора Зимф. Когда сомневаешься, пей воду, но только в том случае, если можешь держать ноги скрещенными четыре часа подряд. Ведь никогда не знаешь, сколько протянется совещание.
Я набрал в грудь воздуха и снова поднял лицо к аудитории.
- То, что я собираюсь показать вам, особенно ужасно. Это касается людей. Если кто-то чувствует, что не выдержит, прошу покинуть зал сейчас. То же самое относится и к следящим за нашим заседанием по сети. Это очень страшные кадры.
Я подождал. Никто не пошевелился. Конечно же нет. Они никогда этого не сделают. Вздохнув, я включил следующий набор изображений. И звук тоже.
Раздались испуганные и потрясенные вздохи. И крики. «О господи, нет!..» и «Ради всего святого, выключите это!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174
Нет больше песен. Нет цветов. Все стало черным. Толпа чудовищ распалась на обрывки хаотических масс. Внезапно все смешалось.
Там, где песни боролись между собой сильнее всего, черви атаковали друг друга. Первое убийство словно отозвалось эхом. Синхронность по-прежнему сохранялась даже в центре этого ужаса, но теперь она выражалась в ярости. Черви атаковали друг друга. Даже те, крторые были окружены червями, разделяющими ту же песню и демонстрирующими те же цвета, внезапно завизжали и заревели. Они оседали на хвост, высоко вставали на дыбы и обрушивались вниз. Все пасти, все клыки, все зубы, челюсти и острые клешни, все визги, вся ярость, кровь, глаза, ужас, паника, страх, крики - все это снова, на этот раз крупнее, чем в жизни, светилось на огромных, высотой со стену, экранах конференц-зала «Иеронима Босха». Бойня закончилась быстро. Это только казалось, что она длилась целую вечность.
Рабочая гипотеза относительно несоответствия между малыми размерами мозга гастропод и сложными формами поведения, которые демонстрировали разные особи, предполагает, что гастроподы компенсируют ограниченные возможности своего мозга с помощью внутренней сети нервных симбионтов.
Предполагается, что полностью развитая внутренняя сеть нервных симбионтов функционирует как хранилище памяти сложных поведенческих программ. Сталкиваясь со знакомой ситуацией, кортикальные ганглии автоматически запускают нужную программу. Таким образом, существо нуждается не в интеллекте, а только в программировании.
Это объясняет, почему животные часто впадают в ступор, обвиваясь друг вокруг друга, когда встречаются с новой или экстраординарной ситуацией. Это явно защитная реакция. Свиваясь вместе, отдельные особи защищены, пока они вырабатывают новые ответы на незнакомую ситуацию.
«Красная книга» (Выпуск 22. 19А)
22 КОД ГНЕЗДА
Когда фанатик жаждет отдать свою жизнь за идею, он, возможно, не менее сильно жаждет отдать за нее и вашу жизнь тоже.
Соломон Краткий
Потом наконец я выключил запись, и изображение на всех экранах исчезло.
Я откашлялся, прочищая горло.
Аудитория снова сосредоточила внимание на мне.
- Мы исполнили не ту песню, - спокойно констатировал я, обводя взглядом зал. - Это была моя ошибка, но…
Я очень тщательно взвешивал свои слова, памятуя о микрофоне передо мной. Все сказанное шло прямо в эфир, и то, что я собирался сказать, тоже пойдет туда.
- Но, - продолжал я, - если нам суждено было ошибиться - если мне суждено было ошибиться, - это разумная ошибка. То, что случилось с мандалой Коари, научило нас тому, чего мы никогда не узнали бы другим способом. - Я взглянул на Лиз. Она одобрительно кивнула, и я продолжил: - Можно предположить, что каждое гнездо имеет свою собственную, отличающуюся от других песню. Это нагляднейшим образом продемонстрировал тот ужас, что разразился внизу. Мы вторглись в гнездо с чужой песней. Некоторые черви восприняли ее как свою собственную. Другие - нет. Мне кажется, видеозаписи говорят сами за себя. Механизмы этого феномена… должны еще изучаться некоторое время. Э… я хочу сказать еще кое-что, а потом кто-нибудь продолжит информацию.
Во-первых, если каждая мандала имеет свою собственную характерную песню, тогда, как мне кажется, пределы ее возможного роста ограничиваются приближением к территории другой мандалы. Если исходить из виденного, война между гнездами будет такой… - я покачал головой, - что ее невозможно представить. М-м. В Коари до сих пор работает несколько мониторов, а над остатками мандалы летают птицы-шпионы. Э… - Я заколебался. Мне действительно было невыносимо произносить это вслух. - Э… бойня продолжается до сих пор.
Послышался недоверчивый ропот. Я неохотно кивнул и зажег изображение на настенных экранах.
Хотя каждый из нас ненавидел заражение за то, что оно принесло нам, нашей планете, нашей цивилизации, мы все-таки сохраняли глубоко запрятанное внутри уважение к врагу. Может быть, это связано с унаследованным священным отношением к жизни в целом, как бы она ни проявлялась. Может быть, в нас говорила любознательность, может быть, наш антропоморфизм, благодаря которому мы отождествляли себя со всеми живыми существами, а возможно, даже и любовь. Что бы это ни было, подобное бессмысленное и ненужное самоубийство произвело на всех тяжелое впечатление.
Как бы странно это ни прозвучало, мы, по сути, с уважением относились к сложности и удивительности этой загадочной экологии - ее невероятной плодовитости и замысловатой конструкции партнерств и симбиозов, захлестывающих нашу планету Мы могли убивать их всеми доступными нам способами, но не могли это делать без сожаления. Теперь мы знали нашего врага достаточно хорошо, чтобы уважать его. Мы убивали их - и одновременно скорбели по ним.
Изображения на экранах говорили сами за себя, но для тех, кто следил за нашей работой по сети, я давал краткие пояснения.
- Уцелевшие черви уничтожают все вокруг. Друг друга. Дома, загоны, сады. Туннели под землей. Они не останавливаются, занимаясь этим всю ночь и все утро. Ярость людской толпы иссякла бы через час или два. А черви… просто продолжают. Все в Коари просто… сошло с ума. Вчера я высказал предположение, что песнь гнезда - это способ настраиваться и программировать поведение. Ну… это, возможно, и есть реальное тому доказательство. Черви Коари ведут себя так, словно все одновременно перепрограммировались на сумасшествие. Думаю, что. убийства и разрушения не закончатся до тех пор, пока последний хторр не умрет от перенапряжения. Я не осмеливаюсь предположить, что произойдет с ман-далой Коари потом, сможет ли она возродиться. Мы даже не в состоянии решить, что от нее останется. М-м…
Я еще раз взглянул на Лиз, и она снова кивнула.
- М-м… теперь самая сложная часть, и я заранее прошу прошения за…
Я замолчал. Потом заставил себя сделать большой глоток холодной воды. Этому фокусу научила меня Лиз. А она переняла его у доктора Зимф. Когда сомневаешься, пей воду, но только в том случае, если можешь держать ноги скрещенными четыре часа подряд. Ведь никогда не знаешь, сколько протянется совещание.
Я набрал в грудь воздуха и снова поднял лицо к аудитории.
- То, что я собираюсь показать вам, особенно ужасно. Это касается людей. Если кто-то чувствует, что не выдержит, прошу покинуть зал сейчас. То же самое относится и к следящим за нашим заседанием по сети. Это очень страшные кадры.
Я подождал. Никто не пошевелился. Конечно же нет. Они никогда этого не сделают. Вздохнув, я включил следующий набор изображений. И звук тоже.
Раздались испуганные и потрясенные вздохи. И крики. «О господи, нет!..» и «Ради всего святого, выключите это!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174