Земля безмолвствовала. Деревья поникли. Упадок ощущался повсюду. Мы плыли в глубь пустыни. Покрывало смерти окутывало мир.
Молодая женщина, незнакомая мне, отвернулась от окна и зарыдала. Другая женщина повела ее в передний салон - чтобы помочь? Или ей тоже стало невмоготу? Какая разница. Сегодня будет много слез - и много истерик, прежде чем экспедиция завершится. Это ожидалось, И не возбранялось.
Впереди заходящее солце разбухло и покраснело. Оно погружалось в голубовато-серую дымку, как раздувшийся труп утопленника, тонущий в промозглом мрачном болоте. Его тусклый свет был коричневым и отвратительным. Последнее горячее дыхание джунглей обдавало стоящих на смотровом балконе «Босха» зловонием.
Проплешины на земле тянулись и разрастались в длинные полосы распаханной пустыни. Виднелись бледные пятна, словно выжженные. Земля была взрыхлена, удобрена золой и оставлена обнаженной для красной заразы.
То там, то здесь из почвы выступали кости Земли: твердые когти скал торчали, словно клешни чудовища, пытающегося выкарабкаться в запятнанные кровью сумерки. Черные тени сворачивались по краям неровностей земли, образуя мрачные закоулки на дне каждого ручейка, каждой долины.
Изредка на фоне кошмарного пейзажа появлялся червь. Он замечал нас и замирал в изумлении. Потом махал руками и выл, или бросался в панике прочь, или гнался за нами, пытаясь удержаться в тени дирижабля.
Теперь внизу стояли лишь редкие стволы деревьев, голые и одинокие. Остатки подлеска выглядели болезненными и слабыми и встречались все реже и реже, пока совсем не исчезли. По контрасту хторранская растительность становилась все более зрелой и торжествующей. Сочная, богатая и поразительная, пробивающаяся повсюду буйными мазками насыщенного цвета, она радостно расползалась по земле. Мы летели над складчатым радужным ковром - обнаженные джунгли были теперь исчерчены зловещими пурпурными перелесками смерти, розовыми и голубыми полями чего-то светящегося, как замерзший цианид, полосами ярко-оранжевой отравы и возвышающимися черными башнями волочащихся рощ, затканных красными и серебристыми кружевами, - они напоминали разряженных шлюх.
Появились первые купола. Они выпячивались круговыми розовыми группами - большие в центре, а вокруг них теснились малые. Между ними растопыренными пальцами торчали тотемные столбы, похожие на оплывшие свечи. Проспекты, покрытые красной и пурпурной листвой, вились и петляли между гнезд, кружа и извиваясь, как змеи. Затем пошли загоны, пустые и полные. Внутри копошились животные. Тысяченожки, кролико-собаки, либбиты и твари, которых я раньше не видел, - похожие на мелких ярких червей. И люди. Там были и люди. Они тупо смотрели на нас. Даже не махали.
Из-под земли с шипением и ревом выскочили первые черви. Они уставились вверх, размахивая руками и мигая глазами в попытках сфокусировать зрение, воспринять размеры огромного тела, заслонявшего от них небо. Они устремились следом, стараясь оставаться в нашей тени.
Теперь мандала стала гуще. Мы видели сады - они были разбиты с той же аккуратностью, что и гнезда, - строгие окружности пурпурного, красного и голубого цветов. Мне просто не терпелось узнать, что же в них растет - и кто или что пользуется плодами. Сеть каналов, вьющихся вокруг гнезд и питающих сады, образовывала вместе с колодцами сложную систему орошения. Потом загонов и гнезд стало еще больше - пошел следующий круг манда-лы, от которого наружу тянулось еще больше ответвлений - к еще более многочисленным садам, кододцам, полям. Купола стали больше, теснились плотнее, сильнее выпячивались вверх и приобрели более сферическую форму. Проспекты стали шире. Мандала зрела.
А черви по-прежнему скользили следом, их становилось все больше и больше, визжащих и кричащих. Кричали они от ужаса или звали нас? Не имею понятия.
Мы беззвучно скользили над кроваво-красным дном преисподней. Воздушный корабль огромным розовым облаком плыл все дальше к центру кошмара. Водоворот расширялся. Он засасывал нас.
Внизу кричали черви. В их криках звучал голод.
Возможно, из-за сопутствующего усиления чувственного восприятия одним из заметных результатов присутствия нервных симбионтов в теле человека является снижение речевой активности.
Согласно нашей рабочей гипотезе, мозг зараженного человека перестает выполнять многие из своих высших функций, а присутствие нервных симбионтов просто блокирует способность этого органа функционировать.
Альтернативная, хотя и менее вероятная гипотеза предполагает, что присутствие нервных симбионтов превращает кожный покров человека в сверхэффективный орган чувств и мозг инфицированного просто не в состоянии справиться с огромным потоком информации, поступающим из этого источника.
Для зараженного человека это означает примерно то же, что обзор в триста шестьдесят градусов и диапазон видения от ультрафиолетовой части спектра до инфракрасной, восприятие звуков от 0 до 160 децибел плюс равноценные обоняние, осязание, вкусовая и температурная чувствительность, ощущение атмосферного давления, а также реакция на любой раздражитель, который способны воспринимать нервные симбионты.
Как. предполагается, мозг инфицированного человека может захлестнуть такая широкая волна восприятия, что спустя некоторое время речевые функции перегружаются, перегорают или затопляются. Или, возможно, по сравнению с раскаленной баней расширенного видения, слышания, вкуса и т. д., любой язык становится настолько несущественным, что зараженный индивидуум просто отказывается от маловажной детали. Эта гипотеза по-прежнему остается непроверенной.
«Красная книга» (Выпуск 22. 19А)
16 НАБЛЮДАТЕЛЬНЫЙ ТРЮМ
Большая проблема заключается не в том, что люди действуют не по инструкции, а в том, что ни один из них даже не заглядывает в инструкцию.
Соломон Краткий
Мы наблюдали. Люди прилипли к окнам, не в силах оторваться от них.
Сзади нас жужжали и чирикали мониторы, записывая все подряд. Техники тихо бормотали в головные телефоны, но их голоса звучали приглушенно, а выражение лиц было мрачным. Не слышалось добродушных шуток, комментариев - отсутствовал обычный фон.
Никто не был готов к этому - в таком масштабе. Не было слов, чтобы описать глубину изолированности и одиночества, которые мы внезапно ощутили, всю бездну заброшенности и бессилия. Его запах явственно ощущался в воздухе по всему «Босху». Привычное состояние вдруг треснуло и рассыпалось на куски. Мир, который, как нам казалось, мы знали, действительно умирал. Он закончился. Полностью.
Я не мог выдержать это, ушел из носового салона и, спустившись по ступенькам, оказался на просторной грузовой палубе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174
Молодая женщина, незнакомая мне, отвернулась от окна и зарыдала. Другая женщина повела ее в передний салон - чтобы помочь? Или ей тоже стало невмоготу? Какая разница. Сегодня будет много слез - и много истерик, прежде чем экспедиция завершится. Это ожидалось, И не возбранялось.
Впереди заходящее солце разбухло и покраснело. Оно погружалось в голубовато-серую дымку, как раздувшийся труп утопленника, тонущий в промозглом мрачном болоте. Его тусклый свет был коричневым и отвратительным. Последнее горячее дыхание джунглей обдавало стоящих на смотровом балконе «Босха» зловонием.
Проплешины на земле тянулись и разрастались в длинные полосы распаханной пустыни. Виднелись бледные пятна, словно выжженные. Земля была взрыхлена, удобрена золой и оставлена обнаженной для красной заразы.
То там, то здесь из почвы выступали кости Земли: твердые когти скал торчали, словно клешни чудовища, пытающегося выкарабкаться в запятнанные кровью сумерки. Черные тени сворачивались по краям неровностей земли, образуя мрачные закоулки на дне каждого ручейка, каждой долины.
Изредка на фоне кошмарного пейзажа появлялся червь. Он замечал нас и замирал в изумлении. Потом махал руками и выл, или бросался в панике прочь, или гнался за нами, пытаясь удержаться в тени дирижабля.
Теперь внизу стояли лишь редкие стволы деревьев, голые и одинокие. Остатки подлеска выглядели болезненными и слабыми и встречались все реже и реже, пока совсем не исчезли. По контрасту хторранская растительность становилась все более зрелой и торжествующей. Сочная, богатая и поразительная, пробивающаяся повсюду буйными мазками насыщенного цвета, она радостно расползалась по земле. Мы летели над складчатым радужным ковром - обнаженные джунгли были теперь исчерчены зловещими пурпурными перелесками смерти, розовыми и голубыми полями чего-то светящегося, как замерзший цианид, полосами ярко-оранжевой отравы и возвышающимися черными башнями волочащихся рощ, затканных красными и серебристыми кружевами, - они напоминали разряженных шлюх.
Появились первые купола. Они выпячивались круговыми розовыми группами - большие в центре, а вокруг них теснились малые. Между ними растопыренными пальцами торчали тотемные столбы, похожие на оплывшие свечи. Проспекты, покрытые красной и пурпурной листвой, вились и петляли между гнезд, кружа и извиваясь, как змеи. Затем пошли загоны, пустые и полные. Внутри копошились животные. Тысяченожки, кролико-собаки, либбиты и твари, которых я раньше не видел, - похожие на мелких ярких червей. И люди. Там были и люди. Они тупо смотрели на нас. Даже не махали.
Из-под земли с шипением и ревом выскочили первые черви. Они уставились вверх, размахивая руками и мигая глазами в попытках сфокусировать зрение, воспринять размеры огромного тела, заслонявшего от них небо. Они устремились следом, стараясь оставаться в нашей тени.
Теперь мандала стала гуще. Мы видели сады - они были разбиты с той же аккуратностью, что и гнезда, - строгие окружности пурпурного, красного и голубого цветов. Мне просто не терпелось узнать, что же в них растет - и кто или что пользуется плодами. Сеть каналов, вьющихся вокруг гнезд и питающих сады, образовывала вместе с колодцами сложную систему орошения. Потом загонов и гнезд стало еще больше - пошел следующий круг манда-лы, от которого наружу тянулось еще больше ответвлений - к еще более многочисленным садам, кододцам, полям. Купола стали больше, теснились плотнее, сильнее выпячивались вверх и приобрели более сферическую форму. Проспекты стали шире. Мандала зрела.
А черви по-прежнему скользили следом, их становилось все больше и больше, визжащих и кричащих. Кричали они от ужаса или звали нас? Не имею понятия.
Мы беззвучно скользили над кроваво-красным дном преисподней. Воздушный корабль огромным розовым облаком плыл все дальше к центру кошмара. Водоворот расширялся. Он засасывал нас.
Внизу кричали черви. В их криках звучал голод.
Возможно, из-за сопутствующего усиления чувственного восприятия одним из заметных результатов присутствия нервных симбионтов в теле человека является снижение речевой активности.
Согласно нашей рабочей гипотезе, мозг зараженного человека перестает выполнять многие из своих высших функций, а присутствие нервных симбионтов просто блокирует способность этого органа функционировать.
Альтернативная, хотя и менее вероятная гипотеза предполагает, что присутствие нервных симбионтов превращает кожный покров человека в сверхэффективный орган чувств и мозг инфицированного просто не в состоянии справиться с огромным потоком информации, поступающим из этого источника.
Для зараженного человека это означает примерно то же, что обзор в триста шестьдесят градусов и диапазон видения от ультрафиолетовой части спектра до инфракрасной, восприятие звуков от 0 до 160 децибел плюс равноценные обоняние, осязание, вкусовая и температурная чувствительность, ощущение атмосферного давления, а также реакция на любой раздражитель, который способны воспринимать нервные симбионты.
Как. предполагается, мозг инфицированного человека может захлестнуть такая широкая волна восприятия, что спустя некоторое время речевые функции перегружаются, перегорают или затопляются. Или, возможно, по сравнению с раскаленной баней расширенного видения, слышания, вкуса и т. д., любой язык становится настолько несущественным, что зараженный индивидуум просто отказывается от маловажной детали. Эта гипотеза по-прежнему остается непроверенной.
«Красная книга» (Выпуск 22. 19А)
16 НАБЛЮДАТЕЛЬНЫЙ ТРЮМ
Большая проблема заключается не в том, что люди действуют не по инструкции, а в том, что ни один из них даже не заглядывает в инструкцию.
Соломон Краткий
Мы наблюдали. Люди прилипли к окнам, не в силах оторваться от них.
Сзади нас жужжали и чирикали мониторы, записывая все подряд. Техники тихо бормотали в головные телефоны, но их голоса звучали приглушенно, а выражение лиц было мрачным. Не слышалось добродушных шуток, комментариев - отсутствовал обычный фон.
Никто не был готов к этому - в таком масштабе. Не было слов, чтобы описать глубину изолированности и одиночества, которые мы внезапно ощутили, всю бездну заброшенности и бессилия. Его запах явственно ощущался в воздухе по всему «Босху». Привычное состояние вдруг треснуло и рассыпалось на куски. Мир, который, как нам казалось, мы знали, действительно умирал. Он закончился. Полностью.
Я не мог выдержать это, ушел из носового салона и, спустившись по ступенькам, оказался на просторной грузовой палубе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174