Бабушка поливала цветы, стоявшие на всех подоконниках. Их аромат наполнял гостиную.Мадам Киндши напоминала очаровательную французскую маркизу, которую так любил рисовать Фрагонар. Несмотря на простую одежду, в ее манере держаться было столько элегантности, а прическа из седых волос казалась настолько искусной, что не оставалось сомнений в том, что в небольшом домике живет светская дама.
Это соответствовало истине. Мадам Киндши была дочерью французского дворянина, и великолепная французская речь выдавала в ней парижанку по рождению и воспитанию.Ута была очень похожа на свою бабушку. От нее она унаследовала многое, а главное — тонкую кость и изящную фигурку.
— Ты опоздала, малышка, — сказала она Уте. А потом, понизив голос, спросила: — Все прошло нормально?
— Да, бабушка, Эрнест очень доволен.
— Вот и хорошо, у меня для тебя сюрприз.
— Какой?
— Из Парижа прислали платье.
— Ой, бабушка! — Ута в восторге захлопала в ладоши, а потом серьезно добавила: — Я боюсь!
— Боишься, дорогая?
— Да, бабушка. А если я хуже, чем думает Эрнест? Вдруг я провалюсь! Что мы тогда скажем дедушке?
Мадам Киндши закрыла лицо руками.
— Не думай об этом, — сказала она. — Это принесет неудачу. Нужно верить в лучшее, в себя, и ты выиграешь на чемпионате. Дедушка будет гордиться тобой и простит все. Увидишь, я права.
— Надеюсь, — сказала Ута, обняла бабушку и поцеловала в щеку.
— Спасибо за платье, оно красивое?
— Очаровательное! Прямо от Диора.
— Бабушка! Оно, наверное, стоило состояние?
— Более или менее. Но какое это имеет значение? Нужно прекрасно выглядеть, это уже половина победы.
Ута согласно кивнула.
— Да, — сказала она, — это правда. Иногда, бабушка, мне так хочется носить красивые платья, как у женщин в отеле.
Бабушка внимательно посмотрела на внучку.
— Откуда ты знаешь, что они носят? — изумилась она.
— Я слышала, читала в газетах и, конечно, иногда видела их. Как бы мне хотелось когда-нибудь пойти на ужин в вечернем платье, как в тех журналах, что ты привезла из Франции!
Мадам Киндши вздохнула.
— Дорогая, ты слишком молода.
— Мне восемнадцать,— сказала Ута. — Восемнадцать, бабушка! А я еще нигде не была и ничего не видела.
— Да, ты взрослеешь. Может быть, нам и не стоит держать тебя взаперти. Молодой девушке, должно быть, скучно.
— Ты знаешь, что это не так, — вспыхнула Ута. — Не думай, что я несчастна, бабушка. Я очень люблю тебя и дедушку. Просто иногда мне хочется вести себя так, как другие молоденькие девушки.
— Да, да, понимаю, — сказала мадам Киндши, наблюдая за выражением лица внучки. — Но ты же знаешь дедушку. Иногда он ведет себя очень строго, хотя руководствуется благими намерениями. Но я
тоже была молода и знаю, как хочется веселья, красивых платьев и компании сверстников.
— Как хорошо ты меня понимаешь! — вздохнула Ута.
Последовала недолгая пауза. Девушка подошла к окну и посмотрела на цветы, а потом тихо произнесла:
— Сегодня кое-что случилось.
— Что?
— Я опять встретила человека, которого спасла прошлой ночью.
— Он поднялся так рано? — недоумевала мадам Киндши. — Я думала, что гости в отеле встают не раньше полудня.
— Его не было на катке, — ответила Ута. — Он наблюдал за Эрнестом и мной из окна... Бабушка, он пригласил нас на завтрак.
Мадам всплеснула руками.
— Дорогая! Неужели ты пошла? Не дай Бог, дедушка узнает!
— Эрнест хорошо знаком с этим джентльменом... — начала Ута и резко повернулась к бабушке. — Почему дедушке это не понравится? Почему мне нельзя ни с кем разговаривать и никуда ходить? Он пригласил меня на ужин, бабушка, но мы с Эрнестом объяснили, почему мне нельзя принять приглашение. Он мне не поверил. Это было написано на его лице. Он думал, что я притворяюсь, играю в глупые игры... А мне так хотелось пойти...
В голосе Уты послышались рыдания, и мадам Киндши присела на стул с высокой спинкой.
— Бедняжка! — сказала она с болью.
Ута тут же подбежала к ней и стала на колени.
— Не надо, бабушка, — плакала она. — Я расстроила тебя, это подло. Давай забудем о том, что я говорила. Ты же знаешь, как я тебя люблю. Я не хочу быть неблагодарной по отношению к тебе и дедушке. Пожалуйста, прости меня, бабушка!
Мадам Киндши погладила вьющиеся золотые кудри и тихо произнесла с улыбкой:
— Мне не за что тебя прощать. Ты хочешь того, что должно быть. Ты молода и не можешь жить взаперти. Я поговорю с дедушкой и постараюсь убедить его.
— Нет, нет, только не сейчас, бабушка, — внезапно запаниковала Ута. — Не надо этого делать перед чемпионатом. Может быть, потом. Дедушка разозлится, узнав, что я буду участвовать в соревнованиях. Кто-нибудь обязательно расскажет ему, в этом сомнения нет. Я не хочу, чтобы он сердился на меня заранее. Ведь он может запретить мне выступать, а это так огорчит Эрнеста.
— Ты права, — согласилась мадам. — Но когда чемпионат закончится, мы постараемся убедить его. Он слишком избалован, в этом все дело.
— Неужели? А кто в этом виноват? — спросила Ута, уже улыбаясь.
— Да, это моя вина, — ответила бабушка. — Но я всегда его слишком любила.
— Но ведь и он любит тебя, — ласково заметила Ута.
— Да. Мы с Николасом прожили очень счастливую жизнь.
— Ты не жалеешь, что сбежала с ним? — спросила Ута, отлично зная ответ.
— Ни в коем случае! — ответила мадам. — Когда я приезжаю во Францию, вижусь с сестрами, общаюсь с их скучными, надменными мужьями и слышу от друзей, как им приходится закрывать глаза на связи с другими женщинами, когда узнаю о разводах и расставаниях среди людей моего возраста, тогда я на коленях благодарю Бога, что он дал нам смелость бежать и пронести нашу любовь через всю жизнь.
— О, бабушка, как я хочу, чтобы что-нибудь такое же романтическое случилось и со мной, — сказала Ута.
— Случится, моя дорогая, — ответила мадам Киндши, — однажды.
Перед последними словами она сделала паузу. Ута встала и беспокойно зашагала по комнате.
— Ты вышла замуж в восемнадцать, бабушка, — наконец сказала она. — Мне сейчас столько же.
У мадам Киндши сжалось сердце, потому что в голосе Уты послышалась мольба. Пожилая женщина уже давно ожидала этого. Год назад она согласилась, чтобы Эрнест Зипперт стал тренером Уты по фигурному катанию. Эти занятия полностью поглотили ее, и девушка ни о чем другом не думала.
К сожалению Николас многого не понимает. Он — упрямец, но с этим человеком она прожила всю жизнь. Ничто не могло нарушить спокойствия, унаследованного им от предков-крестьян. Киндши никогда не реагировал на вспышки гнева: которые часто провоцировала его собственная медлительность.
В молодости супруги ругались и ссорились, как резвые щенки. По прошествии лет об этом и вспоминать стало странно, ибо они пришли к согласию и миру во всем, кроме Уты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52